Саша МиллерНичего личного. Только секс
1
Давай снова начнем па Вы.
Поранишь губы шипами роз.
Пропахнем травкой и «леди Босс».
Умоем слезами наши мосты.
Давай снова начнем на Вы.
Вернемся, крошка, в наш первый раз.
Я буду робеть, выжимая газ,
Ну сделай же больно,прикажешь ты.
Давай снова начнем на Вы.
Я не дам тебе повод когтями в лицо.
Ты не дашь мне повод выйти в окно.
Мы будем вдвоем. Никакой любви.
Жанна
Я хочу, чтоб она сдохла.Чтоб ее раздавило, и кишки торчали изо рта.
Слезы льются, льются, и никак их не заткнуть. Я пытаюсь, а они вырываются, жгут внутри и снаружи, как масло из красного перца. Хочется выколоть глаза, лишь бы их не было.
Сегодня во всем полная задница. Траблы с Инетом. Ничего не работает.
Ненавижу Инет.
«Малышка, давай пришлем друг другу по паре фоток. Хочешь увидеть моего дружка
Кажется, я хочу увидеть тебя в гробу, недоносок. А еще, кажется, я научилась красиво ругаться у Джима.
«Жанка, давай встретимся. Ты не пожалеешь...»
Я уже жалею, что дала тебе аську, толстожопый кретин.
Ушла в реал. Снова корябала стихи. Чем мне хуже, тем стихи получаются острее. Когда у меня все славно, лезет сплошная ваниль.
Ворвалась в сеть, словно спицу воткнули в сердце. Вдруг показалось, будто Он мне что-то написал. Как раньше. Когда все было. Мы жили вместе, но играли в игру. Мы писали друг другу разными способами. В аське, на сайтах знакомств, просто на электронные адреса. Задача в том и состояла, чтобы вовремя обнаружить послание и ответить на него наиболее хитро.
Но это не Джим.
Какой-то очередной урод. Пафосный слюнявый блондин, по недоразумению приклеенный к члену.
Слезы лились из меня. Я сломалась. Я вспомнила наш последний треп. Это походило уже не на пинг-понг, нет.
Все гораздо хуже, крошка.
Все гораздо хуже.
Тогда я решилаесли он за мной приедет, мы просто поболтаем и потрахаемся. Как раньше. Но без чувств. Ничего личного, как говорится. А потом поедем и сфотографируемся вместе.
А Джим все испортил. Он увез меня далеко, спрятал, но зачем-то приперся. Не выдержал. И мне снова стало больно. Я вела себя, как полная дура: говорила о всякой фигне, еле сдерживаясь, чтоб не заорать: «Как я хочу тебя! Я не могу без тебя! Пожалуйста, не прогоняй меня! Пожалуйста, отмени все Это! Не надо, я не желаю никому мстить. Я была дура, дура, дура...»
Он молчал долго. Его молчание всегда осязаемо. Оно похоже на мед. Он сказал: «Ты хочешь остановить Землю?»
Я расплакалась. Меня хватило лишь на одну фразу: «Как ты?»
Он ответил: «Все как обычно». «Как обычно». Значит, Лапа была с ним. До последнего.
Я хочу, чтоб она сдохла. Я хочу к моему мужчине. Когда-то я спросила его: «А зачем тебе Лапа?»
Ответил: «Мне с ней хорошо общаться. Онамягкая».
Лапу нельзя бить, потому что она мягкая. А Жаннуможно. У Жанны не все дома. Жанна замутила кучу проблем. А Лапочка не виновата. Конечно, эта мягкая блядь не виновата.
Виноватых вообще нету.
Он тогда за мной все-таки приехал. На дачу. Несмотря на нее. Поцеловал в щеку. Поехали куда-то. Кажется, в лес. Я ничего не видела. Я думала о том, что ему предстоит. Что нам предстоитя не хотела думать. Пока я ждала его, сочинила целую речь. Послание, блядь, к человеку! Я хотела ему сказать, что Лапа все сочинила. Что она чокнутая, еще хуже, чем я, что он прав во всем, и не хер играть в бога, что каждый день подыхает несколько тысяч порядочных граждан, и столько же ублюдков, и новые говняные идеи никого не спасут...
Я не успела. Не сумела открыть рот. Звериные поцелуи.Самый вкусный минет на свете. Звериный секси обещания, что снова все вернется, и мы станем еще ближе, чем раньше. Что теперь он будет жить для меня. Что он бросит то, чем ему приходится заниматься. Что мы сумеем убежать.
«Сестренка, лучше тебя нет». Затеплилась надежда, что я поверю. И снова буду, как пьяная, качаться от счастья.
Это бесконечное повторение, как ряд отраженных зеркал. Проскочит несколько дней или недель. Снова из телефонной или Интернетной бездны возникнет Лапа. Потом она психанет, потому что возле Джима нельзя не психовать. Она бросит его, как бросали те, кто до нее. Потому что, блядь, он ненормальный! Я буду зализывать его раны, как верная псина. «Где у тебя болит, братишка?» С ним, в этой странной хате, где углы размазаны по стенам, где из окна кухни можно увидеть в другом окне внутренность одной из спален.
Такая хата. Она в меня первые недели вселяла ужас. Когда Джим оставлял меня одну, я боялась выглядывать в окна. Особенно после гаша. Вначале я хохотала, я ему не верила. Джим купил мне крутой махровый халат, прямо как у настоящей телезвезды. Синий махровый халатище, с которым не нужно никаких полотенец. Джим утверждал, что если я выгляну из окна спальни и потом очень быстро, невероятно быстро побегу через всю хату к кухне, и выгляну там в окно, то в окне спальни можно будет засечь полу моего синего махрового халата.
Я сказала тогдаты шизнулся, зверюга. Я же не могу одновременно находиться и здесь, и там. А Джим ответил, что я дура, и что я снова обкурилась. Он вытащил откуда-то мел, и начал рисовать всякие графики прямо на стене коридора, на гладкой масляной стене. Он сказал, что во вселенной есть не только «да» и «нет», а есть еще «может быть».
Да уж, блядь, может быть, точнее не скажешь. Он же физик, мой Женька. Мой Джим. Все равно мой.
Сегодня наша последняя ночь. Мне снится этот счастливый кошмар. Как Он выгоняет Лапу. И я чувствую себя на седьмом небе. Но вокруг всегда будут ее мелкие вещички. Ее запахи, следы ее ногтей, следы ее розовеньких пяточек на кафеле в ванной, И ее сумочка с фотографиями, это самое страшное... Потом Лапочка вернется, якобы последний раз извиниться... Я обжигалась о такое сто сорок шесть раз. И... хочу еще. Я хочу его больше жизни. Потому что он любил меня, а не ее. А я... я просто не могу без него дышать.
Я хочу, чтобы ее переехало трактором. Чтобы у нее выдавило глаза и барабанные перепонки... Чтобы эта мягкая дура поняла, куда тебя толкнула!
У меня никак не получается разложить наше время правильно. Наше совместное с ним время. Потому что-то, что было раньше, раз мыто. Для меня ярко и сочно начинается на вокзале.
Я сбежала от мамы Нади, от их вечных пьянок и драк. Потом я сбежала от Гарика и перспективы сдохнуть от побоев деревенского мужа. Потом я сбежала от Бориса, которого немножко любила. Но Бориса сильно держала дурь, дурь обожала Бориса так сильно, что не подпускала меня.
Ну и наплевать. Я сбежала от них от всех, я сутки проторчала на вокзале, на деревянных и ледяных пластиковых лавочках, от которых немели спина и задница, и ноги потом кололи тысячи иголок. Мне зверски хотелось жрать, но выйти из вокзала что-то мешало. Там, в зале ожидания, я встретила свой девятнадцатый год.
Как будто я подозревала, что уходить нельзя. Что мы непременно встретимся. Я балдела от вони среди чужих чемоданов, наблюдала, как кружатся небритые озабоченные рожи, как целуются, бухают, читают билеты, кормят детей курой из фольги, как спят, разинув рты, обнимая барахло. Когда возникали менты, я издалека засекала их наглые довольные хари и пряталась. Или с деловым видом переходила в другой зал.
Я ждала тебя, Джим.
Ты разыскал меня, как глупую Чебурашку. Стоило тебе пройти сквозь громадные двери и поднять глаза, как мы сразу увидели друг друга.
Издалека. И ты сразу пошел ко мне. И забыл про сигареты, за которыми выбрался сюда. И забыл про свои неприятности с отцом...
Теперь все почти позади.
Я в стотысячный, наверное, раз повторяю одну и ту же манипуляцию. Забираюсь под диван, туда, где мой тайник. Хотя я знаю наверняка, что они найдут. Найдет тот мужик с пустыми глазами, что караулит на задворках дачи и во дворе Джимового дома. Я достаю флэшку. С нашей перепиской. С нашей непрожитой семейной жизнью.
Джим
Начиналось с вранья. С предательства.
Мне было лет пять, я тогда позволял водить себя в садик. Так уж случилось, что Джим угодил в коллектив. Я спер у отца старую, но работающую зажигалку, откуда он такую надыбал, понятия не имею. Она была большая, тяжелая, бензиновая. Прозрачный низ с каплей топлива и видом Питера. На прогулке в садике я произвел фурор. Давал всем пощелкать, подуть на пламя. Меня все любили, просили подержать и понюхать. Взамен давали подержать машинки и кукол.
Вдруг появилась воспитательница. Просто шлепала мимо. Я благоразумно спрятал зажигалку и зарылся в песочницу. Ничего бы не случилось, но детки... Не все. Не все были гнидами в моем садике, следует признать. Однако процентов семьдесятточно. Они побежали за воспитательницей, стали ее хватать и орать: «А у Женизажигалка, да-да-да!!!»
Что оставалось уставшей пожилой женщине? А что оставалось Понтию Пилату? Правильно. Страшное оружие отняли, вечером вернули папуле. Папа явился, он тогда еще носил форму, капитанскую. Я даже не помню, наказали ли меня. Но сквозь толщу лет я помню, как было обидно, когда вот эти суки, которым я все вечно таскал из домато мамины бусы, то старый будильник, то пряжку от военного ремня... меня продали ни за что.
Лизоблюды. Жополизы. Садик жополизов, потом была школа жополизов. Потом... потом папа размышлял, не отправить ли меня в вуз жополизов...
Что ж? ...Зато у нас песни красивые.
На сайте знакомств, где я сижу, уже два миллиона девятьсот тысяч человеков. Даже если третьклоны, хех... «Привет, меня зовут Дэн. Я из Оклахомы, мне двадцать два...»
«Привет, яЛана, но френдики зовут меня Чиизз. Ты часто тут бываешь?»
Привет, привет. Привет, миражи! Почти все мы касаемся. С кем ни заговоришь, у всех анкеты на этом сайте. Привет, привет, сладкие.
Я дымлю в вечно открытую форточку. Курить мне можно, форточку сам закрыть я не могу. Странный бзик. Не дай бог, я случайно грохнусь с высокого подоконника! Бедненький Джим разобьет головку об угол, ай-яй-яй. Или еще того хуже. Следует быть честным. Хотя бы иногда. Бедненькому неустойчивому Джиму следует признать, что есть кое-что пострашнее высокого подоконника.
Например, винтовка с оптическим прицелом.
Ах, крошка, я еще такой юный для смерти! У меня даже не выросли колючие волосы на спине и на заднице.
Я не полезу запирать форточку, чтобы не свалиться на старинный паркет с дыркой во лбу. Огонек сигареты отражается в экране.
«Хай, яДина. На фото ты клевый. Чем ты занимаешься по жизни?..»
По жизни я убийца, Дина. Ничего личного. Правда, у меня нет ствола, как у того типа, что караулит на соседней крыше. Но это неважно. Может, на крыше и нет никого, кроме голубей. Если мы улыбнемся друг другу, Дина, ты, скорее всего, сдохнешь. Ты повесишься на собственном ремешке от дольче с габбаной, Дина. И это лучшее, что может сделать такое бесполезное создание.
«Привет, яКайла. Помнишь, мы трепались в субботу. На мне клевая маечка, зацени...»
А на мне ублюдочные джинсы, Кайла. Каждая штанина стоит сто пятьдесят долларов. Если бы сидела у меня на коленях, Кайла, ты наверное бы оргазмировала от таких клевых штанов!
Наверное, генерация двенадцатилетних будет знакомиться исключительно не выходя из дома. Наверное, выйти из сети для знакомства будет считаться отстоем. Ведь им даже не придется слать друг другу фотки, у всех будут мощные компы с вэб, с квадро динамиками и наушниками, вживленными под кожу...
А виртуальный секс плотно займет место реального. Насовсем, мать вашу.
Я смотрю в глаза человека, которого ни разу не видел. Эти глаза уже были. Эта ямочка, эта мимика, эта маечка. Охо-хо, я помню эти движения. Слова я тоже уже слышал. Двадцать пятый кадр, мать вашу. Все в повторе, в бесконечном реплей.
«Привет, пропащий, помнишь меня? Ты катал меня в джипе, а потом куда-то исчез. Или ты не хочешь меня видеть?»
«Здравствуй. Меня зовут Алекс К. Слушай, какая фигня. Я целый год потратил на нее. А она меня бросила...»
Привет, привет, идиот. Сегодня я как следует напьюсь. Затем прикончу соседа сверху, того, кто пыхтит за дверью... впрочем, пусть живет. Вместо него может заселиться чудовище пострашнее. Я столько времени потратил, пока заставлял себя полюбить этот замок. Славный, скрипучий, слегка тошнотворный, но чертовски теплый дом в самом центре. Здесь так сладко спать. Я помню, как подпрыгивала от ужаса Жанка, когда я сообщил ей, что в ее комнате двое умерли своей смертью, а одного когда-то убивали очень долго, ха-ха-ха.
Кончилось тем, что я пригрозил Жанке. Я пообещал ей, что в ее комнате скоро появится четвертый труп за столетие. Если она не прекра-тит меня сношать дебильными расспросами, откуда я все это знаю. Тогда она собрала в охапку свои подушки и перебралась спать в желтую гостиную. Я пожал плечами. Она ведь не спросила, кто и как умер в желтой гостиной, ха-ха-ха.
О, за сто восемнадцать лет тут много забавного произошло! Ты никогда не слышала о тоннелях реальности, крошка? Мы все торчим в тоннелях реальности. Никакой мистики, сплошная физика, сладкая моя. Просто приложи мозги. Ах да, мы забыли, что это означает, нам так уютно с соковыжималками, посудомойками и отбеливателем. Жанна, ты не такая, как они. Ты не безнадежна. О нет, ты не безнадежна, любовь моя.
Я возвращаюсь в электронные города. «Вчера я потратила весь вечер, ожидая, что он позвонит...»
«Я любил ее, а она даже фотки все порвала...»
«Эй, кто здесь есть? Можно с кем-то поговорить?»
Огонь сигареты пляшет на экране. Щелчок, легкий клики мы совсем в другом месте. Озеро соплей. Море. Следует поставить щит «Купаться запрещено. Акулы».
Так и есть. Акулы, изнывающие от жалости к себе. Почитаем. Все равно наружу мне пока нельзя.
Девушка смотрит парню в глаза: «Ты мне изменяешь?»
Он отвечает: «Как ты могла подумать?»
Она вроде бы верит, а потом прикидывает, что ведь он мог ей и макарон на ухи повесить. А тут как звезды встанут. Мог пиздануть, а мог и сказать правду. А как догнаться? Как, ебать вашу мать, допереть до правды, если на лбу нет таблички, нет горящего символа «утверждениеложно!»?
В том и беда, никакой физики. Сплошная мистика, обмен жидкостями, бля.
Что вообще такое отношения? А что такое отношения, когда, к примеру, девушка зависает на сайте, и её мч об этом знает... и как-то делает мягкий наезд... «Оленька, котинька, зачем ты туда ходишь? Ведь мы с тобой вместе, у нас серьезные отношения?!» А Оля отвечает: «Да, фигня, Петя, просто так я там в носу ковыряю, там знакомиться-то не с кем. Одни дебилы. Просто делать не фиг, время убиваю!»