Он был также яхтсменом, отличным моряком и вообще личностью замечательной по двум причинам. Прежде всего, он был пионером крейсерских плаваний в одиночку или с очень небольшим экипажем, когда судовладелецкапитан, как правило, был одновременно штурманом, рулевым и матросом. Во-вторых, он был не только первоклассным моряком, но и великолепным наставником. Кроме того, он умел писать, превосходно выражать свои мысли, но, пожалуй, самое большое его достоинство заключалось в том, что он не был чрезмерно самолюбивым и подробно рассказывал, в какие попадал передряги, пока был недостаточно опытен. В своей книге он чуть не с удовольствием повествует о том, как его первая яхта, "Лео", затонула в день спуска на воду, как он едва не утопил ее снова во время первого же плавания.
Однако Мак-Маллен, твердо решив стать первоклассным моряком, намеревался "приобретать опыт, совершая плавания в дневное и ночное время в любую погоду и никогда не терять веры в свои силы".
Мак-Маллен обычно нанимал одного-двух матросов, однако полагал, что не вправе заставлять их делать то, что не смог бы выполнить сам, причем безукоризненно. Для середины XIX века это было необычно. Кроме того, он подчеркивал, что во время шторма малому судну опасно укрываться в гавани или находиться под прикрытием берега. В те годы, когда малые суда главным образом днем переходили из одного порта в другой, такая мысль также казалась необычной. Один из известнейших яхтсменов, любителей дальних плаваний, Клод Уорт, автор двух книг, ставших настольными"Крейсерские плавания на яхте" и "Навигация и управление яхтой", рассказывает, как, оснащая свою первую яхту, он встретился с Мак-Малленом, который был занят тем же.
Узнав, что Уорт намерен идти вниз по Ла-Маншу, Мак-Маллен дал ему несколько советов. Уорт запомнил его слова: "Когда заметите, что в сторону берега скоро задует крепкий ветер, или заблаговременно укройтесь где-нибудь или отойдите от берега на достаточное расстояние".
Уорт вспоминает, с каким увлечением читал он, штормуя в одиночку, рассказ Мак-Маллена о "Сириусе". Из него Уорт черпал мужество и философское спокойствие. Позднее Уорт писал, что от Мак-Маллена он впервые узнал, что "открытое море не представляет большой опасности даже для очень малых судов. Если бы не МакМаллен, он пришел бы к этому выводу, только проведя полжизни на море".
Пишет Мак-Маллен изящно и остроумно. Едва погода, улучшается, он находит время наблюдать поведение морских птиц: "Если их потревожить, то эти птицы (гагарки и гагары) никогда не пытаются взлететь. Они делают несколько поспешных гребков и камнем уходят в воду. Чайки, наоборот, поднимаются в воздух. Не умея нырять, они выхватывают добычу из воды, красиво накренившись на одно крыло. Если кусок чересчур велик, они уносят его подальше от своих бесцеремонных сородичей, у которых очень нечетки представления о праве собственности".
Родившийся в 1830 году, Ричард Мак-Маллен стал биржевым маклером в 1853 году.
Жил он в основном в Гринхайте. Был женат. Жена часто сопровождала его во время плаваний. Характерно, что в своих путевых дневниках он ни разу о ней не упоминает. Это можно объяснить не столько типичным для викторианской эпохи отношением к женщине, сколько нежеланием писать о чем-либо, не связанном с серьезным занятиемуправлением парусным судном. Приведенный ниже отрывок хорошо иллюстрирует его отношение к парусному делу.
"Некоторые мои сухопутные знакомые имеют нелепое представление о жизни моряка-любителя. Они полагают, что если судно называется яхтой, то оно плавает по морю не бурному, не соленому и не глубокому, в некоем Элизиуме, где можно стать на якорь когда заблагорассудится, есть и пить, что душе угодно, где жизнь сплошь состоит из любования солнцем, луной и звездами. Знакомство с последующими страницами убедит их в том, что они переоценивают удовольствия, связанные с плаванием на яхте, и, возможно, убережет их от напрасных хлопот и разочарований, если им вздумается обзавестись яхтой.
В течение многих лет я привык слышать, что у яхтсмена, мол, времени невпроворот и убить его не на что. Возможно, так и обстоит дело у таких членов яхт-клубов, которые прогуливаются в основном по набережным, эспланадам и причалам, разумеется, в подобающем случаю облачении и раскатывают взад-вперед на паровом катере или гичке с развевающимися флагами. Таким развлечениям предаются лишь богачи или люди, которым следовало бы быть богачами.
Однако хождение под парусами существенно отличается от яхтенного щегольства и, когда этому занятию предан всей душойнезависимо от того, идет ли речь о крупных или малых яхтах, оно не имеет ничего общего с пустым времяпрепровождением. Это постоянный источник здоровья и новых впечатлений, хотя и не всегда приятный. Но даже если работа тяжела и ее много, а это подчас неизбежно, вы получаете более чем полное удовлетворение, очутившись после всех тягот в живописном тихом месте, облюбованном вами для якорной стоянки, удовлетворение, которое не сможет оценить тот, кому не довелось хлебнуть через край. Если мне будет позволено сравнить парусный спорт с конным, то я бы сказал, что парусный спорт столь же далек от щегольства, как поле для верховой охоты не похоже на ипподром Роттен-Роу. Сравнение не совсем удачно, но всякий, кто возвращался в надежное уютное жилище после того, как целый день проходил под дождем с ружьем за плечами, поймет, что значит для яхтсмена спокойная якорная стоянка."
Давайте познакомимся с небольшими яхтами, на которых Мак-Маллен совершал свои трудные плавания. Вначале он рассказывает о "Лео". Это совсем крохотное суденышко. Построенное в 1850 году из сосны Дж. Томпсоном, жителем Ротерхайта, оно имело длину всего 6 метров. На нем с 1850 по 1857 год Мак-Маллен за 8 плаваний прошел в общей сложности 8222 мили.
Говорят, что моряки суеверны. И в самом начале карьеры Мак-Маллена как яхтсмена было предостаточно дурных предзнаменований, чтобы вселить страх в самое мужественное сердце. Вот что он рассказывает об этом.
"Вряд ли можно вообразить что-либо более зловещее, чем событие, происшедшее в самом начале моей карьеры яхтсмена.
В тот день, когда "Лео", имевшая водоизмещение 3 тонны, сошла со стапелей, человек, которому было поручено закрепить швартовы, сделал это так небрежно, что ночью яхта села на мель в Чарлтоне между судном Морского общества и берегом. Так как яхта имела значительную осадку, была лишь наполовину запалублена и чересчур загружена балластом, во время прилива ее заполнило водой. Невозможно описать огорчение и разочарование, которое я испытал, когда пришел наутро на берег, чтобы испробовать свое судно, и увидел лишь торчащий над водой конец мачты.
С помощью людей, любезно предоставленных в мое распоряжение судном Общества, во время отлива я стащил яхту с мели и отбуксировал в Гринвич, чтобы очистить от грязи и ила, набившихся внутрь нее. После того случая я спустил на воду еще два судна и уж постарался окрестить их по всей форме: то обстоятельство, что я пренебрег этой церемонией в первый раз, несомненно, дало матушке Темзе повод считать "Лео" своей собственностью. Первый поход был до Грейвсенда и обратно. Капитаном был местный моряк. В этом походе закончился период моего ученичества. Меня тогда сопровождал один мой родственник. Его опыт оказался ненамного богаче моего, и, поскольку мы оба придерживались одного мнения, что нет ничего такого, чего бы мы не сумели сделать сами, я решил не прибегать к услугам лоцмана, усматривая в этом напрасную трату денег. Моя первая скромная попытка совершить непродолжительный и несложный переход от Чарлтона до Ирита и обратноя взял с собой одного помощника и карту в качестве руководстваедва не закончилась катастрофой. В 10 часов вечера, собираясь встать на якорь, я проходил между двумя бригами-угольщиками и внезапно заметил на рейде третье судно, на которое нас сносило течением. Наша мачта зацепилась за его бушприт, "Лео" накренилась и начала наполняться водой, но тут матросы с брига освободили мачту, и яхта выпрямилась.
Второе, более сложное плавание мы продумали тщательнее. Решено было, что недурно бы как-нибудь добраться до Грейвсенда поближе к вечеру, а наутро спозаранку отправиться в плавание вокруг Нора. Причем по этому торжественному случаю роль помощника должен был выполнять мой молодой родственник.