Раздевайся, приказал он, швырнув ее на пол. Лима не сдвинулась с места. Раздевайся, я сказал! Схватив за руку, он рывком поднял ее на ноги.
Лима вскрикнула от жжения. В том месте, где он схватил ее, остался след.
Она сделала, как он сказал и в ожидании замерла. Даниэль, чьи глаза по-прежнему горели огнем, кивнул ей на бутылку, стоявшую на преподавательском столе. Это была текила, причем, хорошего качества.
Пей, приказал он, не спеша натягивая черные, кожаные перчатки, которые торчали у него из заднего кармана джинсов.
Лима, напуганная до чертиков, послушно взяла бутылку. Повозившись немного с крышечкой, она бросила ее на стол и сделала маленький глоток.
Еще! Она сделала еще один маленький глоток. Еще! До дна по маленьким глоткам!
К тому времени, как маленькими глоточками Лима выпила половину бутылки, она уже едва стояла на ногах, а текила все не кончалась. В кабинете было прохладно, и сырость, ползущая от приоткрытого окна, пробирала ее голое тело до костей.
Даниэль, не позволивший ей даже сесть, облокотившись на преподавательский стол, беспристрастно наблюдал, как ее бьет дрожь, и бутылка с трудом удерживается в ее худой руке с покрывшемся волдырями ожогом.
Не могу большевыдавила Лима непослушным языком. Кабинет плыл, руки и ноги немели, колени готовы были сложиться в любой момент.
Не можешь? с насмешкой переспросил он. Что ж так, сирена? Ведь ты любишь веселиться, любишь выпивать, любишь трахаться.
Не могуповторила она, пошатываясь.
Глаза Даниэля полыхнули огнем. Сорвавшись с места, он в один шаг преодолел расстояние между ними. Выхватив бутылку, он схватил одной рукой ее за лицо так, чтобы рот приоткрылся, а второй начал заливать ей текилу.
Лима поперхнулась, и текила потекла ей по шее на грудь. Не в силах больше стоять, она начала падать, тщетно пытаясь ухватиться за Даниэля, брезгливо отступившего от нее и с презрением глядевшего сверху вниз.
Унылое зрелище, констатировал он.
Лима ползала у его ног голая, облитая текилой и униженная ниже плинтуса. Ее стошнило, и она влезла в собственную рвоту рукой.
За что? тихо всхлипнула она, оставив попытки заставить себя подняться. За что ты так со мной? Горькие слезы текли по ее прекрасному лицу, искаженному болью, унижением и стыдом. Я Я знаю, что я Что я плохой человек, но Разве я заслужила такое обращение? Она подняла на него заплаканные глаза.
Даниэль молчал. Глаза его потухли, как и презрение и злоба, и, если бы Лиме не было так плохо, то она заметила бы в них стыд, но она едва видела даже одежду, лежавшую от нее на расстоянии вытянутой руки.
Не услышав ответа, она снова попыталась встать, но безуспешно. И тогда она поползла, как побитая собака. Ладонь ее наткнулась на осколок бутылки, но она даже не почувствовала этого. Слезы и вновь подступающая рвота душили ее, и сохранившем трезвость кусочком рассудка она боялась, что вот-вот отключится и просто захлебнется собственной рвотой.
Сильные руки подняли ее, и гладкая кожа перчаток коснулась ее лица.
Дыши ртом, хрипло сказал Даниэль. В голосе его послышался страх.
Перчатка воняла текилой. Лима скривилась и с душераздирающим стоном вырвала.
Не трогай менявыдавила я, выворачиваясь из его рук и вновь падая на пол.
Нащупав рукой одежду, Лима кое-как натянула пальто. Платье и туфли она даже не стала пытаться надеть. Схватившись за стол, она попыталась встать. Ей даже это удалось, как и удалось сделать пару шагов к двери, но далее все расплылось, и она потеряла сознание.
Как она оказалась в своей комнате, Лима не помнила. Ильмира рассказала, что Даниэль с безумным видом вломился к ним с ней на руках. Она была в отключке: вся в рвоте, текиле, одна рука в волдырях, вторая изрезана осколками бутылки. И если бы не Ро, Ильмира убила бы его прямо там.
Подруги просидели над ней до рассвета и, когда она пришла в себя, напоили одним из зелий Ро против симптомов похмелья и помогли дойти до озера, чтобы она могла освежиться и залечить раны на руках.
Не желая никого видеть и куда-либо выходить, Лима просидела в комнате весь день, с благодарностью принимая заботу подруг. Она даже смогла заставить себя улыбнуться, но внутри у нее все ныло и саднило.
Даниэль не просто унизил ее, он ее раздавил. И никогда прежде она не чувствовала себя столь неуверенной и беззащитной. Она могла повелевать водой, управлять ее разрушительной силой, но не смогла ничего противопоставить новенькому парню, чья ненависть и жажда мести оказались в разы сильнее ее высокомерия, самоуверенности и тщеславия.
Первое занятие в понедельник у Лимы проходило в том кабинете, где новичок взял за правило над ней издеваться, и ей очень не хотелось туда идти.
Ро слиняла из комнаты сутра пораньше ради какого-то качка, чтобы начать дождливую неделю с приятных впечатлений, и Ильмира вызвалась проводить Лиму до ненавистного кабинета.
Крепись, Ильмира ободряюще пожала плечо подруги. Каких-то полтора часа, и все закончится.
Лима с благодарностью посмотрела на подругу, и вяло улыбнулась. С утра она ничего не ела и, среди толпы студентов, мнущихся возле двери в ожидании звонка, она чувствовала себя очень не уютно. При каждом случайном касании, даже при прикосновении подруги, она слышала поскрипывание кожаных перчаток и их холодные скользящие движения по обнаженной коже, и это ее убивало.
Однако, с Ильмирой она согласна не была. В смысле, что все закончится после того, как она выйдет из того проклятого кабинета. Все не закончится. Даниэль никуда не денется и так просто не отстанет.
Вопреки своему желанию она показала себя слабой, глупой девчонкой, которую легко поманить красивым личиком и большим членом, которую легко сломать грубой силой и шантажом. Может быть, она и была глупой и слабой, сексуально озабоченной и легкомысленной, примитивной, недальновидной, балованной, капризнойсписок этот можно было продолжать бесконечно, но вот только дурой все-таки она не была, как и не была перекати-полем, безнадежно следовавшим за ветром.
Все не закончится, пока она это не закончит. И дело было уже не в Ирике и его карьере и репутации. Даниэль поднял ставки, поставив на кон ее честь и достоинство, которые вопреки, распространенному мнению, у нее были наравне с красотой и сексапильностью. И за все, что он ей сделал, она не просто отомстит, она вдребезги разобьется, но уничтожит его целиком и полностью.
"Подотри сопли, девочка" сказала она себе. "Ты проиграла сражение, но война только началась".
Глава 6. Улика
Прозвенел звонок, и студенты ломанулись в кабинет. Девчонки, которые шли впереди, истошно завизжали.
Лима, вспомнив, что в кабинете могли остаться ее вещи, не говоря уже о разбитой бутылке и рвоте, растолкала образовавшийся затор, но ничего подобного там и близко не оказалось, и Лима в ужасе приложила руку к губам, радуясь, что желудок ее был пуст: на чистом полу кабинета лежало тело.
Поза его была мучительно скрюченной, кожа серо-синей и от его влажной одежды тянуло тиной. Не в состоянии отвести от него глаз, Лима, чей носок туфли почти касался его кроссовок, жадно всматривалась в его мертвое лицо, ведь оно было ей знакомо. Кажется, в прошлом году этот парень пытался за ней ухлестывать, но Лима его послала, любезно посоветовав избавиться от прыщей и привычки ковыряться в носу.
После этого он с неделю не появлялся на занятиях, и добрые люди поговаривали, что после нервного срыва, причину которого само собой приписали ей, родители заперли к его чуть ли не в дурку, но слухи так и остались слухами, как и прыщи на его лице.
Сбежавшиеся на крики преподаватели быстро разогнали студентов и запечатали кабинет до приезда следственных органов, которого, к сожалению для ректорши, было не избежать.
Прибывшие вскоре следоки, типичные представители стихии земли с суровыми лицами, напрочь лишенными каких-либо эмоций, попросили учащихся не выходить из своих комнат, пока их не попросят об обратном.
Проклятье! выругалась Лима, влетая в комнату. Какого хрена они здесь командуют?
Как ни странно, но труп нагнал на нее аппетит, а мысль о том, что ей было искренне жаль, что труп не принадлежал Даниэлю, что решило бы ее проблемы, еще больше подогрело желание удавить ненавистного огненного ублюдка.