Все лицо в крови! Ужас-то какой! Что с ним? О-о-ох! и чуть не потеряла сознания.
Я перепугался за мать и невольно перестал реветь.
Это все Арандол, пожаловался я. Он меня бросил чертям.
Где? Каких чертей ты видел, сынок? бабушка заахала и теперь направила струйки дыма артыша на меня.
Да вот недалеко! Они за нами гнались! Закройте крепче двери.
Ой, талисман мой, охрани нас! закричал кто-то.
Да закройте же двери! приказывала бабушка. Давайте скорее плеть с красной ручкой да нож с желтой рукояткой! Черти этого боятся. Тьфу, тьфу!.. Бабушка сплевывала, бросая в дверь одной рукой золу, другой песок. После этого закрыла внутренние створки дверей. Что вы рты поразевали! Зажигайте лампадки под образами!
Бабушка поспешила в нашу юрту, чтобы и там зажечь лампадки на алтаре перед изображениями богов.
Арандол открыл глаза, снова зажмурился и молча полез головой под мышку своему отцу. А я выпил молока, понюхал артыш, успокоился и подумал: «Когда здесь столько взрослых да еще тут же и мой отец, так пусть приходят черти взрослые покажут им, как нас пугать. Ведь бабушка спрашивала плеть и ножик. Вот теперь чертям зададут жару!..»
Что за черти, сынок?.. Кого ты напугался? Нет, не может быть, ты не трус!.. сказал отец, ободряя меня.
Они среди кустов чернотала бьют сорок в обгоревшем стойбище, ссорятся, а чертячьи дети сильно плачут, объяснил Арандол.
Это обгорелое стойбище притон нечистых! сказал дядя и посмотрел округлившимися от страха, как у коровы, глазами.
Ой, да как мы его поведем домой? сказала испуганно мать. Надо идти, ведь там дети, напугаются
Иди, иди, не бойся! успокоил ее отец. Ведь у нас тут столько богов на столбах, столько собак! Наш Эгерек в аал никогда ни одного черта на пустит. У него под глазами желтые пятна, а таких собак сами черти боятся. Отец пытался всех успокоить, но видно было, что и у него немного дрожат руки, когда он набивал трубку.
После этих своих встреч с чертями, я стал их очень бояться. Они теперь виделись мне, особенно если я оставался один. Голые, босые, без лиц или с лицом, но без носа и рта, с коровьими рогами, они появлялись, медленно, как дым, таяли и появлялись снова. Я слышал их голоса и зловещий смех, сердце мое сжималось от страха. Ночами я часто кричал во сне, и меня будила бабушка.
Тьфу, тьфу! Оммани патни хом! Хурту-хурту, сырык-сырык! бормотала она заклинания и трясла подолом халата, будто кого-то отгоняла от юрты. Что ты кричал, сынок? спрашивала она затем меня. Кого испугался, что видел, щеночек мой?
Я рассказывал ей свои видения, а она успокаивала меня:
Посмотри, вон я на двери повесила плеть с красным кнутовищем и красный караганник с большими колючками. Черти этого сильно боятся. Гляди-ка, над люлькой повесил отец гнездо ремеза, в нем спрятана душа ребенка
Бабушка показывала мне эвегелчин маленькие куколки ламы, нашитые на квадрат войлока и приколотые к стене юрты. Лица у «лам» были из красной материи, одежда из желтой, на голове лисий мех, на манжетах тоже. Прямо как живые.
Эвегелчин, сынок, также не пускают чертей и детей стерегут. Ничего не бойся, ни о чем не думай, собачка моя.
Зачем ты зовешь меня так?
Ой, беда, беда с тобою!.. Глупый, ведь собаки смелые, они прогоняют волков, а если придут черти или буки, их тоже прогонят лаем. Собаки храбрецы большие. Бабушка ласкала меня, вдыхала запах моих волос и потом тихо, чтобы не услышали черти, шептала: Черти и буки боятся собак, вот я тебя так и называю
Бабушка, а что такое бук? Почему буки живут на обгорелом стойбище?
Это, сынок, душа человека, которая заблудилась, не дойдя до царства богов. Пока душа живет с человеком он живой. Если же ее отнимет у него черт или бук, человек умирает
Бабушка, а какая душа? Какого цвета? Где она прячется?
О, ее так не разглядишь!.. Она может превращаться в ястреба, в птичку, в бабочку Обычно она скрывается где-нибудь неподалеку от человека, чтобы ее не заметили черти и буки. Поэтому, сынок, нельзя убивать без разбора находящихся возле тебя животных. Иногда душа даже под ногтем у человека прячется или под перхотью в волосах. После заката солнца нельзя расчесывать волосы, стричь ногти и бриться. Вот так, сынок
Бабушка, а те черти и буки, что на пепелище живут? Это тоже души? Чьи? На кого они жалуются? Кого они ждут там, на пустом месте?..
А-а, сынок, очень давно когда-то там жил один богач, сильно скупой. Он откочевал с того зимовья, а на пустом месте оставил свою больную бабушку. Так одинокая и умерла она там и после смерти превратилась в бука. Тогда богач, возвратясь, сжег свое зимовье. Все сгорело, а душа осталась Понимаешь, сынок, душа, за которую не приглашали молиться ни шаманов, ни лам, чтобы они указали ей дорогу, сама дороги не находит. Она остается возле родственников и ждет, когда кто-то из них умрет, чтобы с ним вместе отправиться на тот свет. Люди ее не видят, только слышат: она поет, плачет, проклинает, даже говорит иногда Если бросить, сынок, без присмотра свой скот, даже маленькую собачонку, она тоже превратится в бука Ты не думай о них, зря их бояться нечего, а то заболеешь.
Слушаю рассказы бабушки, успокаиваюсь и засыпаю.
ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК НЕ ЕСТ ТРАВЫ?
Не знаю, почему я об этом стал спрашивать, может быть, потому, что проголодался. Было это во время нашего кочевья на чайлаг. Мы с бабушкой ехали на одном коне и гнали небольшое наше стадо овец и коз. Животные дорогой щипали траву, козлята даже отставали от стада, торопились схватить травку посочней, блеяли, будто хотели сообщить: «Здесь я нашел самую вкусную траву», и повсюду раздавалось: «М-мя, мя, бя-бя»
Я спросил бабушку:
А почему человек не ест травы?
Неплохо бы, сынок. Говорят, когда бог начал создавать животных, он попытался сделать так, чтобы и человек тоже ел траву. Но прежде решил проверить, что из этого получится. Бог выбрал два одинаковых луга, на один пустил женщину с ребенком, на другой, такой же точно, лошадь и жеребенка. Не пришел еще и полдень, когда бог вернулся, чтобы взглянуть, как идут дела. Лошадь с жеребенком наелись до того, что животы вздулись, и лежали, хотя выеденное место было не больше, чем занимает юрта, да и съедено-то было не все вчистую. Затем бог пошел на другой луг и что же видит? Больше чем пол-луга выедено до былиночки, но ни женщина, ни дитя есть не прекращали.
Тут бог понял свою ошибку и сказал: «Э-э, так дело не пойдет! Если оставить человека травоядным земли не хватит, травы не хватит и будет между людьми постоянная вражда». И решил бог: «Пусть четвероногие едят траву, пьют из источников и из рек, пусть самцы их, насытясь, стерегут своих детенышей. А человек пускай ухаживает за скотом, ест его мясо, пьет молоко. Пусть сеет хлеб, где нет камней. Пусть копает корни кандыка и саранки, где нет хлеба». Так изрек бог и тут же переделал свое несовершенное творение.
Но в человеке осталось навсегда желание питаться растительной пищей вопреки запрету бога. Поэтому, когда человек рвет съедобные листья трав, он обращается к священной земле: «Не наказывай меня за то, что я ем неположенное. Пусть оно мне на пользу пойдет».
Ладно, а теперь лучше спой песню, сынок! Скоро на чайлаг приедем, поедим, подбодрила бабушка меня и крикнула, погоняя скот: Эй, куг!
На крутых поворотах три черные ее косы разлетались, а я, покрепче ухватившись сзади за кушак, с удовольствием затянул песню.
Я УЗНАЮ ПРО ТРИ БУДДИЙСКИХ МИРА
На чайлаге, куда мы прикочевали и где поставили юрту, под защитой больших елей оказался старый очаг удобное место, куда не проникали ни дождь, ни солнце. Отец огородил его от скота, и мы там варили чай, готовили пищу, выделывали кожи.
Однажды бабушка варила там чай, а я строил около нее высокий двор. Вдруг в мой голый зад точно заноза вонзилась. Я вскрикнул, схватился за больное место и в руке моей оказался большой муравей. Я швырнул его в костер, но муравей попал на необгоревшую часть полена, испуганно помчался по древесине и спасся.
Ага, удираешь! А меня вон как здорово укусил!
Я снова поймал муравья и снова бросил его в костер, но оказалось, что муравей в костер не попал, а ухватился за мой палец и остался на руке. Тогда я решил его в костер не кидать, а побежал к ручью и бросил в воду. Но муравей не потонул, а взобрался на камышинку и поднялся по стеблю вверх. Когда он оказался на самом верху, принялся передними лапами чистить голову, свои большие глаза, а после отдыхал не двигаясь. Отдохнув, он спустился по камышинке до самой воды, тут словно вскрикнул: «Ой, как страшно!» и быстро помчался вверх. Но когда достиг вершины, то, верно, вспомнил про своих родных, что остались на земле, и вернулся назад, но не мог набраться смелости прыгнуть в воду.