"Спи спокойно", "невосполнимая утрата", "нам будет тебя не хватать" - обычная ритуальная банальщина. Шульга, вглядываясь в лица, пропускал ее мимо ушей. Со своим боевым и профессиональным опытом он давно уже перестал воспринимать чужую смерть как трагедию. Но когда он за спиной Городецкого, вроде как протокольно прикрывая охраняемую персону, подошел к гробу почти вплотную и глянул на спокойное, хорошо загримированное лицо старика, в душе закипела ярость. Кому понадобилось его устранять? Впрочем - неважно, кем бы ни был, он уже труп.
К облегчению Шульги, чудовищного духового оркестра с депрессивным Шопеном, каким любят грешить провинциальные устроители, на этих похоронах не было. Гроб в могилу опускали под запись, льющуюся из припрятанной под кустами дорогой аудиосистемы. Музыка, одновременно мрачная и возвышенная, была к месту и стала достойным завершением церемонии. Позже Шульга узнал, что это "Реквием" Моцарта.
После того как на холмик водрузили приготовленные венки, народ начал быстро рассасываться. Меньшая часть двинула на парковку к своим машинам, остальные, пожелавшие присутствовать на поминках, потянулись к заказанному автобусу.
Шульга открыл перед Городецким дверь "Субурбана". После того как "босс" забрался вовнутрь, сел впереди, рядом с водителем. Машина вырулила с аллеи и, набирая скорость, понеслась в сторону Южного моста.
Назгул возвратился с Кипра только вчера, объяснив задержку трениями с предыдущим работодателем. До похорон Городецкий был наглухо занят, но тянуть с "трехсторонними переговорами" было уже нельзя, группа и так уже фактически зависла в воздухе. Так что встреча, в лучших мафиозных традициях, была запланирована на поминках.
Никакого киношного шика тут, конечно же, не было, только трезвый расчет. Правы были не голливудские, а реальные доны: свадьбы и похороны - отличный повод для прикрытия встреч редко пересекающихся в повседневной жизни людей. Того, что за Городецким поставлено наружное наблюдение, исключать было нельзя.
В пути большой босс с "охранником"-Шульгой не общался. Молчал, уткнувшись в планшет, коротко отвечал на звонки, сам куда-то звонил, потом достал из папки документы и начал внимательно их просматривать. Работал, короче.
Шульга же, готовясь к непростому, как выразился бы отец, "программному" разговору, прокручивал в памяти события, прошедшие с момента возвращения на базу из "застенков" олигарха и до сегодняшнего утра.
Группа чрезвычайную ситуацию выдержала достойно. Варяг уровень опасности поднял, но не чрезмерно, при этом суетливых непродуманных действий не совершал. Хотя "силовой вариант", по собственному чистосердечному признанию, "очень даже планировал".
Шульга, убедившись, что группа не утратила боеспособности, о том что в смерти Ореста подозревается убийство от Варяга скрывать не стал. Разведчик, далекий от высокой политики, подохренел, конечно, но в меру.
Вдвоем прикинули, не могло ли быть утечки изнутри группы, но сразу отбросили эту мысль. Ореста, кроме Шульги с Назгулом толком не знали ни Юла, ни Галл, ни Барыгин, ни Дайми, так что от них просто нечему было бы утекать.
По Дайми Варяг высказался с сомнением, мол, не казачка ли засланная, все-таки из Нацгвардии. Но Шульга решительно отмел подозрения как беспочвенные. Покойный Орест, имей он относительно снайперши хоть тень сомнений, в группу ее предлагать не стал бы ни в коем случае.
Тем более, что в голосе разведчика, ощущалась мстительная обида не привыкшего к отказам мужчины. "Не дала, значит", самодовольно подумал Шульга и немедленно получил ответку. Варяг, как бы нехотя доложил: "Юла твоя похоже с Богданом мутит". Почему моя, делано возмутился Шульга, сам же в глубине души облегченно вздохнул. Уже на одну проблему меньше, совет да любовь, пусть хоть поженятся...
Южный мост был, как обычно, наполовину перекрыт на ремонт. "Субурбан" переполз на левый берег, выйдя на оперативный простор, законопослушно набрал разрешенные восемьдесят плюс ненаказуемые двадцать, выскочил из города на Бориспольскую трассу, ускорился. Пролетев километров десять свернул, углубился в живописный сосновый бор.
Вскоре асфальтированная дорога уткнулась в мощные ворота. Внутри охраняемой территории располагался элитный ресторан с зоной отдыха - деревянные просторные павильоны и отдельно стоящие домики, соединенные дорожками, мощеными цветной плиткой. Было здесь красиво, тихо, уютно - для поминок лучше места и не найти.
Машина остановилась на пустой площадке для транспорта. По приглашению одного из местных охранников они прошли в павильон со столом, накрытым персон на двадцать.
Организацией «мероприятия» занимался знающий традиции человек. Вместо столовых приборов - деревянные ложки, большие миски с кутьей, блюда с горами «пустых» блинов, пироги, простые салаты. Под стенами, у сервировочных столиков, заставленных бутылками, способными удовлетворить любой алкогольный вкус, вытянулись в струнку официанты.
Шульга посмотрел на часы. До начала общих поминок было минут сорок. За это короткое время им предстояло выработать стратегию и прийти к соглашению, которое Назгул упорно называл "бизнес-проектом". Вчера вечером они долго проговорили, обсуждая все детали предстоящих переговоров. Городецкий - не хозяин ларька, с ним нужно взвешивать каждое слово.
Через полминуты к ним присоединился Назгул. Они вышли в тыловую дверь на огороженную поляну, посреди которой ждал стол, сервированный на троих.
Глава 16
Выбор места Назгул сразу же оценил - загородный ресторан принадлежал холдингу Городецкого и был устроен по единой для всех его объектов схеме - внешний периметр, а внутри цитадель. Телефон у него на входе не отобрали, стало быть, глушилки вокруг стоят. Так и есть, мобильный сигнал отсутствует.
Начало октября в Киеве было не кипрским, конечно, - там сейчас золотая пора - но теплым, почти что летним. Назгул оглянулся, вдохнул полной грудью смолистый воздух. Деревья стояли вокруг зеленые, а в глубине леса посвистывали непуганые птицы. Идиллия, короче, если бы не повод по которому они собрались.
Старика-генерала Назгул толком не знал, видел лишь пару раз - после боя, когда они с Шульгой загоняли Петжака, и потом у секретного крематория, так что особой скорби, хоть убей, не испытывал. Просто он на дух не переносил поминки.
Причины такой фобии тянулись из глубинных воспоминаний. С раннего детства в памяти намертво отложились страшные, звериные лица людей, сталкивающихся друг с другом и при этом издающих нечеловеческий рев. Мама потом рассказала, что на сорок дней после гибели заваленного в шахте отца у них дома, в Горловке, вусмерть передрались, напившись, его друзья. Комната в квартире была одна, и все происходило на глазах у малыша-Пети.
Позже на то старое расплывчатое воспоминание наложилось другое, уже осознанное - траурная церемония в пресвитерианской церкви новозеландского Окленда. Яхта, на которой мама с отчимом попали в шторм вблизи Барьерного Рифа, так и не была обнаружена, и усопших отпевали без гробов, по фотографиям в черных рамках. В те дни он, Питер-Джон Карр, потерял все - не только семью и состояние, но и мечту о военной карьере. Тогда ему самому хотелось в петлю залезть. Однако не залез, справился.
Чтобы погасить достоевщину, Назгул сильно ущипнул себя за бедро. Метод, который ему лет пять назад порекомендовал дорогой, как нью-йоркская эскортница, психотерапевт, подействовал безотказно. Дурные воспоминания тут же рассеялись, словно дым из печи, в которую покойный генерал Мамонтов месяца полтора назад не без помощи компаньонов закатил генерала Петжака.
Городецкий, конечно, не Толстый Том с его викторианским бизнес-коварством. По сравнению с британцем всесильный босс Шульги был человеком жестко-прямолинейным, но именно тем и опасен, его реакции было очень тяжело просчитать заранее.
Впрочем, не такой уж и всесильный, про себя усмехнулся Назгул. По крайней мере, сейчас. И этим грех не воспользоваться, тем более что в России и Украине бизнесмены до сих пор предпочитают не готовится тщательно к серьезным переговорам, а надеяться на удачу и пресловутую интуицию...
Три участника тайной встречи расселись за столом посреди поляны. Стол был сервирован по-славянски, но без нарочитой обрядовости, как в общем зале, где они встретились. Не для "посидеть и поесть", а строго для «выпить-закусить». Только с поправкой на то, как этот процесс здесь понимают люди богатые.