Ты, похоже, спешишь! заметил он и улыбнулся. За тобой что, креветка гонится?
Мне надо скорее домой, только и успела я ответить, пробегая мимо. Папа
Твой отец здесь! крикнул мне Улав вдогонку.
Я обернулась. Он указывал ножом куда-то себе за спину.
Борется с сетью.
И правда, там, прислонившись к стене сарая, сидел папа и пытался починить снасть. Он замерз, пальцы плохо его слушались, и веревки только больше запутывались.
Папа! крикнула я.
Он поднял глаза и улыбнулся: он всегда радовался, когда видел меня или Мики, говорил, что мы, как два маяка, способны осветить любую темноту, даже самую-самую мрачную. Но когда он заметил, что я плачу, улыбка исчезла с его лица.
В чем дело?
Я бросилась к нему в объятия.
Они увезли ее! Папа, это все я виновата!
Он посмотрел на меня. Большие водянистые глаза наполнились тревогой.
Что ты такое говоришь? Где Мики?
Люди вокруг нас отложили дела и искоса на нас поглядывали, а Улав подошел поближе. Я плакала и плакала, слова во рту превратились в кашу:
Мы были на Железном Яблоке Я послала ее собирать ягоды на другой стороне острова, а там там, оказывается, была лодка. Они похитили Мики увезли с собой на корабль Вот.
Папа ничего не сказал. Он смотрел на меня так, словно сам стал ребенком, словно не понимал языка, на котором я говорила. Но тут вмешался Улав, он подошел, держа в руке наполовину выпотрошенную треску.
Кто похитил ее, Сири? Что это был за корабль?
«Снежный ворон», ответила я, стараясь говорить громче, чтобы и другие тоже услышали. В одну секунду все, кто был в гавани, застыли в молчании. Мою сестру похитил Белоголовый! Надо скорее догнать его и отобрать Мики.
Но люди лишь мрачно посмотрели на меня. Никто не сказал ни слова. Никто не крикнул: скорее в погоню за тем кораблем! Никто не побежал за ружьем.
Надо спешить! крикнула я. Они плывут на запад. Наверняка уже у Тюленьих шхер!
Но никто не пошевелился. Все отводили взгляд, смотрели в землю, что-то бормотали друг другу. Наконец один сказал:
Тот, кто попробует догнать «Снежного ворона», может считать себя покойником.
Верно! выкрикнул другой. Там у него на корабле шестнадцать пушек. Пираты подстрелят любого, кто попробует приблизиться к судну, им это запросто!
Никто не сможет победить Белоголового!
Улав опустил ладонь мне на плечо, от нее пахло рыбой.
Сири, сказал он и печально посмотрел на меня, твоя сестренка пропала. Так бывает со всеми, кого забирает Белоголовый. Их больше нет.
Но тут кто-то встал. Дряхлый, чем-то похожий на старый, обветренный, побелевший от времени ялик. Но кулаки его были плотно сжаты. Это был мой папа.
Я поплыву за ней! сказал он, в голосе его кипели гнев и решимость. Я не боюсь. Червяк не становится больше оттого, что плавает на корабле. Ну, кто еще смелый?
Но никто не вызвался. Люди лишь покачали головами.
Совсем бедняга из ума выжил! прошептал кто-то. Черт побери, да он помрет от старости, прежде чем Белоголовый успеет с ним расправиться.
Папа сделал вид, что не расслышал. Он поднял подбородок, сунул под мышку сеть и пошел прочь. Я поплелась следом.
В нашем поселке дома карабкаются по склонам. Они деревянные: построены из плавня выловленных в море досок, потому что на острове со строительным лесом туго.
Папа, ты уверен, что тебе хватит сил? спросила я, пока мы шли домой. Он слегка прихрамывал после одной охоты. Они в тот раз ловили сачками тупиков, которых в наших краях называют морскими попугаями. Папа поскользнулся в скалах и упал с высоты.
Может, я и старый, проворчал он, но отцом от этого быть не перестал.
Он закрыл лицо руками.
Малышка Ты же знаешь, как она всего боится. Представляю, каково ей сейчас! Он шмыгнул носом, но взгляд его был исполнен решимости. Завтра в шесть из порта уходит «Полярная звезда». Вот туда-то я и наймусь матросом. Это последнее судно, которое выйдет в море из Синей бухты до начала зимы. Оно делает остановку в Портбурге.
Я вздрогнула: Портбург. Про это страшное место я не раз рассказывала Мики. Именно туда слетаются морские разбойники, пираты и всякий прочий сброд, словно гагарки на скалистый остров.
Это единственная возможность отыскать и вернуть Мики, сказал папа, ковыляя по переулку. А теперь идем домой, поможешь мне собраться.
К вечеру все его вещи лежали наготове у входной двери: мешок с теплой одеждой, несколько рыбных котлет, завернутых в бумагу, ружье и зимние сапоги. Папа осмотрел пожитки и наконец вздохнул.
Все готово. Ну, я сосну немножко. Разбудишь меня вовремя, ладно?
Я кивнула. Я всегда первой просыпаюсь по утрам: когда в очаге на кухне гас огонь, в комнату проникала стужа и щипала меня за нос. Разворошив золу кочергой и добавив еще пару полешек, я обычно шла в комнату и старалась растормошить папу, но это было непросто. Мне кажется, дай ему волю, он бы спал под теплой шкурой дни напролет.
Вот и в тот вечер он направился нетвердым шагом к себе в комнату. Отстегнул подтяжки и сел на край кровати. Какой же он стал худой! Словно ветка серая, сухая и тонкая. Сломать такую не представляет труда.
Ты плачешь? спросил папа.
А если ты не вернешься? пролепетала я, вытирая щеки. Если ты Как же я тут одна?
Он посмотрел себе под ноги, пожевал нижнюю губу и сказал:
Помнишь, как ты подобрала зимой баклана, у которого замерзли крылья?
Я кивнула.
А ведь я потом встречал его. Знаешь, что он прилетал сюда?
Правда? удивилась я и присела рядышком на кровать. Когда?
Прилетал иногда и стучал клювом в окно. Просто поздороваться. Я давал ему кусочки рыбы. Ничего особенного в этом нет, но, понимаешь поступки человека оставляют следы. Хорошие поступки хорошие следы. А дурные плохие. Если я не отправлюсь на поиски Мики, я не смогу жить. Мне будет слишком стыдно.
Он посмотрел мне в глаза.
Я позволял вам с Мики трудиться больше, чем следовало. И мне было стыдно из-за этого каждый день Я же не дурак, понимаю, чем такое путешествие закончится. Мне ведь скоро семьдесят стукнет. Но я должен попытаться ее спасти.
Папа погладил меня по щеке. Потом лег прямо в одежде, чтобы поспать хоть немного.
Я понимала, о чем он говорит. Папа знал, что ему не справиться, но предпочитал пойти на риск, лишь бы не оставаться дома и не мучиться угрызениями совести.
Думал ли он обо мне? О моем поступке и следах, которые он оставит? Это же я послала Мики на другую сторону острова! Она просила меня пойти с ней, а я на нее накричала. И теперь вот папе придется отправиться на поиски, а может, и умереть ради нее.
Мне показалось, я пролежала целую вечность, размышляя обо всем этом. В конце концов я решилась. Огонь в очаге почти потух. Тихо, как мышка, прошмыгнула я наверх и подбросила несколько поленьев. Потом надела куртку и зимние сапоги точь-в-точь такие же, какие были у меня в семь лет и в каких теперь ходит Мики.
«Не бойся, Мики, подумала я. Я приду за тобой».
Я вынула из мешка папины вещи и сунула вместо них свой толстый свитер с воротником и пару носков. Потом взвалила мешок на плечи и распахнула дверь. Конечно, я понимала, что мои шансы одолеть Белоголового столь же ничтожны, как и у любого другого. Но я, по крайней мере, не намеревалась умирать в Ледовом море.
«Полярная звезда»
Кит, совсем небольшой, заплыл в гавань во сне. Его спина блестела в лунном свете. В Синей бухте на китов никто не охотится: считается, что это приносит неудачу. Поэтому киты каждый год с началом холодов собираются в нашей бухте здесь им нечего опасаться. Они остаются на несколько недель, а потом уплывают на юг туда, где вода теплее, в такие дальние края, где никто из моих знакомых не бывал.
«Полярная звезда» была двухмачтовым грузовым судном, которое курсировало по одному и тому же маршруту от острова Тиль до Синей бухты, от Синей бухты до Волчьих островов, от Волчьих островов до Портбурга, а оттуда назад в Тиль. В этом году оно выходило в последний перед зимой рейс.
На палубе не было почти никого из команды. Лишь два человека загружали на борт какие-то бочки, а с причала за ними, прищурившись, наблюдал кот.