У него в кармане нашли билет вашей школы,сказал милиционер, когда узнал, кто Зинаида Павловна. И потом еще вот это.
Он протянул пакет с надписью:
«Передать Константину Рябцеву».
Я сказал, что этомне.
В таком случае вас придется допросить,сказал милиционер.Дело в том, что никакой записки, что он в смерти никого просит не винить, как обычно делают самоубийцы, на нем не нашли. Следуйте за мной, гражданин Рябцев.
Я пошел за ним в милицию и вот только сейчас вернулсяи пишу. Допрашивали меня довольно долго; интересовались, близкие ли мы были товарищи и все такое. Потом еще спрашивали об отношениях Шахова к Стаське Велепольской, но я сказал, что ничего по этому поводу не знаю. Пакет вскрыли при мне, но ничего интересующего милицию в нем не нашли, поэтому пакет мне вернули, хотя распечатанным. Я еще не разбирался в нем,только видел, что там есть и стихи.
В милиции только списали (из письма ко мне), что Виктор Шахов был вовсе не Шахов, а б. князь Виктор Андреевич Шаховской, и что для того, чтобы поступить в школу, он принужден был скрыть свое настоящее имя. Мне тут вспомнился календарь, который он мне дал недавно: там ведь тоже князь Шаховской, и значитэто его дед или прадед.
Нехорошо у меня на сердце, а на фабрику к Петухову итти поздно.
14 июля.
Ваньки я на фабрике не застал, но был уже конец работы, и из корпуса выходил Пашка Брычев. Он весь как-то просветлел, чему-то радовался и, увидев меня, схватил меня под руку:
Пойдем в лес?
Так как мне было тяжело одному, то я с удовольствием принял его приглашение. По дороге Пашка много болтал, но я отвечал ему неохотно. В конце концов Пашка спросил:
Ты, слушь-ка... чтой-то в тебе сегодня сумноты много... случилось что-нибудь... или что? Может, девчина с другим гуляет? Вот и со мной тоже,не дожидаясь моего ответа, продолжал Пашка.Со мной тоже. Как захочу гулять с какой девчиной, сейчаспожалте: подедет какой-ни-то сачок, и она с ним... а я непричушный. А они дуры, девчата, стал-быть...замахал Пашка руками.Им что надо? Им надо, чтобы брюки клеш или дудочкой... и чтобы парень разные слова знал... и потом, чтобы галстук... А до общественного им дела нет, ду-рам!
Да, ведь, не все такие,неохотно ответил я.
А эти обратно!воскликнул Пашка.Эти совсем даже напротив! Я, слушь-ка, сказал тут одной... Зыкова, знаешь,так я ей прямо бухнул:удлетвори ты мою физитьскую... потребность. Так оначто?! Она на ячейку хотела вынести... насилу Петухов отговорил. Уж она ругалась, уж она меня крыла...
Так разве можно так?спросил я, смеясь. Сначала нужно было с ней погулять, поговорить про звезды, например, в кино сходить, посидеть в обнимку... а ты прямо сразу!
Да... пойдет она тебе гулять! Ей и дышать некогда, не только что гулять. Ты не забывай, дурашка... ведь она ак-ти-вистка (Это слово Пашка произнес священным шопотом). У ней нагрузка разве чуть поменьше, чем у Петухова. А тыв кино, да в обнимку. На это тоже, слушь-ка, время надо!
А тебе хотелось бы: тяп да ляп, да готов караб? Такие дела так не делаются... Да стой: куда ты меня ведешь-то?
Мы уже давно вышли за город, перешли через поле и теперь устремлялись через кочки, кусты, заросли, по прямой линии к какой-то, ведомой одному Пашке, цели.
А ты все добивался... насчет земли-то... вот теперь и идем... Это, брат, слушь-ка, секрет. Его одна Ганька Чиж знает, ей одной показал, потомунадежная. А теперь, вот тебе.
Значит, я тоженадежный?
Не это главное. А вот учился ты: совет подать можешь.
Пашка шел, совершенно не разбирая дороги: великанскими шагами вламывался в густейшие заросли осинника, вшлепывал ступнищами в болотины так, что грязь мелкими брызгами залепила ему штаны к рубашку, да и меня всего украсил грязью. Наконец, он остановился.
Здесь,сказал Пашка и нагнулся. На земле, под листьями, обнаружилась высокая, с черной оплывшей шляпой, ножка гриба.Вот.
Что же это? Простостарый, трухлявый гриб?с недоумением спросил я.
Он не гнило-ой!с убеждением протянул Пашка.Он семенной! Они, грыбы-то... их никто не знает, как разводить... А в книжке, слушь-ка, так и написано: на-ци-ональ-ное богатство... это наше, стал-быть, Эс-Эс-Эс-Эр... А это я, слушь-ка, решил: поверку, стыл-быть... ннну, контроль, как сказать. Нину, в роде, как от матери дети родятся... рождаются грыбы, стал-быть, от старого... или не рождаются?
Ну, и что же: рождаются?спросил я, сдерживая смех.
Нннне знаю. Все лето опыты делал... так ни до чего и не доделался... А ведь ты сообрази: в сушку, Пашка загнул палец,в варку, в солку, в консерв грыб идет?
Кажется, идет: икру даже из грибов делают.
Ну, вот,значит, в консерв. А ведь, говорят, в разных там заграницахнету грыбов?
Ну, уж,наверное, не могу тебе сказать: возможно, что и нету.
Нету, я знаю, что нету. Ну, вот,сообрази: сколько это денег, ежели разводить грыбы и за границу их отправлять?
Конечно, должно бить, выгодно. Только... как же разводить-то?
А вот! Я тебе еще не показал! Само главное, слушь-ка, здесь!
Пашка разрыл еще несколько кучек прошлогодних листьев, и я увидел несколько крошечных белых грибов вокруг первого, основного.
Это уже от семян,убежденно сказал Пашка.
Конечно, от семян,согласился я.Только с белыми грибами так всегда бывает: около большого несколько маленьких. Да и не с одними белыми. При чем же тут искусственное разведение?
Да ведь ты... пойми, слушь-ка, чудашка!с досадой и нетерпением сказал Пашка.Как ты не понимаешь? Я этот грыб наметилраз?
Так.
Я его выходилдва?
Ну... не знаю, как ты его выхаживал. Ну, допустим, два.
И от него дети пошлитри?
Ну, уж это совсем нет. Дети все равно бы пошли... следил бы ты за ним или нет. Это есть такие споры, они и влияют на грибницу, это из естественной видно.
Споры... грыбница... естественна...с презрением сказал Пашка.Эх ты, ученый! Да что я, задаром его поливал, что ли?
А ты его и поливал?
Обязательно. Каждый вечер... как с работы сменяюсь, так сюда.
Ну, зря, по-моему, ты все это делал,совершенно непроизводительное занятие. Ты говоришь, больше никому, кроме Гани, не показывал?
Кроме Ганькиникому!
Ну, и не показывай большезасмеют.
Пашка обиделся на меня страшно и всю дорогу до города больше со мной не разговаривал.
ФУНКЦИЯ КУЛЬТУРНОГО УСКОРЕНИЯ
18 июля.
Вчера было собрание в школевсех наличных ребят и их родителей. Зин-Палнаэто видно совершенно яснобеспокоится, как бы самоубийство Шаховского не нашло себе подражателей, и поэтому решила при всяком удобном случае разоблачать такие поступки. На собрании говорили очень много и ребята, и родители; вступали и абитуриенты, но я воздержался. Самое интересное, но вместе с тем и странное, была речь Никпетожа, которого тоже пригласили. Я бы не сумел ее записать, если бы не Сильва. Она, конечно, притащила свои тетрадки и записывала все стенографически, а сегодня притащила ко мне расшифровку и сказала, что я могу делать с этой записью, что хочу. Я ее просто подшил к дневнику.
Вшита С. Дубининой стенографическая тетрадь32.
(Н. П. Ожегов) ...я должен вам сказать открыто: да, я интеллигент, таким был и остался, и так и умру интеллигентом. Я этого не стыжусь, хотя (не разобрала)...
(Какой-то родитель с места) Извиняюсь, я должен перебить товарища Ожегова. Советская власть смотрит на интеллигенцию окончательно не с ругательской точки зрения. Обратно, в данный текущий момент, когда по всей территории Союза Советских Республик идет лихорадочная струкатура в отношении базы социализма, интеллигенция приветствуется, как не саботирующая, а входящая в структуру...
(Н. П. Ожегов) Я не о Советской власти говорю. Я знаю, что официальный взгляд власти на интеллигенцию именно таков. Но я знаю, что этот взгляд еще не дошел до массы, что масса продолжает смотреть на интеллигенцию, как на случайных наймитов, как на батраков. Может быть, это даже и правильно, но не к тому я веду свою речь. Всемвсемвсем, как у нас радиовещатель кричит, я, хотел бы крикнуть: ведь интеллигенции-то нет! Так о чем же спорить?
(Велепольская с места) Все врет! Врет он!