Саша Миллер - Ничего личного. Только секс стр 10.

Не покидай меня, звереныш. Что бы с нами ни случилось, Женечка. Что бы с тобой ни слу­чилось. И мне наплевать, что ты там делаешь по ночам, куда ты ходишь, и чьи снимки ты сжига­ешь в камине. И я не буду тебя никогда спраши­вать, где твои папа и мама, потому что тоже не могу похвастаться здоровой крепкой семьей. Джим, ты не представляешь, как мне хуево, ког­да навстречу гуляет папуля с детенышем на шее, рядомжена и еще детеныш.

Джим, они нас обокрали. Наши предки.

Твои обеспечили тебя выше крыши, а моивыгнали пинком под зад. Но обокрали нас оди­наково. Мы с тобойслучайность.

Джим, Джим, Женечка, неужели нам так хе­рово вдвоем? Ведь я почти научилась не боять­ся твоей долбанутой хаты. Ты сказал: «Это Пе­тербург, крошка», и заржал тихонько. Так тихонько, что у меня волосы встали дыбом во всех местах.

Почему ты иногда такой страшный, зверюга?

Ты сказалэто ни хуя не Петербург Достоев­ского, это Петербург Гоголя, и даже хуже. Я ска­зала:

Какая в жопу разница?

Я тебе объясню разницу, если ответишь на простой вопрос. Где у нас в квартире кухаркин выход?

Я бодро разинула варежку, чтобы ответить, но тут же заткнулась. Потому что хрен его раз­берет. Мне кажется, что я видела своими глаза­ми, в тамбурчике засраном, за кухней, там еще толстенный крюк такой висит и железная пет­ля. Но после нашего разговора никакой задней двери я там не нашла.

Пиздец. Жанна окончательно тронулась.

Ты сказал, что я тут застряла по одной при­чине. Потому что мне не приходится каждые полчаса менять штанишки. Потому что я не струсила, как другие.

Нет, звереныш лохматый, я струсила, еще как. Я ни хуя не кавайная девочка, но и на Лору, блядь, Крофт не тяну. Другие не смогли тут спать, другим скалились ангелочки с гипсового потолка, перед другими тоже внезапно откры­вались двери, да? Зашибись, когда ползешь но­чью по бесконечному коридору, глаза слипают­ся в дугу, под ногами что-то хрипит и вроде как шепчет, и писать хочется после восьми бутылок пива, и непонятно, где чертова дверь этой рас­проклятой ванной, в которой столько места, что можно гонять на велике...

И вдругхуяк, слева, ни с того ни с сего, с ласковым таким визжанием открывается дверь в абсолютно незнакомую, в абсолютно темную и хер знает откуда взявшуюся комнату.

И оттуда разит так...

Оттуда разит Гоголем, блядь. Иначе не ска­жешь.

Но я не убежала, Джимми, и не потому что сме­лая. Просто я тебе не верю. После того, что со мной делали, я на всякий случай не верю никому, и тебе тоже. Я не верю, что мы вместе просто так. Но ты не слишком задавайся. Сегодня я прочла убойную фразу, сразу даже не воткнулась. «Самка выбирает не того самца, которого считает наибо­лее привлекательным, а того, кто вызывает у неё наименьшее отвращение».

Угадай, малыш, кто это сочинил? Думаешь, коллектив сообразительных блондинок? Да вот ни хера. Это сочинил Чарльз Дарвин, был та­кой чувак. Он еще придумал, что все мыот обезьян. Я-то точно от обезьяны, потому что любопытная.

Но от кого же ты, зверюга? Почему-то я очень боюсь твоего папу. Наверное, потому, что он трус и не сумел отстоять тебя.

И еще кое-что. Ведь я слышу иногда, как скрипит кухаркина дверь. Я уже не сжимаюсь, как в первые дни.

«Кто нас навещает ночью, Джимми?»

Джим

Проходит неделя. И еще неделя. И еще ме­сяц. Все висит, подвешенное ненадежно, непо­нятно и зыбко, но эта зыбкость и ненадежность меня устраивают. Ночами я ныряю под одеяло к Жанке и сплю, запутавшись в ее волосах. Ниче­го личного. Для нее открыты холодильник, шкафы и кошелек. Так говорят, ха-ха-ха.

Для Лапы открыто другое.

Можно Жанку прогнать. Оказывается, у нес есть родня, и даже в Питере. Она их пару раз на­вещала. Можно ее прогнать, но почему-то все труднее это сделать.

Особенно после того, как она начала лепить Чебурашек. Я вернулся, а она сидела в своей комнате на подоконнике и лепила из пластилина. Почти одинаковых, ушастых кукол разного цвета.

Для меня. Подарок для меня.

Они не слишком походили на мультяшного Чебурашку, но я сказал, что офигенно доволен. Что всю жизнь мечтал держать в серванте кол­лекцию Чебурашек.

Я смотрел, как она сосредоточенно лепит ку­кол, и понимал, что ее невозможно выгнать.

«Привет, яКэт. Подскажите, что делать? Тут такая ситуевина. Я, конечно, понимаю, что такое серпом по яйцам. Это когда меня находят в сети в час ночи и говорят типа привет, а мы тут с женой отмечаем ее день-варенье... она очень хочет с тобой познакомиться... тра-ля-ля, и ты, как честная дура, за каким-то хером, беседуешь с ней по асе и поздравляешь... Она ведь тебя зна­ет как бывшую, ты вроде как не представляешь опасности, и вот, они почмокались с тобой в се­ти, и погнали дальше, а ты сидишь, как дура, и думаешькакого лешего он позвонил. Никакая я не бывшая, явсегда, я так и останусь, навсег­да, потому что... но мне все равно хуево...»

Что тебе ответить, дорогая Катя? Я закури­ваю, огонек мечется по темному экрану. Тебе не­много не по себе, Кэт? Мнетоже. Давай я расскажу тебе, отчего хуево мне сегодня ночью. Мне несладко, потому что Лапа предложила пристроить мальчика Женечку на крутую рабо­ту. То есть она прекрасно видит, что у меня пол­но баблоса, но я ведь могу приносить пользу. То есть мне насрать на саму работу, на все эти вер­тушки и пропуска, мне насрать на ее предложе­ние, хотя, конечно, очень приятно...

Лапа сказала, что не может видеть, как я сох­ну в этом клоповнике. Хотя у нас нет никаких клопов. Мы с соседом Витей их давно прогнали.Так что, дорогая Кэт, разбей башку о стену. У тебя все в порядке. Ты не выносишь одного лжеца, я ненавижу всех.

«Хай, меня зовут Олег. Согласитесь, есть такие вещи, которые мы никогда не сможем принять...»

Не пизди понапрасну, Олег.

Вот лично я не могу сказать внятно, какие де­вушки мне нравятся, но могу сказать точно, ка­кие люди мне подозрительны. Людишки вроде тебя, Олежка. Это чмыри, которые говорят фразу: «Все что угодно, только не...»

Все что угодно, только не негр...

...только не двое сразу.

...только не армянин.

...только не с женщиной.

...только не с женатым.

...только не Анталия.

...только не текила.

...только не гаш.

Причем ушлепки вроде тебя говорят это, не попробовав. Люди из племени вечных ортодо­ксов. Как будто у них есть в запасе вторая жизнь. Нету ее, и молодость... это как воробей, выпущенный с ладони. Вот он был, теплый, с бьющимся сердечком, а вот ты его еще замеча­ешь, а вот он уже растаял черной точкой... А ты, Олежка, поменьше ври себе...

Я не пойду в модельную контору к Лапе.

Хотя она зовет в безумно увлекательный биз­нес. Это связано с ее модельным агентством, где ее снимали много лет. Она уверена, что я мог бы попробовать. Конечно, не рожей торго­вать, но у них там найдется для такого смазливо­го мальчика много интересного. Лапа подсуе­тится и сделает так, что мы вместе свалим в тур за счет фирмы.

Я не люблю быть рядом с фотоснимками. И не пойду к папуле. Я ненавижу органы.

Эти гребаные горячие чистые сердца. Мое сердце грязное и холодное, и мне насрать. Вра­нье повсюду.

Щелк. Что-то мы запаздываем сегодня. Я жду, но адресат молчит. Неужели для Джима нет ни­чего занятного?

«Хай, мне нравится Нау. Есть тут кто еще из фанов Бутусова?»...

Вот кстати. Слушая песенку Бутусова про апостола Андрея на воде, распереживался. Жил такой чувак, по имени Мани. Я про него случай­но прочел. Неплохой, кстати, чувак, толковые вещи говорил, людей убеждал, что надо быть хорошими, и все такое...

Н-да. С него заживо сняли кожу, набили соло­мой эту кожу и повесили на городских воротах. Ага. А вот еще кстати. Мани говорил, что были три великих пророкаЗаратуштра, Будда и Христос. А он, Мани, типа того, что четвертый, окончательный. Печать пророков, иным сло­вом. А про Магомета он не знал, не родился еще Магомет. Ага. А потом Магомет родился и тоже себя объявил печатью. Но это другая история. А Мани убили, да. Нервы всем трепал, доказы­вал чего-то...

Но это я все к чему? Последние тысячу четы­реста лет примерно что-то ни о ком не слышно. Никто не хочет по воде. В смыслена воротах никто не хочет. Но тут ведь дело не в желании, верно? Тут ведь сильнее желания или нежела­ния. Ведь не может же быть, что Магомет сказал умнее всех, и все. Конец. А с другой стороныведь нельзя же так, чтобы все зря? В смыслекожу заживо, на кресте там, или там, на блюде голова, ради девки шальной.

Или нас действительно покинули? Навсегда...

«Доброе время суток, яОля.

Не надеясь на ответ, хочу выложить то, что на душе. Мне двадцать восемь, живу в Ганнове­ре, с моим парнем мы уже больше двух лет вмес­те. Он мечтает о семье, детишках. И все бы хо­рошоно он мусульманин. Раньше меня это не смущалосама я религией не увлекаюсь. Его ве­раего личное дело, никаких проблем, ведь нас сблизила любовь. Я старалась не раздражать его употреблением спиртного, свинины, когда все же брала вино за совместным ужином в кафеон печалился, но поперек мне не говорил. Коро­че, все прекрасно и замечательнотолько я ста­ла задумываться, а как же дети? У него ответ од­нозначныймои дети будут мусульманами. Он уже мечтает, как будет их воспитывать, для него это серьезно...»

Да уж, Оля. Что тебе ответить? Проще всего тебе ответить, что тыдура. Еще можно доба­вить, что тышалава и дрянь, потому что тебе насрать на наших русских пацанов, и что ты на­шла себе какого-то черножопого.

Но я отвечу тебе иначе, Оля. Ты врешькак пишешь. Вранье повсюду, Оленька, но я хуею, мама дорогая, как вы ухитряетесь врать сами се­бе! Ты пишешь, что религией не увлекалась, а с чего ж тебя вдруг проперло касательно будущих детей? Так что не ври нам, сладкая. Снимай шта­нишки, сейчас мы будем тебя исследовать очень глубоко...

Что такое? Ты убегаешь? Не желаешь отве­чать на форуме наглому и жестокому Джиму? Не желаешь признать, что внутри, на самой глуби­не помойки, которую ты стыдливо называешь своей душой, там, на самой глубине, ты вполне увлекаешься религией. Точнееона увлекается тобой, и еще как, сладкая! А знаешь, почему?

Все в мире связано, лапушка. Что скажешь, крошка?

Я тебе еще не то расскажу, сладкая. Про то, как нас имеет религия, как нас имеют старые добрые традиции, и какая жопа из этого получа­ется...

«Хай, это Стас. Есть тут, кто не спит? Сегод­ня был махач. Сначала попили пивка. Потом си­дели с ребятами, они с Кавказа. Кто-то из этих заговорил о женитьбе. Типа, надо в жены брать девственницу, и своей нации... Извините, но я перевожу это так: Русские девкиповально шлюхи, их можно только драть, а потом надо чисто помыться и бежать домой. Там папа с ма­мой невесту готовят"... Короче, слово за слово, мы подрались. Забрали в ментовку. Жаль, паца­ны вроде неплохие. Как думаете, мне надо пер­вому на мировую?..»

Щелк. Хороший вопрос, Стас. Джиму нра­вится постановка дела. Иди на мировую, Ста­сик. Вначале подставь обе щечки, как тебя учил добрый поп, ведь ты же наверняка православ­ный, да, Стасик? А потом подставь им жопу.

Я вам расскажу смешную историю. Тут у Ви­теньки, соседа, снимал комнату прикольный молодой парнишка, с молодой женой. Оба ар­мяне, но здесь, в Питере, закончили институты, живут в России десять лет. Так вот, этот чувачок, назовем его Левон, он для первого брака шесть лет усердно искал исключительно армян­ку по Интернету, по газетам, по знакомым. При этом вовсю встречался и спал с замечательны­ми русскими и прочими девушками. Влюблялся. Но ведь нашел свое, молодец.

Год до свадьбы ездил к ней в гости, только поцелуи. Прочеепод запретом. Витя с него охуевал, парень в один конец тратил полтора часа, чтобы вечер провести с любимой и ее ма­мой. Витеньке он говорил: «У нас так принято!»

Ага. Здорово у вас принято. Нет, правда, что-то чистое в этом есть. В двадцать семь девушка была девой.

Развелись через год. Плакался Левон Витень­ке в жилет, что холодна и бревнообразна жена в горизонтальных ситуациях. Но Витя, он же фи­лософ, у него все правы, ха-ха. Я, говорит, Левон-чику напомнил: «Ведь я тебе предупреждал!! Как можно жениться, не пожив вместе недели?»

Ага, что дальше? Опять Левон три года один. Он исчезал из поля зрения, затем появлялся, поднял неплохо баблоса. И снова мы ему реко­мендуем массу интересных русских барышень. И у него таки романы с ними. Он приятный, очень добрый, умный парень. И прекрасно движется по службе, купил хату, тачку. И для семьиабсо­лютно золотой человек.

Но... снова находит по сети именно армян­скую девочку. И год они... встречаются в кино. Ему, кстати, уже тридцать четыре. А ей? Бинго, вы угадали, мои юные друзья. Ей двадцать во­семь, девственница, милая, умная, любит его...

Левон принес коньяка, позвали меня. Выпи­ли мы втроем с ним и соседом Витенькой за дальнейшую счастливую жизнь. Он пристал к Левону: «Зачем ты снова рисковал? Не пожил два дня? Вообще не переспал? Вдруг она опять холодная??»

Левон мялся, мялся... «У нас такие обычаи. Ты пойми, девушка должна быть чистой. И т. д.».

Я тихонько говорю:

«Э, Левон-джан, а ты знаешь что ты только что сказал? Ты только что иными словами про­изнес следующее: Все русские бабышалавы. А мыгордая и чистая нация, всегда их драли, и будем драть, и будем потом выгонять, потому что, как можно отдаться мне до свадьбы? А же­ниться будем на своих, малознакомых, но ни­кем не трахнутых, потом будем мучиться, ры­дать, и снова искать, с кем переспать..."»

Он даже не обиделся.

Он сказал: «Ты не совсем прав, Женя-джан».

Такие дела, крошка. Пусть Левону улыбнется счастье, он прекрасный парень. Я всего лишь хо­тел показать, как нас имеют обычаи и традиции. А мы думаем, что это мы строим мир под себя.

«Ой, Джим, как классно, что ты в сети... Чем ты занимаешься, тебя не видно в Плазе...»

Если я напишу тебе, сладкая, что занимаюсь физической магией, ведь ты не поверишь, вер­но? Поскольку ты привыкла, что все мы врем друг другу, без остановки и без смысла. Ты не поверишь в то, что делает колдун вуду. Колдун вуду получает всего пять или семь волосков с твоей глупой башки. Колдун вуду что-то делает с воло­сами глупой белой женщины, а она летит себе в симпатичном белом самолете на высоте восемь тысяч, попивает кальвадос и уверена, что Аф­рикаэто просто смешное слово, что там друг дружку жрут гориллы и злые крокодилы, а ее стройных ляжек это не касается...

Да вот хренушки.

Что такое магия, блонды? Нет, это не та иди­отка в телеящике, закутанная в нафталиновый платок, машущая граблями над куском стекла. Магияэто очень просто, ее главный закон зву­чит так: «Все, что когда-нибудь вступало в кон­такт, продолжает влиять друг на друга».