20 июня.
Я сейчас гощу у тетки в Воскресенске, и со мной произошло смешное и довольно-таки глупое приключение.
Я очень много хожу по лесу: хорошо оставаться одному, тогда чувствуешь себя так, словно ты дикарь, и на каждом шагу можешь встретить какого-нибудь враганапример, носорога или дикого верблюда.
Вчера я разделся совершенно голый, спрятал свою одежду в дупло, заметил место и отправился на разведку, а в руках у меня была только здоровенная палка. Это я в одной книжке читал, что так сделал один охотник в Америке и пробыл в лесу два месяца. По его выходит, что только не надо обижать лесных жителейвсяких зверей, птиц и насекомых,и тогда они тебя тоже не тронут.
Сначала было очень приятно иттитакой ласковый ветерок подуваети ступать по мху было очень мягко и неслышно. Мне пришло в голову, что если бы я встретился с кем-нибудь из ребят, то меня, наверное, засмеяли бы. Но я уже так привык все делатьпроводить на опыте, экспериментировать. Конечно, во время физкультуры или на солнечных ваннах ребята бывают в одних трусиках, но это совсем не то, а большая разница.
Пришел я к какому-то ручейку и развалился на траве, под солнечными лучами. Полежал немножко, вдруг начинают кусать комары. Я было их начал хлопать, но потом вспомнил, что тот охотник выдерживал принцип до конца и, действительно, никого не убивал (кроме рыбы, форели, которую он ел). Я тогда встал и ушел с того места. Комары за мной. Я бегом. Насилу я нашел такое местечко, что не было комаров,тоже на берегу ручейка, на песке. Мошкара сильно мешала, но я все-таки принял очень длинную солнечную ванну. Солнце стало довольно низко, а до дому было еще верст пять, поэтому я решил итти домой. Я пошел по берегу ручейка, который мало-по-малу обращался в речку, по тому же самому пути, дошел до заломленной ветки, повернул резко направо,там еще расщепленная сосна стояла. Потом, по приметам, дошел до того дерева, где была спрятана одежда. Но того дерева там не было, то-есть было дерево, и даже очень похожее, но дупла там не было. Я сейчас же вернулся к речке, нашел заломленную ветку и, очень осторожно проверяя каждый шаг, начал итти по верному, как мне казалось, направлению. Вдруг идут какие-то деревенские девушки; я от них спрятался за куст и кричу:
Проходите, что ль, скорей!
Они начали хохотать и орут:
Бесстыдник какой, по лесу телешом ходит, крапивой его надо!
А их было довольно много, и я заметил, что некоторые начали заходить сзади, а другие принялись рвать крапиву. Я тогда начал махать во все стороны своей дубиной и закричал:
Только подойдите, так огрею, кто первый подойдет, что своих не узнаете!
Но они с визгом и хохотом стали стегать меня хворостинами издалека, так что пришлось удирать. Они сначала делали вид, что бегут за мной, но потом отстали. Я довольно долго бежал по лесу, а навстречу дул ветер, уже порядочно холодный, так что я даже не знал, что делать.
Но вот, наконец, я выбежал на опушку. Там было светлей, но мне стало понятно, что до захода солнца осталось уж немного. Я в былинах читал, как разные древние богатыри приклоняли ухо к земле, чтобы услышать приближение кого-нибудь. Я так и сделал. Может, это и довольно глупо, и смешно, но мне хотелось бы узнать, что на моем месте стал бы делать кто- нибудь другой? Ну, вот я прислонил ухо к земле и вдруг, действительно, услышал мычание и блеяние и понял, что приближается стадо. Я обрадовался, потому что при каждом стаде полагается пастух. И действительно, идет стадо, но пастух как-то странно: впереди, а не сзади, и читает книжку, а кнут волочится за ним. Я сейчас же ему крикнул:
Эй, товарищ!
Он, должно быть, удивился, но не показал виду и спрашивает:
Чего еще?
Я ему рассказал, что со мной случилось, и спрашиваю, как тут быть?
Какое из себя дупло?спрашивает пастух.
Я ответил, что очень большое и глубокое, и, пожалуй, во всем лесу таких дупел больше нет.
Это, должно быть, у Кузькиной ямы,говорит он задумчиво.Должно быть, оно. Эй, Филипп, пойди сюда!
Тут вывернулся откуда-то из-за коров мальчишка в громадном пиджаке. Пастух этот пиджак с него снял и дал мне.
Пока что, хоть причину-то прикрой,говорит.
Я надел пиджак, пастух велел мальчишке посторожить стадо, а сам пошел со мной искать дупло. По дороге я к этому пастуху присмотрелся, вижу, что он еще молодой парень,и спрашиваю:
А что это ты читаешь?
Протянул он мне книжку, смотрю: Тургенев «Отцы и дети».
А ты разве все понимаешь, что здесь написано?сорвалось у меня с языка.
А как же?добродушно говорит пастух.Зачем тогда и читать?
А откуда ты книжку-то взял?
В библиотеке взял Всеработземлеса.
А ты разве состоишь?
А как же? Все пастухи, хотя и сезонные рабочие, принадлежат к Землесу. А ты думал,пастухи не люди, что ли? А ты сам кто такое?
Вторую ступень кончил, в вуз собираюсь.
На какой факультет?
Да не знаю наверняка: думаю на лит.
А я на физмате корябаюсь.
Тут я даже остановился от удивления:
To-есть как: на физмате?
Очень просто: вторую зиму буду в городе читальни просиживать.
Да ведь ты... пастух?
Ну, и что ж? Летом пастух, зимойвузовец.
Вот так штука. А как тебя зовут?
Меня зовут премудро: Афиноген. А ребята прозвали: Финагент.
Погоди, да ты что: вторую ступень кончил, что ли?
Да нет, попал благодаря Уоно на рабфак, а оттуда на физмат. Ну, вот она, Кузькина яма. А вот и дупло.
И, верно, дупло было то самое. Я вытащил свою одежонку и оделся. А пастух сейчас же повернул обратно и пошел к своему стаду.
26 июня.
Встретил Сильву Дубинину, и она сейчас же поделилась со мной своей радостью: учится стенографии. В этом деле, по ее словам, главноепривычка, а все эти знакипросто пустяки. Она, главное, радуется из- за того, что будет самостоятельной и перестанет зависеть от семьи. А дома у нее до сих порвсе по- прежнему. Было уже несколько судов, но отец упорно не желает уезжать из дома, да, видимо, и мать не особенно этого хочет.
Я рассказал Сильве про Виктора Шахова, и она согласилась со мной, что пареньочень странный, и, по всей вероятностисумасшедший. Жалко, что со мной не было этой его книжонки, чтобы показать Сильве.
На прощанье Сильва долго трясла мне рукуи вдруг говорит:
Ты не знаешь, Владлен, ты мужчина, ты с трудом поймешь, а я прямо вне себя от радости, что буду самостоятельной. Мужской психологии трудно понять, что революция дала нам, женщинам.
Тут мне стало немножко смешно.
Откуда ж ты знаешь, как себя женщины чувствовали до революции?
Это инстинкт,серьезно отвечает Сильва.Это врожденное, мы с молоком матери всосали, и тебе этого не понять. Ведь здесь перевернута вся женская психология! В течение многих веков женщина целиком зависела материально от мужчины, она, как цепочкой была к нему привязана и вдругпожалуйте. Я прекрасно знаю, как вы все, парни, даже самые лучшие, смотрите на девчат. Известно: сначала лапанье, потом пожить с неделькубросить.
Да ты-то откуда знаешь?удивился я.
Мне это известно потому, что я многих видела таких. А потомаборт, или рожать,нет спасибо! Ведь, вся ответственность ложится на женщину. А мужчина, как царь природы, задерет нос кверху и отойдет. Словно его и не касается. И главное, подлецы, потом с презрением смотрят на женщину: вот, мол такая-сякая, совершила преступление! А ты знаешь, Рябцев,обозлилась Сильва,знаешь, что в Англии до сих пор девушку, совершившую так называемый грех, до сих пор не пустят на порог ни в один так называемый порядочный дом?..
Да ведь это буржуазия,чорт с ними, Сильва!..
Нет, тут дело о моральном кодексе, который невидимо распространялся и до сих пор еще распространяется на весь мир. А что, даже у нас, в рабочем квартале,разве не будут коситься матери семейств на «такую» девушку?.. Да что там далеко ходить: сам-то тыбезгрешен в этом отношении? Тебе разве все равно: жила девушка с кем-нибудь или нет?
А, ей-ей, все равно.
Нет, врешь! - закричала Сильва.В том-то и дело, что далеко не все равно! Ну, а, кроме того, тут дело, что далеко не все равно! Ну, а, кроме того, тут Ну, мне сейчас с тобой некогда, но пойми ты, что мы, женщины, рас-кре-по-ще-ны, мы уже не рабы ваши, господа цари природы, мы равны вам, мы даже выше вас, потому что мы рожаем новых людей, а вынет, а потоммы во всех степенях, мы инженерами будем, капитанами, изобретателями, творцами, мы опередим вас...