Он закрыл заслонку «глазка». Кивнул круглолицему:
Отопри. Потолковать надо.
Надзиратель впустил Дроздова в камеру, запер за ним дверь. Мещеряков поднял глаза от карт. Он смотрел на Дроздова с интересом, словно видел впервые. Дроздов снял картуз, присел на нары, сухо проговорил:
Вы хотели меня видеть. У вас есть сообщить что-нибудь по делу? Я слушаю.
Есаул покачал головой.
Понять хотел, как вам удалось. Люблю во всем ясность. А тут туман.
И за этим вы позвали меня? усмехнулся Дроздов.
Исключительно, серьезно проговорил Мещеряков. Вы, я вижу, разочарованы? Он иронически поднял бровь.
В какой-то степени, поддержал его тон Дроздов.
Ждали признаний? продолжал изощряться есаул.
Признаться, ждал, улыбнулся Дроздов.
Увы, Мещеряков вздохнул и развел руками. К сожалению, бессилен помочь. Так как насчет моей просьбы?
Дроздов пристально смотрел на Мещерякова и молчал. Перебрасываясь с есаулом пустыми фразами, он все время думал о том, что, кажется, привалила внезапная удача. Кажется. Надо только быстро все взвесить и принять единственно верное решение. Есаул побежден. Но не сломлен. Не сломлен ни на йоту. На этот счет у Дроздова теперь не осталось никаких иллюзий. Терять Мещерякову нечего. Смерти он не боится. А, значит, и рта не откроет. Если только его не вышибить из седла. По пути сюда Дроздов все время ломал голову над тем, как это сделать. Увидев есаула через «глазок», он почти отчаялся добиться своего. А теперь Мещеряков как будто сам дает такую возможность Пожалуй, Дроздов выполнит его просьбу. Позволит есаулу узнать подноготную своего крушения. Теперь это уже не принесет ни малейшего вреда. А пользу пользу может принести. Да еще какую. Пусть Мещеряков вдруг ясно поймет, как давным-давно, словно осел за пуком сена, шел в приготовленное ему стойло. Похоже, что это открытие станет для есаула трагическим. Такого чудовищного унижения ему, мнящему себя великим стратегом, не вынести. Оно должно раздавить, уничтожить его, лишить способности к сопротивлению. Дроздов точно ударит в ахиллесову пяту Мещерякова болезненно гипертрофированное самолюбие. Да, это будет совершенно точный удар. И неожиданный. Уже дважды потрясение, вызванное внезапностью, помогло заставить врага заговорить. Плюснина раскрыло «неожиданное» появление «Овчинникова» в тюремной камере, связанное с возможностью «побега». Внезапное «воскрешение» партнера по спектаклю, вызвавшее шок у Нины, расшифровало убийцу Ямщикова. А сейчас настал момент использовать психологический удар против Мещерякова. Пусть с Плюсниным и Ниной эффект был подготовлен заранее, а сейчас предстоял экспромт. Дела это не меняло. Мещеряков должен заговорить. Вот что важно. Заговорить. Во что бы то ни стало. Слишком многое от этого зависело. Слишком многое. Итак, решено.
Все эти мысли молнией пронеслись в мозгу Дроздова и вылились в единственно верный вывод. Он пристально смотрел на есаула и молчал. Но теперь он был готов к действию и лишь ждал, чтобы противник сделал следующий ход.
Служебная тайна? усмехнулся есаул. Я унесу ее в могилу.
Ладно уж, коль пришел неохотно кивнул Дроздов. Тем более, что все очень просто. Ваш Важин без видимых причин перевел Плюснина в камеру к Синельникову, а в тюрьме без причин не переводят. У Важина должен был быть какой-то серьезный резон для такого перемещения. Потом в белецкой церкви обнаружилось, что Плюснин женат на Нине. Заподозрили, что перед спектаклем она заменила пустую обойму на полную. Остается передернуть затвор и патрон в стволе, а Ямщиков самоубийца Но доказать это было можно, лишь взяв преступницу с поличным. Мы сделали это, предвидев повторение ситуации о Ямщиковым в клубе. У вас не было лучшего способа избавиться от меня, слишком много знавшего, перед бегством за кордон.
Мещеряков слушал с непроницаемым лицом.
Камчатов понял, что Плюснин полез к Синельникову в тюрьму за какими-то важными сведениями и что после провала Плюснина вы кинетесь искать выход, продолжал Дроздов. Вот я и «подставился» как Овчинников, Нина и Важин «высчитали» меня и передали вам.
И вы были уверены, что не провалитесь? спросил есаул.
Все, кто служил у Овчинникова, расстреляны в Белецке, сказал Дроздов. Уличать меня некому. Так что ваш фарс с опознанием Кадыровым нельзя было принять всерьез. Впрочем, опасность все же существовала. Без риска в нашем деле не бывает, я уже говорил вам в лесу. Был риск и здесь. Вы ведь все время играете, Мещеряков, и при этом любуетесь собой. Могли заиграться и расстрелять меня. Хотя я был вам до смерти нужен, как вы полагали. Потом, конечно, сожалели бы, но я от этого живее бы не стал. К счастью, обошлось. Ну а что касается самого Овчинникова, которого я изображал, его нашли в читинской тюрьме под чужим именем.
Вы хотите сказать, что Овчинников вам помог? изумился Мещеряков.
Очень помог, кивнул Дроздов. Правда, он об этом до сих пор не догадывается и, надеюсь, не догадается никогда. Дроздов улыбнулся. Он не знает, что мы раскрыли его.
Вы и его провели? без выражения спросил есаул.
Дроздов виновато развел руками: пришлось, мол, уж простите великодушно, деваться некуда было.
Лично вы? спросил Мещеряков.
Дроздов кивнул и сказал, словно оправдываясь:
Должен же я был подготовиться к знакомству с вами. Пришлось стать его вторым «я». Не сделай я этого, наша с вами встреча могла кончиться для меня печально. Не так ли?
Некоторое время Мещеряков молчал, глядя в пустоту. Он, несомненно, был потрясен. «Все идет как надо», подумал Дроздов. После паузы есаул потерянно спросил:
Позвольте, а как же шрам? Вам что, специально его сделали?
У Овчинникова нет никакого шрама, ровно сказал Дроздов. А я свой в Крыму заработал. Под Перекопом. Камчатов подсунул мою примету Важину, тот проглотил приманку, за ним вы
Дроздов вдруг увидел на миг, словно наяву, ледяную рябь ночного ноябрьского Сиваша, который по горло в воде перешла в полном безмолвии дивизия Блюхера, чтобы, обойдя справа укрепления Турецкого вала, ударить Врангелю в тыл, увидел себя, привставшего в стременах с саблей над головой, с перекошенным в крике ртом, несущимся в конной лаве навстречу кавалерии белых, увидел полощущееся на ветру пробитое пулями алое знамя, услышал тысячеголосый рев «Даешь!», топот и храп взмыленных лошадей, яростный стальной скрежет рубки и вновь, как два года назад, с пугающей реальностью ощутил страшный холод вошедшего в него под сердцем острого железа.
Мимолетное видение потускнело и исчезло так же внезапно, как возникло. Прошлое отхлынуло. Осталось настоящее: сидящий на нарах есаул. Лицо Мещерякова было бесстрастным. Лишь беспокойные пальцы игрока выдавали возраставшее волнение.
Значит, любовь к Моцарту и отвращение к фотографии тоже ваши фокусы? спросил есаул.
Разумеется, сказал Дроздов и решил, что пора снова брать инициативу на себя. Как мы и ждали, вы сделали на меня ставку, ровно проговорил он. Теперь списки, за которыми вы охотились, у нас. Плюснин сам привел меня к ним. Ох и ненавидит же он вас
Пальцы Мещерякова замерли, судорожно вцепившись в рукав.
Вот я вам все и рассказал, проговорил Дроздов. Позвольте теперь мне вопрос? Меня тоже кое-что интересует. Чисто психологически. Я не собираюсь спрашивать о ваших связях. Так можно?
Есаул едва заметно кивнул.
Коль у нас откровенный разговор, скажите, на что вы надеялись, когда через Важина приказали Нине убить Ямщикова на сцене? спросил Дроздов. Неужели считали, что эту шараду нельзя разгадать? Ведь вы умный человек.
Смысл вопроса не сразу проник в сознание Мещерякова. Потом есаул медленно, словно через силу ответил:
Разгадать можно все Но я счел, что когда мир валится в тартарары и гибнут тысячи людей Что в это время чекисты не станут копаться в истории юнца, застрелившегося из любви к экзальтированной гусыне Внезапно есаул истерически расхохотался: Боже мой, я думал, что делаю дело, а вы Он просто изнемогал от смеха. Вы дергали меня за нитки, как картонного паяца
«Наконец догадался, с облегчением подумал Дроздов. Теперь он готов. Задача решена».