«А если б я не подошёл, с кем бы ты сейчас..? Все же на тебя слюни пускали».
Девушка было дёрнулась, но он не пустил, ещё сильнее прижал её к жесткому матрасу. До изнеможения, до отчаяния медленно проникал внутрь тёплого, дрожащего от напряжения тела, пробирался пальцами вниз, под её скользящие по шелковому покрывалу бёдра, двигаясь всё так же неспешно и продолжая шептать на ухо:
«С любым из них ты была бы такой Страстной Бесстыжей А досталась мне».
Она дышала тяжело и неровно, Но, хватая ртом пыльный воздух ночной комнаты, всё же произнесла вполне внятно:
«Это ты достался. Я с тобой, потому что так хотела только с тобой»
Несколько секунд он ничего не осознавал, мысли сменились одними лишь ощущениями, острыми, приятными, не до конца знакомыми. Потом отпустил её, сдвинулся на край кровати и с томной наглостью спросил, подперевшись локтем, так, будто продолжил прерванный разговор:
«Правда? Так хотела? Думала, значит, об этом раньше? А когда трогала себябывало, что меня представляла?» Она молчала и шарила руками по покрывалу в поисках белья.
«Потому что яда».
Она обернулась к нему. «Тоже себя представлял?» «Ха-ха» саркастически скривился он.
«Теперь мне уже точно нужно ехать домой, и очень быстро».
Саша растянулся, сцепив руки под головой.
«Теперь езжай. И возвращайся с вещами. Серьезно, а что? Места хватит». Она улыбнулась. «Я воспринимаю всерьёз любую твою болтовню» подошла, посмотрела как-то уж слишком нежно и поцеловала в губы, как-то уж слишком долго. Он невольно обнял её за плечи и едва сдержался, чтобы снова не повалить на скрипучую койку. Но выпустил. В памяти отчего-то возникло море, грязный сочинский пляж начала девяностых, его мальчишеские ладошки, безуспешно пытающиеся удержать между пальцев мелкий серый песок, в закатном сочинском зареве отливающий кобальтовой синевой.
При дневном свете всё произошедшее казалось не более чем забавным приключением. Саша не особенно-то церемонился в отношениях со слабым полом. Перезванивал по потребности, вместо свиданий звал сразу домой. Если отказывалисьне обижался, но и менять привычки не считал нужным. Писать пока не писалось, и Саша болтался по улицам без цели и мыслей.
Ночью стало худо. Не было возможности уснуть в кровати, пропахшей травянисто-терпкими духами, под тяжестью мутных видений, наполненных развивающимися тонкими локонами, воздетыми руками, шепотом зацелованных губ: «Я с тобой, потому что так хотела Только с тобой»
В Фейсбуке ничего нового не нашлось.
Так прошло ещё несколько ночей, сменявшихся бессильными сомнамбулическими днями. Интернет молчал. Одним поздним утром, спустя уже где-то пару недель, Саша вдохнул и дрожащими от многодневного недосыпа пальцами набрал на клавиатуре:
«А как ты проводишь ночи? Надеюсь, лучше меня», отправил в «ЛС».
Ответа не последовало. Он вяло пролистывал её хронику. Там не было ничего нового.
«Вот сука» Саша закрыл страницу, решив больше никогда на неё не заходить.
Но встретившись в очередной раз в кафешке с приятелями и заметив среди них Олю, скользнул вымученно безразличным взглядом, как бы дежурно среди приветствий спросил:
«А подруга как поживает? Я думал, ты теперь везде её с собой таскать будешь».
«А тебе интересно?» ответила она вопросом, прищурившись. Саша растерялся. Приятельница вдруг подскочила к нему, обдав сладким ароматом.
«Пошли» и потащила его куда-то в фойе. У раскрытого французского окна они остановились.
«Надеюсь, ты понимаешь, все всё знают. Вы слиняли прямо посреди вечера, вас туча народу видела».
Он промолчал и почему-то покраснел. Хотя чего тут краснеть-то.
«Вот. Поэтому слушай. Нина в больнице, и там всё не очень хорошо».
Он вскинул опущенные глаза.
«Ага, вот именно, вирус, чьё имя нельзя называть». Она оглядела жалостно-презрительно его сутулую фигуру. «И тебе бы протестироваться, а то выглядишь не очень».
«Дай номер», Саша заискивающе взял Ольгу за запястье, казалось, она на него за что-то злится.
«Номер-то я дам. Но дозвониться особо не рассчитывай. И вообще» она угрюмо нахмурилась.
«Что?» «Ты мне подругу угробил, сморчок». Саша глянул нетерпеливо и обозленно. «Слушай, я ваших женских штучек не догоняю, хочешь сказатьговори нормально».
Оля вздохнула и закатила глаза. «Ну мужа она выгнала, учёбу забросила. Всё равно, говорит, мой дисеродно словоблудие. В Ватсапе лицо серое, глазапо здоровому плачущему блюду. И улыбается при всем этом. Избавилась, что называется, от пошлости жизни. А теперь как бы пошлость смерти не накрыла. Тебе просто потрахаться мало? Что ты ей навпаривал?» «Ничего» потом сбросил с себя оцепенение. «Да хватит чесать мне про то, чего не понимаешь! Просто дай номер и вали».
«Куда уж нам до вас, писсателей» она с наслаждением растянула букву «с». «Выслала». Действительно, тут же пришло уведомление.
Телефон не отвечал. На следующий день снова длинные гудки. Он слушал их, и казалосьэто равно отмеренные струйки сухого мелкого песка одна за другой просачиваются сквозь пальцы и исчезают в небытие.
Через неделю, отбросив лицемерную тактичность, Саша просто весь день жал на кнопку с зелёной трубкой снова и снова. В какой-то момент он вдруг услышал интеллигентный баритон: «Алло». И тут же сбросил звонок. Потом, подумав, набрал снова. «Алло, говорите». «Можно услышать Нину?» «Нина умерла. А вы кто?»
Саша сидел в единственной комнате своей маленькой тёмной съёмной квартирки. Только теперь он вдруг заметил, до чего его коморка грязная и неприбранная. Стянул с кровати одеяло и отнёс его в стиралку, потом, откинув серую занавеску, увидел прямо под потолком рваную паутину, поблескивающую в сиреневых закатных лучах. Достать её никак не получалось. Саша принёс с кухни веник и что есть силы замахал им в воздухе. Потолок быстро очистился, но ему казалось, что паутины всё ещё полно, и продолжал рассекать пространство, пока совсем не выбился из сил. Отдышавшись, он в изнеможении опустился на кровать, с ненавистью отбросил веник подальше, придвинул ноутбук и сделал то, что не позволял себе никогда, даже в школьном поэтическом кружкенаписал самые сентиментальные на свете стихи в стиле впавшего в деменцию Пастернака. Начинались они совсем нелепыми строфами.
Уж лучше вовсе не любить,
Пастись на воле,
Чем слепо радость находить
В жестокой доле.
Уж лучше вовсе не играть,
Торчать в кулисе,
Чем перед свиньями метать
Жемчужный бисер.
Уж лучше вовсе не жалеть
Душой остылых,
Чем, их пытаясь отогреть,
Растратить силы.
И дальше было не лучше.
Разместил их на своей странице с тэгом @Нина Иванова. Пост получил антирекордные 5 лайков, и долго ещё друзья-коллеги крутили пальцем у виска, спрашивая, что это вообще было. А потом жизнь постепенно вошла в свою колею. Одеяло снова со временем почернело от грязи, над окном поселился другой паук, стиль книжек приобрёл прежний постмодернистский лоск. В нём даже появилась какая-то утончённость, уникальный почерк, позволяющий особенно ушлым критикам распознать среди пестрой писательской толпы будущего классика.