Разобраться во всех, не очень-то мудрёных приборах и рычагах ему не составило особого труда. Правда, некоторые из них не работали"наверное, Колобку на хрен не нужны были",и Аполлону пришлось повозиться, исправляя и налаживая оборудование, которое до него, похоже, никто никогда и не пытался исправить. Так или иначе, но ещё до обеда в организме автомобиля всё функционировало безотказно.
Аполлону не понравилась внутренняя, такая же, как и снаружи, мрачная, тёмно-зелёная окраска кабины. Он соскоблил выцветшие, затёртые вырезки из старых журналов с полуголыми красотками, наклеенные по всему внутреннему периметру и, раздобыв в гараже белую краску, аккуратно выкрасил ей весь интерьер. В кабине сразу стало светлей и уютней.
Перед самым обедом к нему, размышляющему над тем, в какой цвет выкрасить кабину снаружи, подошёл Глиста в сопровождении какого-то энергичного старичка, который, несмотря на жару, был в костюме с галстуком, в шляпе, и, вдобавок, с небольшой спортивной сумкой на плече.
Вот, познакомьтесь, это и есть наш геройИванов Аполлон Флегонтович собственной персоной,обратился начальник гаража к своему спутнику.
Старичок протянул сухонькую руку Аполлону, одновременно пристально его изучая:
Вишневский Яков Моисеевич, спецкор газеты "Заря коммунизма".
Иванов,представился Аполлон, пожимая руку спецкора.
Товарищ Вишневский будет писать о вас статью, Аполлон Флегонтович,пояснил Лопаткин.Ну, вы тут и без меня разберётесь Я пошёлделаразвёл он руками перед корреспондентом и откланялся.
"Да, кануть в рИку мне не дадут,подумал Аполлон.Вытащат со дна морского как наглядное пособие для воспитания будущих поколений строителей коммунизма".
Аполлон Флегонтович, ваш начальник вкратце ввёл меня в курс дела. Его заметка о вашем подвиге уже прошла в нашей газете. Но, как вы понимаете, читатель хочет знать как можно больше о своих знаменитых земляках. Говорят, вы закрыли своей грудью входное отверстие изрыгающего пар МинуточкуЯков Моисеевич достал из внутреннего кармана пиджака синюю потрёпанную записную книжку, стал её листать.
А обваренной оказалась спина,пробурчал под нос Аполлон, воспользовавшись паузой.
Что вы сказали?спросил корреспондент, не поднимая головы от своей шпаргалки.
Ничего.
Ага,не придав значения ответу и недовольному виду Аполлона, уткнул палец в блокнот Вишневский,люк изрыгающего пар разварника Генуа.
Генца,поправил его Аполлон.
Да-да, Генца В нашей газете есть такая рубрика: "Портрет героя" Я очень отчётливо себе представляю, что, если бы не ваш самоотверженный поступок, то на этом месте, где мы сейчас с вами стоим, была бы выжженная пустыня
Аполлон открыл рот, чтобы возразить, но Вишневский его опередил:
Ведь, если бы вы не закрыли своим мужественным организмом разварник Генца,Яков Моисеевич бесцеремонно схватил Аполлона за шиворот, оттянул на груди рубашку, заглядывая за пазуху в поисках следов самопожертвования, -то находящиеся рядом, в лаборатории взрывоопасные химикаты разнесли бы всё здание завода в щепки. Не так ли? Огонь неминуемо перекинулся бы на склад готовой продукции. А это десятки тонн спирта высшей очистки. Сколько в нём градусов? Девяносто шесть? С десятыми?..
Аполлон успел лишь кивнуть головой. Спецкор так энергично начал интервьюирование, что он никак не мог вставить слово в неудержимый поток вопросов, на которые тут же следовали исчерпывающие ответы самого вопрошавшего.
Взрыв был бы такой силы, что снёс бы с лица земли весь посёлок. На месте посёлка сейчас уже была бы какая-нибудь Гоби нет, Сахара А рядом лес!
Возбуждённый Яков Моисеевич в ужасе схватился за голову, но тут же продолжил:
Сосновый лес в жаркую пору подобен бочке с порохом Нет, что я говорю? Подобен сотням, тысячам бочек с порохом. Причём не какого-то там допотопного "Белого медведя", а бездымного "Сокола"
Без остановки продолжая рисовать картину грозившего всего несколько дней назад всему живому апокалипсиса, он ещё успевал делать быстрые пометки в своём блокноте.
Вы полагаете, Аполлон Флегонтович, что лес вспыхнул бы, как спичка? Я тоже так думаю. В этом нет никаких сомнений! История человечества ещё не знала таких пожаров. Дым от снедаемых огнём смолистых деревьев закрыл бы плотной, непосильной для солнечных лучей, завесой все окрестности на сотни, неттысячипотому что пожар неминуемо перекинулся бы на другие леса,на тысячи километров вокруг. Что бывает в таких случаях?
Вишневский вопрошающе посмотрел на Аполлона. Аполлон только собирался открыть рот, а Яков Моисеевич уже продолжал:
Учёные точно установили, что наступило бы похолодание, схожее по своим масштабам с той всепланетной катастрофой, от которой страшной смертью вымерли поголовно все динозавры вместе с мамонтами и мастодонтами. Господи!
Яков Моисеевич, с пылающим взором, в котором поблёскивали слёзы, бросился обнимать Аполлон со словами:
Голубчик вы наш! Вы спасли человечество от неминуемой гибели! Вы! Простой советский человек!
Он лобызал растерявшегося Аполлона, привстав при этом на цыпочки, и слёзы уже текли по его щекам и капали Аполлону за ворот рубашки.
Пока Яков Моисеевич приходил в себя на груди Аполлона, к тому тоже постепенно возвращалось самообладание. "Вот это напор! Вот это страсть!" Журналиста такого неудержимого темперамента ему ещё не приходилось встречать. Это же просто самородок!
Сейчас мы сделаем фотографию,услышал Аполлон голос Якова Моисеевича,"Портрет героя" никак не может быть без портрета.
Корреспондент уже успел достать из своей сумки старенький фотоаппарат и, открыв чехол, окидывал взглядом окрестности, выискивая подходящий для фотографии фон.
Аполлон воспользовался заминкой:
Между прочим, есть версия, что динозавры погибли оттого, что много пукали. Они задохнулись в сероводороде А по другой версии, в это скопление сероводорода ударила молния Ну, и всё полетело к чертям собачьим
Вишневский с недоумением посмотрел на Аполлона.
Вы думаете, что динозавры уже умели пукать?.. Я что-то не слышал о таком Да нет, это выдумки!.. Кто вам сказал такую чушь?
В газете прочитал.
Молодой человек, уж кому-кому, а мне-то, старому журналюге, очень хорошо известно, как газеты врут Но не будем отвлекаться по пустякам
Всё устройство, предназначенное у человека для восприятия внешнего мира, у этого сухонького, тщедушного пресс-монстра работало с поразительной быстротой, моментально давая пищу для анализа, и вызывая ответные, чётко определённые и согласованные действия. Взгляд его задержался на цистерне спиртовоза.
Там,с радостной решимостью произнёс он, указывая на верх цистерны.Вы ложитесь своей мужественной грудью на люк, как в ту памятную ночь Минуточку
Повесив на заборчик, ограждавший расположенный рядом газон, фотоаппарат, Яков Моисеевич подскочил к стоявшему неподалёку ведру со слитым Аполлоном из двигателя отработавшим маслом. Плеснул из ведра на пыльный грунт и, окунув валявшуюся рядом ветошь в полученную чёрную маслянистую кашу, в мгновение ока очутился возле "примера для потомков". Тот не успел даже сообразить, что происходит, как с его рубашки во все стороны полетели пуговицы.
Да вы что?!только и успел он крикнуть, отшатываясь от мелькнувшей перед его носом ветоши.
Но было поздноего обнажённая грудь уже лоснилась от наляпанного на неё свежеприготовленного "бальзама Вишневского".
Теперьна амбразуру,наседая на оторопевшего Аполлона, скомандовал Яков Моисеевич и снова указал перстом на верх цистерны.
Да эт-то что такое?заикаясь от негодования и косясь на свою почерневшую грудь смог, наконец, выразить своё возмущение "образец строителя коммунизма".
Дорогой Аполлон Флегонтович, искусство требует жертв впрочем, так же, как и подвиги,невозмутимо разъяснил Вишневский,а фотография, вы уж поверьте мне, старому мастеру, этовеличайшее из искусств.
"Да плевать я хотел на ваше искусство",хотел заорать Аполлон, но, увидев, что его мучитель уже приблизился к ведёрку с остатками краски, проворно вскочил на цистерну.
Кровь на чёрно-белой фотографии всегда получается чёрной. Ваша грудь в крови Вы истекаете кровью, но неудержимо рвётесь на подвиг,комментировал свои режиссёрские находки Яков Моисеевич, в то время как смачивал другой кусок ветоши в банке с бензино-соляровой смесью, в которой Аполлон отмывал руки от краски.
У вас спички есть?спросил спецкор, цепляя ветошь на валявшийся поблизости длинный кусок толстой проволоки.
Аполлон, понявший, что сопротивление такому одержимому служителю искусства может стоить ему ещё бСльших неприятностей, обречённо проронил:
Там, в кабине, в бардачке, я видел коробок.
"Пусть хоть костюм свой в краску выделает, мучитель",злорадно подумал он.
Однако Яков Моисеевич вылез из кабины без единого белого пятнышка даже на шляпе, но со спичками в руке. Подойдя к цистерне, подал конец проволоки Аполлону и зажёг нацепленную на другом конце ветошь.
Положите на цистерну так, чтобы дым шёл на вас,дал последнее ЦУ Яков Моисеевич и схватил фотоаппарат.
Аполлон развернулся, чтобы занести проволоку над цистерной. Источник огня и дыма на какое-то мгновение оказался над раскрытым люком, и в этот самый момент из люка с гулом вырвался столб синего пламениэто полыхнули остатки спиртовых паров. Аполлон вскрикнул и с опалёнными волосами кубарем скатился с цистерны.
Хоть на этот раз ему повезло: приземлился он очень удачнона вытащенные перед покраской кабины сидения. Как говорится, отделался лёгким испугом. Вспышка была моментальной, глаза он успел закрыть, поэтому пострадали только волосы.
Пока он, сидя на сидении и недоумённо тараща глаза, приходил в себя, Яков Моисеевич ощупывал его со всех сторон, приговаривая:
Голубчик вы наш! Спаситель. Как же это так получилось? Не ушиблись?.. А ну-ка, подвигайте руками А ногами Ничего не болит?
Аполлон машинально подвигал конечностями, выполняя просьбу Вишневского. "Пошёл ты к чёрту, старый козёл",хотел сказать он, вернее, он уже так мыслил, но вслух произнести у него не поворачивался языкЯков Моисеевич так участливо, с такой неподдельной тревогой его обхаживал, что гнев постепенно сменился на милость. Тем более, что глаза смотрели и видели, руки-ноги двигались, внутри ничего не болело, мозги тоже, похоже, соображали
Нет, спасибо, ничего не болит.
А вы знаете, должна выйти замечательная фотография,сказал повеселевший Яков Моисеевич, устраиваясь рядом с Аполлоном на сидении,получилось даже лучше, чем я задумывал. Представляете, сноп огня из люка, дым, ваша окровавленная грудь, мужественное лицо И всё это на фоне белых облаков,мечтательным тоном довершил он описание ожидаемого "портрета героя".
Белые облакаэто весьма кстати. Это как символ нашей будущей безоблачной жизни, которой мы обязаны таким героям, как вы.
"Ну, началось",Аполлон прикрыл глаза, откинулся спиной на колесо.
Но Яков Моисеевич внезапно переменил тему.
А вы любите стихи, Аполлон Флегонтович?спросил он.
Аполлон, не ожидавший такого поворота в поведении Вишневского, в недоумении открыл глаза.
Да как вам сказать, Яков Моисеевич Одни нравятся больше, другие меньше. Я, конечно, не являюсь таким уж ценителем, но, в общем, к стихам отношусь положительно.
А вы знаете, что вашими тёзками являются два замечательных русских поэта: Майков и Григорьев?
Аполлон удивлённо посмотрел на корреспондента.
Знаю, конечно. Меня, собственно, в их честь и назвали.
Настала очередь удивляться Вишневскому.
Вы знаете, как это замечательно, что вы знаете. А то сейчас знают только Пушкина да Лермонтова. Чуть чтотак Пушкин. Вообще, уже козлом отпущения стал. А вы сами-то, стихи не пишете, случайно?
Да нет,сказал Аполлон,не пробовал.
А вы попробуйте. В нашей газете есть такая рубрика, да вы, наверное, знаете: "Творчество наших читателей". Там, в основном, стихи как раз и публикуются.
Я подумаю.
Ну, думайте, думайте. А пока давайте-ка займёмся "портретом героя". Я ж ещё ничего не знаю о вашей жизни: где родились, где учились, в общем, как докатились до жизни такой, геройской,Яков Моисеевич засмеялся, довольный своим каламбуром.
Послушайте, может быть, не надо никакого "портрета"? Я всего пару недель проработал на этом заводе, и, думаю, рановато мне ещё лавры стяжать. Яков Моисеевич, напишите-ка, лучше, "портрет" какого-нибудь старого заслуженного работника Солодовщицы тёти Дуси, например
В планы Аполлона вовсе не входило выставлять придуманную, "легендарную", так сказать, биографию на всеобщее обозрение широких масс.
Да вы что!возмутился Вишневский.Старый совсем не означает заслуженный, а заслуженныйэто не обязательно герой. Геройские поступки каждый день не совершаются. Уж вы поверьте мне, старому газетчику! Всю жизнь, можно сказать, я охотился за этими самыми героями Так вы говорите, всего две недели проработали на этом заводе? Так это же замечательно! Человек только-только начал осваиваться на новом месте, сживаться с коллективом, ещё, можно сказать, никого толком не зная, уже спасает их, этих совершенно незнакомых ему людей. На такое способен далеко не каждый, даже старый и заслуженный. Уж вы поверьте мне, за годы работы в газете я научился хорошо разбираться в людях. Спасать своих близких, родныхотца, там, мать, сына, брата, свата, тёщу хотя, нет, свата с тёщей не обязательно,не мудрено. Это, можно сказать, врождённый инстинкт. Нет, это даже просто объективная необходимость, необходимая для продолжения рода. Это всё равно, что для курицы нести яйца, или для коровы давать молоко, или для свиньимя ну, про свинью не будем Уж так устроена природа. Я за свою жизнь сделал немало репортажей из колхозов и совхозов, и, вы уж поверьте мне, знаю, что это такое. Вот не догонит петух курицу, не снесёт курица яйцо, не вылупится цыплёнок, не вырастет новая курицавсё, цепочка оборвалась, конец куриному роду. Вы, молодой человек, любите курятину? То-то же!.. То же самое и со спасением родственников. Так что, это всё равно, что петуху догнать курицу. Это просто природный инстинкт. Одно удовольствие! А вот спасти совершенно незнакомых людей, среди которых даже могут быть враги, не думая о себе, рискуя жизнью
Яков Моисеевич, похоже, входил в свой привычный рабочий ритм. При этом он сопровождал свой монолог очень красноречивой жестикуляцией, так что, даже заткнув уши, можно было ещё более ёмко и зримо представлять всё живописуемое им действо: вот петух догоняет курицу, запрыгивает на неё, топчет; вот курица, бедная, тужится, в муках производя на свет божий яйцо; вот из яйца вылупляется цыплёнок, расправляя затёкшие в тесной скорлупе члены