Нам позвонила жена нашего друга, актера Андрея Зиброва, и сказала, что он не вернулся домой после спектакля. И вообще, ребята, это ваша работа. Вы же тут запретную зону охраняете. Хабенский вышел из кабинета.
Эй, друг, ты язык попридержи. Тут мимо нас даже мышь не проскакивала.
Не проскакивала, зато нагадила где-то, судя по запаху, ввернул Почеренков. А то все на «Запретную зону» валите.
Ладно, Миш, в гримерку пойдем. Костя уверенно зашагал к лестнице.
Как ни странно, омоновец Леня заткнулся и, махнув рукой своим, последовал за актерами. В коридоре перед гримерками дежурили еще трое.
Здорово, Лень. Не в порядке чего? И посторонние почему в театре?
Да тут ребята за товарища волнуются, Серега. В гримерках кто-нибудь есть?
Мы когда на дежурство заступили, никого не было. И не говорил вроде никто ничего. Они все заперты. Вон, смотри.
Давай все откроем и посмотрим на всякий случай.
Все гримерки были осмотрены. Они оказались пусты, кроме новиковской, да и новиковская была пуста, если не считать разодранных в клочья сценических костюмов Зиброва и Федорова и слегка выветрившегося, но явно ощущаемого уже знакомого всем зловония.
Пдец!!! Константин Хабенский растолкал омоновцев, выбежал из гримерки и, сопровождаемый побледневшим Почеренковым, кинулся вниз по лестнице.
ГЛАВА 8
Худрук театра Владислав Пази, артисты Федоров и Зибров исчезли бесследно, как и предыдущие жертвы неизвестного маньяка. Театр почти опустел. Напуганная труппа и обслуживающий персонал отсиживались по домам. Все спектакли были отменены до особого распоряжения, в здании работали следователи, милиция и спецслужбы. Журналистам и телевидению, штурмовавшим театр, ничего не сообщали.
В баре «Донжон» сидели артисты Жора Траугот, Саня Новиков, Михаил Почеренков и Константин Хабенский. Все, кроме Хабенского, пили кофе. Хабенский пил минералку с лимоном.
А ведь мы два дня назад с ним это обсуждали, вздохнул Новиков. Сидели, вот так же почти, в театральном буфете.
С кем? мрачно спросил Почеренков.
С Андреем. То есть с Олежей Андреевым. Он еще это чмо придумал.
Чмо? ухмыльнулся Хабенский. Это ты про кого?
Черное мохнатое отродье, расшифровал Новиков с неподдельным ужасом. Чудовище нашего театра
Да вы что, с ума все посходили? Хабенский зло посмотрел на него. Ты еще собаку Баскервилей вспомни или всадника без головы.
Зря ты, Костя, задумчиво сказал Траугот. Его Койгеров видел. За это, наверное, и поплатился.
Кого видел?
Монстра! Он сначала нам об этом рассказывал, а потом, возможно, Мигицко. Только не верил ему никто. Типа он в туалет пошел, открывает кабинку, а тамоно: все, говорит, в шерсти, клыки, когти, глаза как тарелки, воняетжуть! Вы сами посудите: не настолько он хороший актер, чтобы все это разыграть. Царство ему. Жора перекрестился.
Нет, вы точно сумасшедшие. Константин прикурил новую сигарету от старой.
Подожди, Костя. Почеренков потер щетину на подбородке и замолчал.
Что подожди? Ты о чем? Ну, чего молчишь?
Я это Это дико, конечно, но она мне тоже сказала. Почеренков опять замолчал.
Что сказала? Кто она? Хабенский пристально смотрел на Почеренкова. А, черт. Кто же это долбится так упорно? Але. Костя поднес сотовый к уху. Привет. Слушай, дарлинг, давай я тебе перезвоню, мы тут заняты очень. Что? О чем это ты? Але!
Константин выругался и набрал номер.
Что? Кто это? Они? Почеренков смотрел на друга с надеждой.
Они. Константин встал и, обращаясь к Новикову с Трауготом, сказал:Мы тут выйдем ненадолго пошептаться. Сейчас вернемся.
Ну что там? спросил Михаил, когда они вышли на улицу.
Что она тебе говорила? Вчера, когда я из гримерки вышел?
Она, понимаешь, Костя, явно на что-то намекала. Только я до сих пор не пойму, на что.
Ты просто скажи, что она говорила.
Типа «это не смогу остановить даже я, мне все надоело, я устала». Ну, что обычно бабы говорят. Михаил почесал затылок.
Обычно, Миша, бабы не говорят «это не смогу остановить даже я». Знаешь, что мне сейчас дарлинг сказала? Цитирую почти дословно: «Срочно уезжайте из города, между нами все кончено, но я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, я могу сказать только одно: она его вызвала, но она не может его контролировать». Понимаешь, Мишаня!!!
Ты охренел, что ли, Костя? Вчера перепил?
Да, конечно, все охренели! Все сошли с ума! Некоторые вообще исчезли неизвестно куда! Во главе с Пази. ОМОН ничего сделать не может, никто ничего сделать не может. Но теперь я в это почти верю. И знаешь, Мишаня, похоже, причина всемумы. Ты и я. А этовсего лишь следствие.
Не понимаю, Почеренков затряс головой, мы-то в чем виноваты?
А не ты ли мне рассказывал, что у нее глаза в темноте светятся? Что иногда она ведет себя очень странно? И что она тебе сказала как-то ночью, что не прощает мужчинам только одногоизмены? Костя посмотрел на оцепленный ОМОНом театр.
Так а Койгеров тут при чем с Мигицко? Олежа Андреев, Андрюха? Пази, в конце концов! Почеренков уставился на Хабенского с нескрываемым ужасом.
А то, что она его не контролирует! Возможно, это чмо жрет всех мужиков, которые изменяют в принципе. Ты заметил, Минька, что жрет-то оно только мужиков? А?! Вот что. Заскакиваем домойи в Москву. В темпе вальса.
А я Ольге обещал в кино сходить. И вообще
Ольге я сам что-нибудь скажу. Задницы у нас горят, Мишаня. Вот так вот.
Хабенский стал спускаться обратно в бар.
Да иди ты, Шерлок Холмс, знаешь куда? развернул его Почеренков за плечо. Ты соображаешь, что ты несешь? Сейчас придумал или ночью?
Может, я чего и придумал, а ты вообще думать не умеешь. Жду тебя в аэропорту через три часа. Хабенский выдрался из пореченковской длани и вошел в «Донжон».
ГЛАВА 9
Новиков и Траугот нагнали Михаила Почеренкова возле служебного входа.
Вы что, поругались? Жора Траугот ругался редко и в основном в провинции, где аборигены принимали его за представителя сексуальных меньшинств.
Да так, фигня все. Я в гримерке вчера шарфик забыл. Девушка одна подарила. Неохота оставлять чудовищу вашему. Дорог как память. Давайте зайдем. Или, если страшно, я один схожу.
Не ходи туда, Миша! Новиков вцепился ему в рукав. Уйдешь и не вернешься, у нас и так ряды поредели!
Сань, да ты чё? На улице белый день. ОМОНа тут полно всякого, органов как грязи. Тем более я тебя вообще никуда не тащу.
Давай, Сань, зайдем. Что, мы его одного туда отпустим? Траугот любовно похлопал Почеренкова по спине. Вон он у нас какой! Лакомый кусочек. Куда его одного отпускать?
Ну ладно, давайте зайдем. Новиков заметно скис, но пытался сохранять остатки мужества. Только быстро, а то у меня съемки сегодня.
У всех съемки, Саня, у всех! Михаил заметно повеселел и подошел к омоновцу.
Через десять минут уговоров, улыбок и раздачи автографов компанию впустили в театр «ровно на пять минут, не больше, а то попадет». По пути в гримерку Почеренков вдруг остановился и задумчиво сказал:
А помните, когда нас с Костей и Андрюхой в труппу зачислили? Как мы рады были! Вы-то тут уже играли, старожилы, блин. Шугали нас.
Траугот засмеялся:
Вас, пожалуй, пошугаешь.
Да. Новиков тоже хихикнул.
А пойдемте на сцену, предложил Почеренков, постоим. Неизвестно, когда еще на нее выйдем и выйдем ли
Миш, ты же обещал! Какая сцена? Новиков нервно огляделся.
Да ладно, Сань, пойдем! Мишка правду говорит: неизвестно, когда еще вернемся.
Актеры гуськом вышли на сцену. Остановились, посмотрели в пустой темный зал. В правом углу сцены грудой лежал какой-то реквизит, в воздухе танцевали пылинки.
Жорка, а помнишь, как мы в «Клопе»? Здорово было, да? А «Калигулу» помнишь? Почеренков подошел к краю сцены, помолчал минуту и заговорил «театральным» голосом:Да, я служу безумцу. Но ты, кому служишь ты? Добродетели? Я скажу тебе, что я об этом думаю. Я рожден рабом. Я плясал под кнутом, прежде чем принял облик человека порядочного и честного. Гай не вел со мной бесед. Он просто освободил меня и взял во дворец. И тогда у меня появилась возможность как следует разглядеть вас, добродетельных. И я увидел, как вы невзрачны и какой пресный дух распространяете вы, вы, которые никогда не страдали и не рисковали ничем.