Я: Очень интересная страна! Совершенно другой мир! Словами не передать. Как твоя радиопрограмма?
Агата: Ее, к сожалению, закрыли, и меня саму через три недели уволят. Оптимизация. Сократили финансирование.
Я: Сожалею. Даже не могу представить, как тебе сейчас грустно. Ты столько сил и времени в нее вкладывала. И что теперь?
Агата: Конечно, я расстроена. Но, честно говоря, большинству моих коллег эта работа была намного нужнее, чем мне. Поэтому мне еще грех жаловаться. Теперь я просто брошу все силы на скорейшее окончание аспирантуры, от которой меня всегда отвлекала журналистика.
Я: Твой отец, должно быть, рад, что тебе больше не придется делать ночные репортажи?
Агата: Намного больше он рад тому, что после защиты моей диссертации, нас больше ничего не будет удерживать в России.
Я: Все-таки возвращаетесь на родину?
Агата: Да, он уже совсем решительно настроен.
Я: Жаль! Значит, мы с тобой больше не увидимся?
Агата: Скорее всего, уже нет, Андрей. Мне тоже жаль. Мы с тобой всегда были хорошими друзьями. Если когда-то доберешься до Буэнос-Айреса, обязательно дай мне знать. Увижусь там с тобой с большим удовольствием.
Я: Спасибо, конечно. Но честно говоря, вряд ли я когда-то туда доберусь.
Агата: Нет, я серьезно. Уверена, тебе понравится Аргентина.
Я: К сожалению, у меня с Аргентиной не намного больше общего, чем у тебя, скажем, с Йеменом, где я сейчас нахожусь.
Агата: Ну ты сравнил, конечно. Аргентинаэто популярное туристическое направление. А в твой Йемен, наверное, и визу не получишь.
Я: Если нужно, только скажии через три дня получишь. Не зря же я в консульском отделе работаю.
Агата: Слушай, ну вот если честно, лично мне было бы ужасно интересно посетить такие места, куда не каждый сможет добраться. Ты не представляешь, какая была скукота, когда в прошлом году мы всей семьей полетели отдыхать в Турцию.
Я: Ну смотри сама. Мне ничего не стоит оформить визовую поддержку своим друзьямдостаточно одного звонка моему йеменскому коллеге в Москву. Единственная проблематы должна будешь приехать сюда не одна и не в женской компании. Тут весьма крутые мусульманские нравы, поэтому с тобой обязательно должен быть кто-то из мужчин: отец, брат, другкто угодно.
Агата: Ну, вот я так и знала, что ничего не получится. Отец работает, никуда не поедет, естественно. Ни брата, ни друга у меня нет.
Я: Тогда буду откровенен, Агата. Тебе лучше не соваться сюда одной. Это может быть небезопасно.
Агата: Досадно. А ты не смог бы меня сопровождать?
Я: Но тогда тебе придется и жить у меня на территории посольства. Ты же не останешься в йеменской гостинице ночью одна?
Агата: Ну да, в посольстве было бы безопаснее, конечно. Слушай, ты меня безумно заинтриговал. Надо будет переговорить с отцом.
Глава 4
Рано утром меня разбудил телефонный звонок.
Андрюха, выручай! тяжело прохрипел Лягин. Сможешь вместо меня нового дежурного коменданта встретить?
А что с тобой? Заболел? осторожно спросил я в надежде, что мои планы провести утро выходного дня на бассейне, еще могут оправдаться.
Можно и так сказать, просипел в трубку Миша. Вчера с Максимычем так нажрались, что сегодня вообще башку от подушки отлепить не могу.
Я глубоко вздохнул. Самогонка Максимыча, конечно, не оставляла ни малейшего шанса, что Лягин сможет самостоятельно хотя бы выйти из квартиры, не говоря уже о поездке в аэропорт.
Хорошо, Миш. Я встречу, конечно. Только ты кончай бухать. Мне кажется, злоупотребляешь уже.
Последний раз, Андрюха. Обещаю. Просто вчера увлеклись. Только ты поторопись, если можно. Самолет через полчаса уже должен сесть. Кирилл его зовут. Нашего с тобой возраста примерно.
Ладно, давай, лечись. Или опохмеляйся там
Наскоро умывшись и собравшись, я взял свои ключи от нашего общего с Лягиным джипа и вышел из дома. На улице было по-утреннему свежо. Испепеляющее солнце еще не успело набрать высоту.
Дороги, как обычно по пятницам, были пусты. Это позволило мне достаточно быстро домчать до аэропорта, на большой скорости огибая бредущие прямо посередине проезжей части стада баранов, которых нещадно хлестали длинными плетками угрюмые пастухи.
Молодой охранник на входе в здание аэровокзала лениво зевал и от нечего делать небрежно клацал затвором разбитого автомата Калашникова. Он очень долго и с явным недоверием рассматривал мою бита́кудипломатическую карточку, дающую право прохода во все зоны аэропорта Саны, периодически с надеждой поглядывая по сторонам в поиске коллег. Догадавшись, что он неграмотный, я, как можно отчетливее проговаривая все арабские звуки, прочитал ему содержание битаки, для верности проводя пальцем по каждой соответствующей строчке. Убедившись, что я имею доступ в том числе в зал прилета, он вернул мне карточку и небрежно махнул рукой себе за спину.
У полицейского участка внутри аэропорта царило необычное оживление. Когда я проходил мимо него, мне на мгновение показалось, как немного растерянный низкий мужской голос с сильным русским акцентом насколько раз произнес «Russia! Russia!».
Йя́ъани ру́сий?громко переспросил кто-то по-арабски.
Ру́сий, ру́сий, повторил низкий голос, видимо, угадав название своего народа на чужом языке.
Я острожно приблизился к участку и заглянул внутрь через головы столпившихся у его дверей полицейских и таможенников. В глубине кабинета перед столом, полностью заваленным бумагами, сидел человек европейской внешности и непонимающими глазами смотрел на кого-то с другой стороны стола, скрытой от меня углом комнаты. Оттуда раздавалась быстрая гневная речь на арабском.
Извините, пожалуйста, попросил я, аккуратно протискиваясь сквозь толпу. Я из российского посольства. Если нужна моя помощь
Не успел я договорить, как один из полицейских крепко взял меня за руку и, расталкивая коллег, быстро провел вглубь кабинета.
Господин полковник! громко сказал он, подведя меня к дорогому деревянному столу, изящно украшенному витыми медными орнаментами. Вот человек из российского посольства.
Я мельком осмотрелся в кабинете. На стуле сидел высокий худощавый парень с модно подстриженной бородкой-испанкой. Он был одет в синюю футболку и короткие джинсовые шорты, что сразу выдавало в нем человека даже отдаленно не знакомого с основами исламской культуры и этики. Его большие карие глаза настороженно бегали из стороны в сторону.
На столе поверх беспорядочно разбросанных бумаг стояла откупоренная прозрачная бутылка без этикетки. В ней без труда угадывалась стеклянная тара популярной в России водочной марки. Рядом с бутылкой лежал синий российский служебный паспорт.
Вы прилетели в посольство? спросил я парня не столько для того, чтобы выслушать его легко предсказуемый ответ на этот вопрос, сколько для того, чтобы задать его ему по-русски.
Да, облегченно выдохнул он, услышав родную речь. У нас тут небольшая проблема
У вас тут очень большая проблема, господин дипломат, грозно сказал сидевший в высоком кожаном кресле смуглый, как олива, йеменский полицейский с густыми пышными усами. Ваш гражданин, сотрудник посольства, как я понимаю, совершил тяжкое уголовное преступление.
Он с отвращением показал глазами на водку.
Вы знаете, как у нас наказываются любые операции с алкоголем?
Не так давно местные военные предлагали мне посмотреть, как они наказываются. Я любезно отказался, посчитав, что зрелище смертной казни на грязной многолюдной площади не добавит мне душевного спокойствия.
Здесь какая-то ошибка, господин полковник, медленно проговорил я, стараясь на ходу придумать, что сказать дальше, но так и не придумав, замолчал.
Какая же? спросил полицейский, убедившись, что я больше ничего не добавлю.
Вы же знаете, что в нашей стране алкоголь не запрещен, начал я с прописных истин, намереваясь по инерции одних правильных слов пробиться к другим.
Но в нашей-то запрещен, тут же обрубил концы собеседник.