Миновали ледник. Крутизна склонов дошла до тридцати градусов. Нам ничегопривычно. Но вот литератор Он с трудом плёлся в самом хвосте. Приходилось часто останавливаться и ждать. Мы начали опасаться, как бы он не свалился. Решили пропустить его вперёд и поддерживать в спину ледорубами.
Но что это? Опять те же странные звуки. Доносились они уже сверху, снова со стороны литератора.
«Ну конечно, это он, наконец догадались мы. Свистнет и оглянется Каков! Идти не может, а туда же, шуточки».
В полдень добрались к кратеру, к самому краю бездны. Передохнули, закусили и начали вынимать из футляров приборы.
И вдруг, совсем рядом, прямо под ногами мышь!
Земля обожжена жаром, отравлена ядовитыми газами И мышь! Глядит глазами-бусинками и не бежит никуда, словно поджидала нас.
Экая дурёха! Как же ты сюда попала? ласково проговорил литератор и сунул ей остаток бутерброда с сыром.
А верно, как?
Пройти от подножия через трещины и ледники невозможно. Да и зачем мышонку такой подвиг?
Может быть, для организма соли особые понадобились, сообразил кто-то. Лечиться пришла.
Откуда ей знать, что такие соли на вершине вулкана?
Инстинкт!
Тепло искала, вот и лезла сюда, предположил другой.
Тепло?! Через ледники-то?..
Задала мышь задачу!
Когда мы собрались обратно, то оставили грызуну хлеба да кусок колбасы. Пусть жуёт Всю дорогу обсуждали, с чего это мышь в альпинизм ударилась? Да так ни до чего не додумались.
Вернулись на базу. Стали разбирать рюкзаки. Литератор, возвращая мешок, заметил:
А вы мне рюкзак-то, того, дырявый дали.
Какдырявый?! На складе получали, совсем новый.
Да вот, смотрите! и показывает на небольшую дырку в брезенте.
Так это же догадался кто-то.
Мышь! Наша мышь! И, глядя на литератора, все расхохотались.
А тот только глазами хлопает: «Чего же тут смешного?» Пришлось рассказать ему о подозрениях и покаяться.
Я и сам оглядывался, спросить собирался. Думал, вы свистите.
Всё стало на своё место. Мышь прогрызла рюкзак ещё на базе, чтобы полакомиться. А сбежать не успела. Так и оказалась на загорбке у литератора невольным пассажиром.
Через неделю мы опять пришли на вулкан. Мышь застали возле нашей палатки. Покормили её и впрок оставили.
Так продолжалось всё лето. Но вот начались заморозки. Кратер опоясала снежная полоса. Совсем неуютно стало на сверкающем острие вулкана. И всё же мы решили сделать внеочередной рейс. Дело нашлось у каждого, и это было убедительно изложено старшему научному руководителю. Поход разрешили.
Наша подопечная встретила нас, как всегда. Поймали её, сунули в рюкзаки в обратный путь. Спустились к подножию вулкана, подержали смелую путешественницу поочередно в ладонях и выпустили на пахнущую кедрачом землю. Поднялась она на задние лапки, крутнуласьтолько её и видели
Такая уж порода неблагодарная.
КАЛАН В БЕГАХ
Шёл камчатский январь. На Нерпичьем озере морозы крушили трёхметровый лёд, лопались от холода оголённые скалы-ветроломы. Холод захватывал дыхание. В один из таких дней местный охотник Фёдор Симаков направился проверять капканы, которые поставил на речушке со смешным названиемПузырь.
Симаков выехал поутру. Собаки ходко тащили нарту, и каюр по северной привычке на ходу сочинял песню про удачный промысел. Запоётодной песни на всю дорогу хватит.
Я в капкане найду выдру, выдру.
Аля-ля, а-ля-ля,
Дорогую выдру!
А в другом я найду сиводушку-лису.
Аля-ля, а-ля-ля,
Сиводушку-лису
Показался заросший тальником берег речушки, весь заметённый снегом. На поверхности топорщились лишь обитые пургами верхушки веток. В этом месте, у незамерзающего ключа, стоял первый капкан. Увы, неудача: пружина спущена и капкан пустой.
«Эге! удивился охотник. До чего хитра: приманку съелаи до свидания».
Направился к другому капкануопять та же история. А третьего вовсе найти не смог. Лишь обрывок цепи да след, словно бревном по снегу проехали.
Охотник опешил. Рассуждать некогда. Он бросился на нарту, гикнул на собак и помчался вдоль загадочной полосы.
Километра через три Симаков нагнал вора. Какой-то зверь, волоча капкан, пытался скрыться, но помешала цепь: запуталась в кустах кедрового стланика.
Охотник осторожно приблизился и остолбенел перед странным животным: лупоглазое и с белой усатой головой, передние лапы вроде култышек, коротенькие. Сзадидлинные нерпичьи ласты
Но нет, не нерпа. Та пятнистая, а эта с тёмно-бурой гладкой шерстью. И хвост толстый, как у выдры.
«Что за чудо?!»поразился охотник, разглядывая неожиданную добычу.
Зверь почти не дичилсяустал, наверное, ползти с капканом. Да и легко ли с такими лапами путешествовать по снегу? Накинул на него охотник оленью шкуру, которую обычно стелил себе под бок. Уложил на нарту, притянул ремнями и погнал домой.
Едва успел раздеться, а изба полна народу.
И впрямь диковина! Отроду такого не видывали! удивлялись охотники.
Позвонили в районное село. Дескать, так и так, приезжайте, возможно, для музея пригодится.
А гость сразу же освоился с людьми. С удовольствием поглощал свежую рыбу, поражая всех прожорливостью.
На другой день в избу Симакова пожаловал из райцентра учёный-охотовед.
Зверь, развалившись по-домашнему, лежал в ванне с водой. Он смешно топорщил усы и, по всему было видно, чувствовал себя превосходно.
Рядом стояла хозяйка.
Только на минутку отвернулась, а этот тут как тут, пожаловалась она охотоведу. Ишь развалился, чистоплюй! Будто для него воды натаскала. Я стирать собиралась
Но охотовед не слушал сетования женщиныудивлённо уставился на купальщика.
«Неужели?! Он не верил своим глазам. Ведь до островов четыре сотни километров. А потом, как ему попасть на сушу, да ещё зимой?..»
Далеко от морского берега его нашли? озабоченно спросил учёный у хозяина.
Да так километрах в двадцати.
Знаешь, кто это Молодой калан.
Калан!!!
О каланах, легендарно редких морских животных, в селе слыхали, но видеть не приходилось. Жили те далеко, возле острова Медного.
Зверёныш, вероятно, потерялся в море, а потом был выброшен прибоем к устью реки. Тут и попался в капкан.
Теперь ты, Фёдор, большую премию получишь, продолжал охотовед. Редкого зверя спас. Ведь каланов на всей земле только три тысячи. И охота на них строго-настрого запрещена.
С первым самолётом калана отправили в Усть-Камчатск, где расположен морской порт. Там его посадили на большой теплоход, который плыл на Север.
Зверёныш спал, гулял, купался в ванне и опять спал. Но вот насторожился, забеспокоился. Вдали показалась тёмная полосаприближалась, росла. Из моря поднялись причудливые востряки сопок.
Резко прозвучал пароходный гудок, и береговые скалы словно взорвалисьразлетелись на белые пуховые клочья! Это тысячи крылатых обитателей взвились к небу.
Каланёнок завозился.
Что такое? Уж очень знакомо Ну конечно, его домостров Медный! Ещё бы, такой шум услышишь только в родных местах.
Остров Медный на географических картах отмечен всего лишь точкой. Но в Беринговом море он, пожалуй, самый шумный. Весь исходит криком! Здесь разговаривают скалы, усыпанные птичьими базарами, басовито грохочет море, кричат котики, пыхтят морские львы-сивучи, скулят песцы. Всё живое топчется, ползает, летает, отлёживается на узкой прибойной полосе. А дальшекамни, сопки, ущелья, и без единого деревца.
Теплоход остановился на рейдек лежбищу зверей судам подходить запрещено. Пришлось необычного пассажира пересаживать в шлюпку.
Лишь вытолкнули каланёнка в воду, рядом вынырнули сородичи. Один из них, перевернувшись, положил малыша к себе на грудь, обнял его коротышками-лапами. Возможно, это была мать. А может, и не она: каланы очень ласковы и любят малышей.
Моряки полюбовались и нажали на вёсла.
ПИНГВИН-ФУТБОЛИСТ
К Мирному дизель-электроход «Уэлен» подошёл в январе. То есть в самый разгар летав Южном полушарии все времена года наоборот. Солнце кружило день и ночь. Порой температура поднималась до пятнадцати градусов. И хотя вокруг по-прежнему лежал снег и тяжёлый паковый лёд, люди загорали до пузырей на телетакое жгучее солнце в Антарктиде. Особенно часто вздувались губы. Чтобы не обгореть, на лицо приходилось набрасывать предохранитель из марли наподобие накомарника.