Луи Шадурн - Хозяин корабля стр 15.

Не понимая, вы начинаете разбрасываться словами. Вы говорите: истерия, наследственность, что там ещё? Немного подумав, вы, люди науки, признаете, насколько расплывчаты, насколько ограниченны эти объяснения страсти, безумия, преступления, тайны, поджидающих нас на каждом шагу, скрывающихся за каждым лицом, за каждым застёгнутым сюртуком.

 Ба!  сказал Трамье,  я не верю в дьявола. Ван ден Брукс, вы последний манихей, манихей хлопка.

 Я всего лишь любопытный бродяга, человек, который видит и хотел бы знать, человек, который знает лишь, как сворачивать трос: для этого недостаточно видеть глазами, трогать руками и думать умом.

Держите,  улыбаясь, добавил Ван ден Брукс,  вот две вещи, которые, без слов, без взглядов, нуждаются в том  на мгновение  чтобы безупречно знать друг друга, знание это  не анализ, но обладание. В тот день, когда познаете мир этого знания, вы будете не учёными, но святыми или влюблёнными. Смотрите: вот первая ступень мистики.

Он повернул голову в сторону поручня: облокотившись, равнодушные к словам Мария Ерикова и Хельвен слушали песню фосфорического моря.

 Это лишь минута,  продолжал он,  но минута любовника стоит жизни философа.

 Спокойной ночи,  сказал Трамье,  продолжим завтра.

Глава VII. Два противника, третий вор и один сентиментальный негр

Минута. Действительно, это была лишь минута, и Мария Ерикова оставила молодого англичанина, облокотившегося на поручень, погружённого в грёзы, которые теперь стали ей известны и не чужды. В самом деле, компания человека беспокоила её меньше, чем чувство, что из-за неё переживают. Она умело удалилась от того, в ком чувствовала изощрённую власть её очарования над духом влюблённого, так что бедняга мог «выкристаллизовать» свою радость, вымочив в бальзамах и воображаемых ароматах память о мимолётном. Сознательно или бессознательно, эта тактика хорошо сработала, и, опьянённая мороженым, под конец дня, она могла, улыбаясь, дрессировать свою очень почётную добычу. Как в землях Московии, в стае белых борзых, русская любила окружать себя войсками поклонников, быть может, изнемогающих, но преданных и верных.

На борту «Баклана» войска эти были малыми, поскольку она не могла встретить откровенную поддержку среди экипажа, который щекотал своим присутствием. Она смутно чувствовала влечение этих людей, грубых и смуглых, которые, несомненно, во времена капитана Кидда были бы расстреляны наугад или все вместе. Но Ван ден Брукс наблюдал, словно моралист, за своими ребятами. Капитан Джо ежедневно делал свой отчёт, и разумные дозы плети сохраняли в этих грубых друзьях чувство дисциплины и уважение к целомудрию. Мария, порой поражённая несколько резкой демонстрацией матросской беспечности, недурно устроилась, что позволяло русской царствовать на всём корабле, управлять скипетром сорока хулиганами, тремя цивилизованными и Ван ден Бруксом.

Но могла ли она быть уверенной во влиянии на Ван ден Брукса так же, как во влиянии на Хельвена или этого фата Леминака?

«Ван ден Брукс,  думала она,  какой он скрытный! Полюбит ли он меня, если я постараюсь?»

Правда состояла в том, что она старалась, но безуспешно, и в том, что торговец никогда не оказывался лицом к лицу с ней из вежливой сдержанности, которая страшно выводила из себя кокеток.

Хельвен и Леминак являлись самым приемлемым полем для экспериментов, и, несмотря на привлекательность приятного лица прерафаэлитского бойца, она не могла сопротивляться желанию приблизиться к зажжённому факелу пылкого адвоката. Это был челнок, который заметил Хельвен и который не мог не страдать из-за бедности.

Этим вечером предпочтение было отдано ему. Очень застенчивый  увы!  он просто радовался, и Мария Ерикова, очарованная его добрым делом, живо удалилась в каюту, сопровождаемая будто случайным испанским свистом. Где она его слышала?

Спускаясь по лестнице, которая вела в коридор с каютами, она услышала над собой загадочное эхо. Эхо повторяло «Хабанеру», и, что было очень странным для эха, добавлялись ещё некоторые её варианты.

Она подняла голову и увидела движущийся между фок-реями гибкий силуэт Лопеса. Сигарета сверкала, тускло освещая худое лицо испанца. Эхо замолкло.

«Наглец»,  подумала она.

На мгновение она устремила взгляд на скользящие высоко над кораблём звёзды и задумалась. Иногда, казалось, можно было различить на марса-рее тёмную фигуру со слишком плотным для производящего какие-то манёвры матроса на корабле телосложением. Фигура оставалась неподвижной. Казалось, это чудовищный гений, родственник звёзд, царствующий ночью на судне.

 Должно быть, это Томми Хогсхед,  прошептала она.  О чём грезит он, так взгромоздившись в этот час?

Она никогда не могла забыть той неловкости, которая охватила её в тот вечер, когда она столкнулась с великаном. Этот последний, казалось, действительно уделяет внимание следам, и, странная дело, Мария никогда не встречала Лопеса без немедленно возникающей позади испанца зловещей тени хулигана.

Она содрогнулась от этой мысли и поспешно спустилась по последним ступенькам. Такими размышлениями была наполнена в эту ночь тысяча страшных и нелепых видений: хозяева «Баклана» танцевали неистовую сарабанду; Ван ден Брукс принёс завёрнутого в бороду полумёртвого, на барке, превратившись в гондольера, Томми Хогсхед руководил переходом по кишащему отвратительными змеями и насекомыми болоту, в то время как Лопес пальцами скелета играл на гитаре под луной пепельного цвета.

 Я понимаю женщин,  сказал себе Леминак, глядя в зеркало для бритья.  Они не пытаются ввести меня в заблуждение. Мадам Ерикова дразнит этого мальчишку Хельвена, но это лишь маскировка. Я не оставляю их равнодушными.

Он поднялся на палубу в надежде встретить русскую. Тихий океан сохранял своё неизменное великолепие, и его медленная синяя зыбь покачивала корабль.

Ван ден Брукс шёл навстречу адвокату. Он нёс на плече капитана Джо, держа в руках три орхидеи, испещрённые красными жилками, с отвисшими губами и уродливыми пестиками.

 Капитан Джо, поприветствуйте нашего дорогого мэтра. Наш дорогой мэтр пребывает в хорошем расположении духа, и в его сердце бродят удовлетворённые мысли. Не так ли, капитан Джо?

Обезьяна заскрипела, как верёвка в колодце.

 Да, вы согласны со мной, я это понимаю, old chap. Если бы Вы не были обезьяной, дитя непроходимых лесов, вы были бы адвокатом, caro signore mio.

 Думаю, ваш собрат понимает все языки,  иронически заметил Леминак, что ужасно разозлило Ван ден Брукса.

 Все,  сказал торговец;  но ни а одном не говорит: он был бы дипломатом. Как вам мои цветы?  добавил он, показывая орхидеи.

 Прекрасны, настолько, насколько их безобразность позволяет.

 Леминак,  сказал Ван ден Брукс,  вы потеряли человечность: вы не чувствуете природу.

 Допустим,  воскликнул адвокат,  но ваши орхидеи  тепличные явления: это не цветы.

 Ошибаетесь,  ответил хозяин «Баклана»:  они такие же настоящие, как и природные. Это всё равно что сказать, что гений  не человек.

Появилась Мария Ерикова. Её светлая фигура выделялась на фоне тёмной лазури моря и неба.

 Афродита, рождённая горькой волной,  сказал адвокат,  испорчена эллинизмом колледжа.

 О!  сказал Ван ден Брукс,  это божество не удалось бы, если бы училось по катехизису.

 Здравствуйте,  закричала Мария.  Как прекрасен мир в это утро!

 И вы,  галантно сказал адвокат,  самая прекрасная доля мира.

Ван ден Брукс крепко приветствовал её.

 Разрешите мне надеть на вас венок.

Он преподнёс цветы.

 Замечательно,  сказала она.  Они как будто живые.

 Видите,  сказал торговец Леминаку.  Я был прав.

Пока все трое прогуливались по палубе, гонг пригласил к столу.

Лопес прошёл мимо, не поздоровавшись.

 Господи, каким же тщеславным кажется этот испанец,  сказал Леминак.

 Нет,  ответил Ван ден Брукс,  это мечтатель. Однажды он, не думая, задушил девушку из Каракаса. Поэтому я взял его к себе на борт. Бедняга, никто не может его понять.