Совсем новое, молодой человек, с робкой надеждой сказала женщина Дроздову, почувствовав в нем настоящую заинтересованность. Ей явно было не по себе в базарной суете. Мужа убили, так ни разу и не надел
К сожалению, не по карману, Дроздов бросил на женщину сочувственный взгляд. Простите.
Женщина покорно вздохнула и отступила к забору. А Дроздов двинулся вместе с Важиным дальше сквозь разноликую колышущуюся массу торгующих и торгующихся. Все, без исключения, продавцы и покупатели тщетно старались не только перекричать один другого, но и заглушить отчаянно визжащую, ревущую, хрюкающую, блеющую и гогочущую живность. Шум стоял совершенно невообразимый.
Прямо сумасшедший дом, неодобрительно покачал головой педантичный Важин. Никакого порядка.
Частная инициатива, вяло усмехнулся Дроздов. Кто кого раньше съест.
Ладно, пускай торгуют, коль позволили, великодушно махнул рукой Важин. Лучше скажи, у тебя-то как?
Он смотрел на Дроздова с нескрываемым любопытством.
Что как? не понял Дроздов.
Таишься? Важин весело подмигнул. Как наша дама?
Мила, сдержанно произнес Дроздов.
Мила? возбудился Важин. Чудо! Интересуюсь, так сказать, из лучших чувств.
К кому? спросил Дроздов.
К вам обоим, энергично объяснил Важин.
Если серьезно я несчастных женщин побаиваюсь, сказал Дроздов. Не готов их утешать. Увы! Он развел руками.
Гляди, Ниночка уже идет! радостно воскликнул Важин и тут же огорчился: Ну что ты будешь делать, опять этот охламон с ней!
Нина с туфлями под мышкой и Алмазов стояли возле увитой алыми лентами деревянной арки базарных ворот рядом с хлопочущим у своего ящика разбитным уличным фотографом. «Пушкарь» целился в клеенку с намалеванным стройным джигитом в черкеске с серебряными газырями на груди и огромным кинжалом у пояса, держащим под уздцы роскошного белого аргамака. В дыре под папахой джигита застыла потная напряженная физиономия толстощекого небритого дяди с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Он едва втиснул обширный живот между забором и изнанкой клеенки.
Ну снимемся, Нинон, умоляю, канючил Алмазов, прижимая к груди пухлые ладони. Ну снизойдите!
Надоели, Алмазов, тоскливо сказала Нина. Сколько можно повторять
Алмазов шумно, по-коровьи вздохнул, в глазах его отражались обожание и безнадежность.
Спокойно, гражданин! Откройте глаза, не бойтесь, сейчас кинарейка вылетить! бойко скомандовал фотограф небритому дяде. Спокойно, снимаю!
Клиент испуганно выпучил глаза и широко открыл рот.
А рот-то зачем? с досадой всплеснул руками «пушкарь». Ну, до чего же вы, гражданин, непонятливые Рот закройте!
Дядя тупо смотрел на фотографа и не мог взять в толк, чего тот добивается от него. Подошли Важин и Дроздов.
Здравствуйте, красавица, почтительно улыбнулся Важин Нине.
С добрым утром, сдержанно сказал Дроздов и учтиво поклонился Нине и Алмазову.
Готово, сообщил «пушкарь» опостылевшему клиенту и бесцеремонно приказал: Вылазьте из пейзажа, гражданин.
Измученный «джигит», отдуваясь, выбрался из-за клеенки и с облегчением стал утирать пот с лица.
Вот уговариваю Нину Петровну сняться, а она никак, с долей кокетства пожаловался Алмазов Дроздову.
Разве только всем вместе?.. Нина неуверенно взглянула на Дроздова.
Ну нет, пожалуйста, без меня, решительно попросил Дроздов.
Что так? удивилась его категоричности Нина.
Нет ничего мертвее фотографий, поморщился Дроздов. Сегодня снялся, а завтра ты уже другой, и не лучше, а хуже. Простите.
Да брось ты, снимемся все вместе на память! с опозданием оживился Важин. Его неожиданно зажгла идея группового портрета.
Чуткий фотограф, чья профессия сделала его психологом, внимательно прислушивался к разговору. Решив, что благоприятная ситуация назрела, он резво снял с забора клеенку с джигитом и конем, тут же заменил ее новым «задником» грубо намалеванным на рядне ядовито-зеленым броневиком с колесами разной величины и кривой башней, торжественно увенчанным развевающимся алым стягом. Резво проделав эту операцию, «пушкарь» выжидательно уставился на разговаривавших, однако не услышал ничего утешительного.
Я тебя, товарищ Важин, и так не забуду, улыбнулся Дроздов. А снимался в последний раз, когда первую гимназическую форму сшили. И то родители заставили.
Эх, Алексей, скучный ты человек, разочарованно протянул Важин и укоризненно покачал головой. Сниматься не хочешь, новоселье зажал
Почему зажал? удивился Дроздов. Хоть сегодня! Вечером прошу всех ко мне.
Благодарствуйте, Алексей Евгеньевич, заулыбался Алмазов, округло потирая пухлые ручки. А пока в клуб, порепетируем. Нина Петровна говорит вы согласны?
Дроздов сразу поскучнел, неопределенно пожал плечами.
Завтра порепетируем, решительно отмахнулась от Алмазова Нина и попросила Дроздова: Пожалуйста, проводите меня.
На прощанье она небрежно кивнула Алмазову и Важину.
До вечера, с облегчением простился с ними Дроздов.
Неунывающий «пушкарь», завидев нерешительно бредущего по базару молодого краснощекого крестьянина в овчинном полушубке и картузе с лаковым козырьком, мгновенно заменил броневик испытанным безликим горцем и радостно протянул руки навстречу потенциальной новой жертве:
Прошу, молодой человек, специально для вас героическая сцена из кавказской жизни!
Крестьянин остановился и, с сомнением глядя на клеенку с жутковатой фигурой без лица, нерешительно почесал в затылке.
Не сомневайтесь, вьюнош, перед такой карточкой ни одна невеста не устоит! наддал фотограф.
Аргумент оказался решающим. Крестьянин вздохнул, покорно скинул шубу, снял картуз и, тяжело сопя, молча полез за размалеванную клеенку. Миг и его испуганное лицо возникло в дыре под папахой джигита.
Нина и Дроздов между тем медленно пробирались сквозь густую толпу к выходу с базара.
А ну, королева, судьбу узнай! предложил Нине веселый одноногий инвалид в надвинутой по самые брови мохнатой маньчжурской папахе и залатанной солдатской шинели. На фанерном ящике, с помощью ремня укрепленном на его плече, тоскливо зябла морская свинка. Узнай, сероглазая, не робей!
Дроздов протянул инвалиду монету. Инвалид ткнул зверька носом в ящик, и тот резво вытянул сложенную вчетверо замусоленную бумажку. Одноногий осторожно вынул бумажку изо рта свинки и с улыбкой передал Нине. Нина развернула бумажку, прочитала вслух:
«Не пройди мимо своего счастья!»
Рекомендация была универсальной и потому беспроигрышной. Нина рассмеялась:
Я и не прошла. «Лодочки» у цыгана за полцены купила.
Дроздов улыбнулся, кивнул инвалиду и повел Нину дальше, к выходу с базара. Алмазов с тоской смотрел им вслед.
Остынь, Алмазов, неприязненно сказал ему Важин. Не по себе дерево рубишь.
Товаришшок, огоньку не найдется? искательно обратился к Алмазову сухопарый остроносый шатен с незажженной папиросой в руке.
Алмазов, не сводя глаз с Нины, машинально нашарил в кармане блузы коробок со спичками и, не глядя, передал его Остроносому. Тот закурил и, поблагодарив кивком, протянул спички Алмазову.
Возьмите, у меня есть, рассеянно отмахнулся Алмазов.
Благодарю. Остроносый положил коробок в карман и исчез.
Нина и Дроздов тоже пропали в толпе.
Пошли домой, грустно сказал Важину Алмазов, которому все здесь сразу стало неинтересно.
Я поброжу еще, не согласился Важин. Встретимся вечером у Дроздова.
Алмазов уныло кивнул и мимо многочисленных подвод, распряженных лошадей, неторопливо жующих овес, ящиков и корзин с товаром, мимо неутомимо галдящих продавцов и покупателей понуро направился к выходу с базара. Из-за бакалейного ларька вслед ему пристально смотрел Остроносый с погасшей папиросой в руке.
В глубине овощного ряда обстоятельно выбирал арбуз юный чекист Маслаков. Крестьянская баранья свитка, смазные сапоги и надвинутый на глаза картуз делали его совершенно неузнаваемым. Продавец, дочерна прокаленный солнцем дед, будто вырезанный из цельной дубовой колоды, уважительно наблюдал, как Маслаков умело сдавливает арбузы и подносит их к уху в надежде услышать желанный глухой треск. Дед не замечал, что покупатель время от времени бросает из-под низко надвинутого на лоб козырька короткие цепкие взгляды куда-то в сторону. Между тем Маслаков, выбиравший арбуз лишь для вида, в действительности давно наблюдал за Алмазовым. Когда тот, простясь с Важиным, тронулся к выходу, Маслаков внезапно потерял всякий интерес к полосатым красавцам. Он равнодушно положил на прилавок арбуз, который держал в руках, и, не взглянув на деда, неприметно ввинтился в толпу. Блюдя дистанцию, чекист двинулся за руководителем драмкружка. Загорелый дед сначала лишь рот раскрыл при виде такой откровенной покупательской наглости, потом смачно выругался вполголоса и в сердцах плюнул вслед Маслакову.