Граф КисетуКАМЕЛИИвысокого и низкого полета
КАМЕЛИИвысокого и низкого полета
Глава IНА КУЗНЕЦКОМ И В ЭРМИТАЖЕ
На дворе стоял теплый весенний день. Снег уже давно сошел с главных улиц Москвы, хотя в переулках его оставалось еще порядочно: и там и сям еще виднелись большие несвезенные глыбы наколотого льда. В воздухе веяло свежестью и теплотой. Лучи солнца, еще не жгучие и палящие, как во время лета, только слегка согревали. По улицам бежали ручьи, стекая все в громадный резервуар, Москву-реку, которая посинела и надулась, но лед еще стоял и не ломался.
Новомодная коляска, запряженная парой отличных вороных лошадей в шикарной сбруе, быстро мчалась в гору по Кузнецкому мосту.
В коляске сидели две женщины. Одна из них была блондинка с тонкими и изящными чертами лица. Насмешливая улыбка играла на ее тонких губах. Она была, бесспорно, очень хороша собой, но в чертах ее уже проглядывало утомление, пресыщение, а может быть, и скука.
Подруга ее представляла собой тип совершенно противоположный: это была маленькая, сухощавая брюнетка с острым носиком, большими черными, веселыми глазами и пикантной улыбкой. Вся фигурка ее, живая и маленькая, производила славное, веселое впечатление: чувствовалась, что это не статуя, а женщина, что она молода, полна силы и огня, что она еще хочет жить, жить и жить.
Вы спросите меня, быть может, читатель, как одеты были обе женщины?
О, одеты они были безукоризненно; элегантно сидели на них белые воздушные шляпочки с белыми лентами и черные бархатные кофточки. Шикарный тигрового цвета плед покрывал их ноги, а потому и мешал рассмотреть цвет платья.
Коляска на самой крутизне горы поехала несколько потише; в это самое мгновение щегольская эгоистка, с толстым бородатым кучером и подбоченившимся франтом в сером пальто и черной шляпе, как молния пронеслась мимо.
Это он, это Мащокин, крикнула белокурая.
Да, да, это он, рассеянно отвечала ее подруга.
Эгоистка, промчавшись шагов сорок, круто повернула назад и скоро поравнялась с коляской. Наружность господина, сидевшего в ней, была довольно замечательна. Это был здоровенный, тучный блондин с крупными, топорными чертами лица. На этом лице, открытом и честном, так и виднелись доброта и простосердечие, хотя длинные усы и придавали ему несколько суровый вид; это был вполне тот оригинальный, в настоящее время почти вымерший, тип старинных дворян-помещиков, засидевшихся в деревне, где они проводили время на славу, а затем приезжавших в Москву хорошенько повеселиться и, что называется, пустить в глаза пыль.
Господин, поравнявшись с коляской, чуть-чуть дотронулся пальцами до шляпы. «Адель, Соничка», прошептал он. Сидевшие в коляске улыбнулись. Коляска, взъехав на гору, опять повернула вниз и с громом и треском подкатила к магазину Фульда.
Дайте мне браслет, только поновее, обратилась белокурая к приказчику.
Tout de suite, madame,произнес тот с достоинством.
Браслеты были принесены. Белокурая начала их рассматривать один за другим.
Нет у вас лучше? обратилась снова к приказчику белокурая.
Приказчик опять отправился за браслетами.
В это время к магазину подлетела знакомая уже нам эгоистка с сидевшим на ней тучным блондином. Через минуту он, пыхтя и отдуваясь, уже входил в магазин.
Que faites vous ici, mesdames?произнес он хриплым голосом, пожимая руки дамам.
Вы видитепокупаем браслеты, довольно сухо отвечала ему черноволосая.
Блондин на минуту замолчал.
В это время воротился приказчик, держа в руках несколько коробочек с браслетами.
Ах, как хорош! вскрикнула белокурая, выбрав великолепный литой браслет с небольшими изумрудами. Что стоит?
Триста рублей.
Вот деньги, и Адель небрежно бросила на прилавок три смятые сторублевые.
Что же вы себе ничего не купите, m-lle Sophie? снова вмешался блондин, обращаясь к черноволосой.
Та пожала плечами.
У ней чахотка, захохотала белокурая.
А у меня есть против нее верное лекарство, засмеялся блондин. Что стоит? обратился он к приказчику, показывая на великолепный фермуар, лежавший за стеклом в ящике.
Восемьсот рублей.
Хорошо.
Блондин вытащил из бокового кармана сюртука полновесный бумажник и отсчитал требуемые деньги.
Надеюсь, болезнь ваша прошла? сказал он любезно черноволосой, передавая ей фермуар.
Merci, улыбнулась Sophie, принимая подарок и пожимая руку блондину.
Адель с завистью посмотрела на подарок.
А так как ваша болезнь, милая Соничка, прошла, и вы находитесь в вожделенном здравии, то я прошу сегодня вас, а также и m-lle Адель позавтракать вместе со мной в Эрмитаже. Там сегодня получены самые свежие фленсбургские устрицы.
Блондин раскланялся с дамами и, так же пыхтя и отдуваясь, вышел из магазина.
Обе дамы следовали за ним.
Ровно в 2 часа к подъезду Эрмитажа подъехал знакомый уже читателю блондин. Вместе с ним, немного погодя, приехал и другой господин. Это был также блондин довольно высокого роста, одетый очень щеголевато. Лицо новоприбывшего, смолоду, вероятно, очень красивое, теперь производило не совсем приятное впечатление. Это была сильно потертая и истасканная физиономия, на которой легко можно было видеть следы веселой жизни и разгульных, бессонных ночей. Небольшие белокурые усы его были слегка закручены, большие, серые, навыкате глаза смотрели лениво и немного самодовольно.
Отдельную комнату, получше, скомандовал тучный блондин кланявшимся официантам.
Пожалуйте-с, направо-с.
Оба новоприбывшие взошли в небольшую комнату, посередине которой стоял накрытый снежной белизны скатертью стол с несколькими приборами.
Подай карточку, да когда приедут сюда две дамы и будут нас спрашивать, то проводи их прямо сюда. Затем дай водки и принеси закусить икры, балыка и там чего-нибудь получше.
Слушаю-с.
Официант исчез.
Оба блондина прошлись по рюмочке, затем тучный блондин стал обдумывать завтрак. В это время появились Адель и Соня.
Позвольте представить вам, m-lle Адель, одного из наших общих знакомых, Николая Семеновича Орсохова, смеясь, рекомендовал тучный блондин своего знакомого.
А! мы уже знакомы, улыбнулась Адель.
Быть может, не довольно близко? настаивал тучный блондин.
Мы не могли счесть отделявшего нас расстояния, ответил Орсохов, пожимая руку Адель и Соне.
Адель засмеялась. Соня вспыхнула.
Вы очень мило острите, m-r Орсохов, заметила она.
Очень рад, если вы это находите.
Разговор завязался живой и бойкий.
Ну уж ножик, говорила Адель, разрезывая дымящийся ростбиф, приготовленный a langlais.
А что?
На нем можно доехать верхом до Петербурга и не обрезаться.
Значит, он все таки острее языка m-r Орсохова, вставила Соня.
Во всяком случае, им удобнее зарезаться, чем вашими остротами, быстро ответил Орсохов.
Все засмеялись.
Пенистый портер полился в стаканы. Затем последовали устрицы с рейнвейном. Добрались и до шампанского.
Господа, провозгласил Орсохов, тост за здоровье всех цветов.
И камелий в особенности, добавил другой блондин.
За поощрителей садоводства, ответила Соня.
За здоровье их карманов, добавила Адель.
Все выпили.
Исчезли еще две бутылки. Разговор становился живее и откровеннее. Парочки разместились: Адель о чем-то шепотом разговаривала с Орсоховым, толстый блондин сидел рядом с Соней, обняв ее за талию.
Господа, поедемте в парк, предложила Адель.
Что же мы там будем делать? рискнул заметить Орсохов.
Поедемте, поедемте, крикнула Соня.
Четверо собеседников поднялись с мест и, расплатившись, направились к выходу.
В то время, когда Соня, которая шла последней, выходила из дверей гостиницы, по тротуару проходил очень молодой человек, так лет двадцати с чем-нибудь, с очень живой и выразительной физиономией; увидя Соню, он остолбенел и остановился на месте.
Неужели это вы? тихо спросил он.