Досказывать она не стала, ушла по своим комендантским делам, их у нее, строго говоря, хватает. Вот такой вариант
Положила я Альке на стол под вазочку цветочную направление в детсадик с Ивана Макаровича размашистым росчерком и только хотела тихонько прикрыть за собой дверь, как Алька проснулась, подняла голову с подушки и посмотрела на меня ясными глазами:
Семен?..
Я, отвечаю ей шепотом, чтоб Робика не потревожить, я направление в садик принесла
Спасибо, отвечает она тоже вполголоса и легонечко гладит и гладит своего Робика спящего по волосикам. Большой какой он стал у меня
Большой говорю. Ты не бойся, мы все тебе помогать будем: и я, и Зинаида, и Людка, и Варвара он наш общий ребеночек будет
Зачем общий? обиделась шепотом Алька. Он мой И все гладит его по головке и не сводит с него глаз. Мой теперь я уже никуда его не отпущу а если репетиция вечерняя или концерт
Так в садике же пятидневка круглосуточная! успокаиваю я ее. Да и мы с девочками
Спасибо только и может сказать Алька, а у самой опять две слезищи огромные в глазах набухают.
И ни о чем не думай!.. тороплюсь я все высказать. Все в порядке!.. И насчет него не думай, забудь, плюнь!
Насчет кого? не поняла Алька.
Ну, насчет отца замялась я. Насчет десантника этого, беглого папаши
Алька посмотрела на меня и тихо сказала:
Не надо про него
Не надо! согласилась я и все-таки переспросила сдуру:Почему не надо?
Люблю я его очень просто, сквозь две свои слезищи непролитые улыбнулась Алька. Все люблю все надеюсь, жду дура глупая Ты плохо про него не говори. Не надо.
И я ей ничего не ответила, что ей на это можно ответить?
С тем и ушла к себе, на четвертый этаж.
А в нашей с девочками комнате, оказывается, все та же дискуссия, вечер вопросов и ответов на Варькину больную тему: «Любовь с большой буквы».
Это я усекла, еще когда к дверям подходила: на этаже никого, девочки из нашей смены уже отоспались и на речку побежали (пляж у нас тут рядышком, десять минут пешком), полная тишина стоит и все, что за дверью, в коридоре вполне слышно.
Такое впечатление, что не прошло полдня целых, пока я обегала весь город вдоль и поперек, что вообще на белом свете ничего не случилось, а как было, когда я пулей из комнаты утром вылетела, так все и продолжается. Им-то хорошо, девчонкам, они небось и выспались, и позавтракали, и пообедать успели, отчего бы им на сытый желудок и свежую голову и не подискутировать на отвлеченные темы, в том числе про любовь?.. Это ведь только для меня этот вопроссвет далекой звезды, в лучшем случае.
Ну, я и остановилась от усталости и любопытства у приоткрытой двери, чтоб, строго говоря, быть хотя бы в курсе.
Это не любовь, это страсть! слышу, заявляет с твердостью Людка. Не путай одно с другим!
А что же тогда такоестрастная любовь?! спрашивает с возбуждением Варвара. (О любви она всегда или говорит с тихой печалью или орет как психованная.) Ага! Как ты одно от другого отделишь?
Действительно, соглашается, слышу, Зинка.
А смешиватьсебе дороже! отрубила Людмила. Навидались, спасибо, одна оскомина на душе.
В мой адрес намекаешь? вскидывается Варька. Ты прямо говорив мой?
От таких любовей пронеси господи, неопределенно обвиняет Люда.
Людка! упрекает ее Зина. Ты соображай все-таки.
Нет! требует уже вне себя Варвара. Пусть прямо говорит, до конца!.. Ну? Ты говори, говори, не бойся!
А чего мне бояться? Только для тебя же хуже, если скажу.
Ну и помолчи, тушит пожар Зинка. Разговорилась, скажите пожалуйста!
А вот и скажу! разъярилась вдруг Людка. И скажу! Для ее же пользы! Любовь!.. Сегодня Вася, завтра Юра, послезавтра Жора Любовь это называется, да? Это совсем иначе называется, если хочешь знать!
Ах, так!.. охнула Варька. Ты так ставишь вопрос?
А что же, по-твоему, любовь? старается разрядить ситуацию Зинаида. Конкретно?..
Любовьэто семья и брак! заводится снова-здорово Людка. Семья! Чтоб муж хороший, чтоб получку мне в дом приносил до копейки, чтоб своя квартира отдельная, допустим, двухкомнатная для начала
Для начала!.. возмущается Зинка. У тебя губа не дура!
Я и сама не дурочка! отрезает Людка.
Ну, дальше? искренно заинтересовалась Людкиным планом Зина. Муж, квартира, получкадальше?..
Дальше некуда, приехали! бросает с презрением Варвара. Она же чистая мещанка, без очков видать!
Мещанка? Оттого, что нормального счастья требую? оскорбилась не на шутку Людка. Нормальной любви, настоящей, обыкновенной, как у людей а не танцы да тряпки одни на уме и мальчики, как карусель, все на одно лицо А потом слезы в подушку?
Это ты про меня? Про меня, да?
И слышу, как она, Варька, спрыгнула босыми ногами с койки, зашлепала по полу.
Варька! Возьми себя в руки! перепугалась Зина. А то я уйду, ну вас, психички нервные!..
Тут я хотела было взять слово и пресечь на корню этот дурацкий спор с неизвестными последствиями, но вдруг Варька таким чудным, тихим и искренним голосом заговорила, что я, даже за дверью стоя, поняла, что сейчас она обязательно скажет самое для нее главное, без чего ей и жизнь не в жизнь.
Я тебе скажу, Людка, сказала она негромко. Скажу, так и быть Мальчики, говоришь, Пети, Феди, Жоры разные, сегодня один, завтра другой, и все на одно лицо твоя правда. И что грош цена этим любовям, и что не любови они вовсе, а так, мусор, трухаопять ты права. Только я это понимаю, а тынет, потому что ты со стороны, из тенечка, с приступочки холодным глазом глядишь и губки поджимаешьах, ужас! ах, позор!.. И ничего-то ты не поняла, не сообразилакуда тебе! что мальчики эти без лица от тоски объявляются, от скуки, оттого, что не хочу я как шерочка-с-машерочкой с тобой или Зинкой каблуки сбивать во Дворце культуры и потом идти по темной улице и бояться, что пристанет кто-нибудь, и надеяться, что пристанет и, на счастье, хорошим парнем окажется и мимозу вялую, рубль веточка, самой себе на Восьмое марта дарить надоело! И фото киноартистов над койкой вешать тоже надоело. На-до-е-ло! Вот и знакомишься, и танцуешь, и провожаешься, и на все готова, хоть на край света, потому что вдруг это он и есть, тот самый, нареченный твой и обжигаешься, как мошка об свечку, и уже не недотрога ты в белом платочке деревенском материном, который на дне чемоданчика давно смятый лежит и забытый и опять обжигаешься, и опять надеешься, и только думаешь про себя: «Где же он ходит вокруг да около, твой-то, которого ты ждешь днем с огнем»
А я стою за дверью и слушаю, и поражаюсь, и жалко мне ее, Варвару, до слез.
А чего мне хочется, чего надо мне еще тише говорит Варька, этого я пока не знаю Только будь у меня она, любовь эта невозможная, и умереть не страшно, и под поезд, как Анна Каренина
Фильм-то замечательный задумчиво сказала Людка, только сравнилаона и но вовремя язык прикусила.
Эти-то ее слова и переполнили Варькину чашу.
Почему? вскрикнула она с силой. Почему?!
Постояла бы она, Анна твоя, вдруг обозлилась Зинка, постояла бы она ночную смену, да двенадцать станков, да незнакомая пряжа идет, да узелки вязать и вязать посмотрела бы я на нее!
Почему? не услышала ее Варвара. Чем мы хуже? Или, наоборот, чем лучше? Нет, девочки, не знаю, как вы, а за себя я уверена! И в голосе у нее такая сила радостная вдруг прорезалась! Мне б только дождаться ее, любви-то, которая с большой буквы, мне б только до нее дотянуться
Но Людкакремень, скала, когда надо. Когда не надо, строго говоря, тоже.
А если он, нареченный этот твой с большой буквы, в самый пожар вашей любви необыкновеннойвозьми и налево вильни? Другая на крючок подцепит, помоложе, побойчее? А тебе: прости-прощай, подруга дорогая, спасибо этому дому, теперь пойдем к другому, а? И уперла руки в боки.
Я даже дышать перестала за дверью-то.
А Варька, как стояла на койке во весь рост, так и замерла, а взгляд ееэто я сквозь щелку дверную вижуостановился на чем-то посредине комнаты.
А там, на самой середке, на столе, на белой клеенке, пистолет Вадькин чернеет, про который я начисто позабыла.