В 1723 году пришли на Исеть крестьяне-строители. Они сложили домны и кричные горны, возвели амбары для руды и провианта, дома для служителей, мастеровых и солдат. Все строения обнесли валом, на нём воздвигли палисадукрепление из вкопанных в землю брёвен.
На углах палисадабастионы, ночью запирает стража обитые железом тяжёлые ворота. Настоящая крепость: в длину 550 саженей, в ширину300.
В честь жены Петра I новый завод-город назвали Екатерининском, или Екатеринбургом.
Позднее стал Екатеринбург (ныне Свердловск) столицей всего горнозаводского Урала.
ЕГОШИХИНСКАЯ ПЛОТИНА
Опытные горщики доложили Татищеву, что добрую медь нашёл Прокофий Сталов.
И вот уже снова в седле неутомимый артиллерии капитан: выбирает место для будущего завода. Наконец выбор сделанустье речки Егошихи при впадении её в Каму.
Летом 1723 года плоскодонные баржи, гружённые кирпичом, инструментом, хлебным и пороховым запасом, по Сылве и Чусовой из Кунгура двинулись в Каму.
На носу передней баржи сидел щуплый мужичок с топором за опояскойплотник Ефим Караваев.
Он вырос на реке Колве, близ города Чердыни, с детства видел вокруг себя горы и тайгу. А родители его, как тысячи других русских крестьян, бежали сюда от власти помещиков и царских воеводискали вольную землю. Выжигали тайгу, пахали землю, промышляли охотой и рыбной ловлей, добывали соль и руду, били пушного зверя. По берегам рек вставали бревенчатые пятистенные избы, крепости, рубленные из кедровых стволов, и церкви, похожие на крепостные башни. С местными жителями, коми-пермяками, переселенцы жили в мире, учили их строить дома, пахать землю, огородничать, выпекать хлеб.
Отец Ефима был плотник, ставил по быстрым уральским речушкам плотины для водяных мельниц. А когда царь Пётр задумал основать город на Неве, вместе с другими прикамскими мастерами ушёл на строительство новой столицы. Ушёли не вернулся. Не выдержал непосильной работы. А сыну оставил в наследство своё ремесло. Много мельничных запруд построил Ефим Караваев, и одна из них попалась на глаза Татищеву. Подивился он мастерству уральского строителя, взял его к себе на казённую службу.
Теперь Ефим послан был строить плотину Егошихинского завода. Плотинапервое дело. Без плотины нет завода.
Эй, лапотник! окликнул его поручик Рогов. Топор-то наточил?
Давай, ваше благородие, испробуем: твоя шпага острее или мой топор? предложил Ефим.
Давай! Рогов лихо выхватил шпагу, со свистом рассек воздух.
А Ефим принёс большой кованый гвоздь, легонько постругал его топором и снял с гвоздя железную стружку. Поручик молча убрал клинок в ножны.
Баржи ткнулись носами в песчаный берег. Лес кругом. Ни дыма, ни жилья человечьего.
Прошло несколько дней, и поднялся над Егошихой высокий шатёр из брёвен: верхние концы брёвен скреплены между собой, а комли упираются в берег и в стоящий на приколе плот. Через макушку шатра на блоке переброшен канат, на нём висит чугунная балка. К другому концу каната привязано десятка два верёвочных хвостов, двое-трое строителей тянут за каждый.
Тащи-и! кричит Ефим, вскинув руку.
Напряглись верёвки, медленно пополз вверх чугунный ствол. Ефим резко опустил руку, будто саблей рубанул невидимого врага. Балка полетела вниз, раздался тяжкий глухой удар, и бревно чуть не наполовину ушло в речное дно. Так забивают сваи будущей плотины.
Гулкое эхо, отражаясь от лесистых склонов, катится над водой: бух бух Одна за другой врастают сваи в дно реки.
Затем уложили бревенчатые клети, облицевали камнями, сверху засыпали землёй. К осени плотина была готова. По гребню её могли проехать в ряд четыре телеги.
Сквозь прорези в плотине вода из запруженной речки шла в особые лари, а оттуда по деревянным желобам падала на лопатки водобойных колёс. Вращаясь, эти колёса раздували мехи у медеплавильных печей, поднимали многопудовые молоты.
Полюбовался Ефим Караваев своей плотиной и отправился строить новую.
А на месте Егошихинского завода вырос один из крупнейших городов УралаПермь.
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ СТЁПКА
В одиннадцать лет остался Стёпка круглым сиротой. Мать померла, а отца ещё раньше на заводе железной крицей задавило. Хорошо, взял Стёпку в помощники старый отцов товарищ, литейщик Тихон Донатович. Стал обучать своему ремеслу.
В это время начали на Уктусском заводе лить пушечные ядра. Да вот беда: чугун на ядрах выходил ноздреватый, с раковинами и щербинами, с намертво пригоревшим песком от литейных форм. А если у ядра поверхность неровная, оно и летит ближе, и труднее таким ядром в цель попасть.
Тихон Донатович ходил молчаливый, грустный. А сержант Семёнов, осматривая готовые ядра, ругался на чём свет стоит:
Ох, криводелы! Ужо помянут вас пушкари недобрым словом!
И управляющий пригрозил:
Пошлю тебя, Тихон, уголь жечь.
После этого совсем погрустнел Тихон Донатович. Дома у него жена хворая, малые детишки. Разве прокормишь их угольной работой?
И у Стёпки на душе тоже кошки скребут. Как быть? Чем помочь?
Сидели они, задумавшись, на куче песка, приготовленного для набивки литейных форм. Сидели, горох лущилиТихон Донатович из огорода принёс. И вдруг Стёпку будто молнией ожгло: вот оно! Придумал!
Дядя Тихон! Стёпка сунул ему под нос раскрытый гороховый стручок. Глянь! Горошины, как ядра
Схватил прутик, начал рисовать прямо на песке. А сам от волнения заикается, ничего толком объяснить не может.
Тихон Донатович сперва слушал вполуха, потом склонился над чертежом, вгляделся пристальнее и радостно хлопнул помощника по плечу:
Ай молодец!
А Стёпка придумал вот что: построить полировальную машину.
Через неделю машина уже работала. От водобойного колеса протянули цепи к большой кадушке, которую укрепили на оси и плотно набили ядрами. Колесо крутилось, вращая кадушку, и ядра в ней тёрлись друг о друга. От этого они становились гладкими, чистыми. А чтобы чугун лучше продраивало, в кадушку подсыпали крупнозернистый песок и каменную крошку.
Стёпка ходил по заводу гордый. Старые мастеровые с ним за руку здоровались, величали Степаном Ивановичем.
И Татищев похвалил уктусские ядра:
Славные для супостатов гостинцы. А блестят-то, блестят!
Это всё Стёпка, доложил сержант Семёнов.
Привели Стёпку.
Подивился Татищев на изобретателя: стоит мальчуган ростом с лопату, нос в конопушках, на лбу и на щеках сажа, а глаза умные, живые, так и светятся.
Ну, Стёпка, сказал Татищев, как откроем в Уктусе школу, тебя первого запишем в ученье. И за смекалку твою будем кормить-одевать на казённый счёт. А выучишься, такую машину придумаешь, каких и за морем нет.
УЧИТЬСЯ!
Обмакнув перо в медную чернильницу, Татищев написал: «В Невьянский завод, купцу Демидову»
Просил он богатейшего из уральских заводчиков, чтобы тот построил для школы хоть малую избёнку и отдал в ученье самых сметливых ребятишек.
Закончив письмо, перегнул лист пополам, капнул на бумагу воском, растопленным в пламени свечи, и оттиснул свою печать.
В тот же вечер явились к нему двое бывших учеников Артиллерийской школыБратцов и Одинцов. Татищев не зря взял их с собой на Урал.
Ты, сказал он Братцову, в Уктус учителем поедешь, а ты, Одинцов, здесь останешься, при кунгурской школе.
И велел выбрать из своей библиотеки те книги, которые им понадобятся.
Вы учеников тому научить должны, чему сами в Петербурге учились, строго сказал Татищев. И цифири, и геометрии, и хитродвижности, то есть механике, и разным горным наукам.
Долго наставлял он будущих учителей. Наказывал меньше ругать учеников, а больше ободрять похвалою. Говорил, чтобы малолеткам почаще давали отдых, выпускали бы погулять. А старшим за книгой проводить четыре часа до обеда и после обеда ещё четыре.
Главное, советовал Татищев, учите ласково, с любовью.
А если кто ленив? спросил Братцов.
Того для позора на пол сажайте. Пускай на полу сидючи учится.
Чтобы родители охотнее посылали детей в школу, Татищев приказал выдавать бедным семьям пособиена одного ученика полтора пуда муки в год и по рублю на одежду.