В дом к Даниловичам энкавэдэшники ворвались уже с подкреплением. С хозяевами обращались с подчеркнутой суровостью, все в доме тщательно обыскали. Ежи Даниловича все это время держали под стенкой с поднятыми руками.
Капрал запаса Ежи Данилович только в самый праздник Рождества Христова вернулся с сентябрьской войны домой. Измученный тяготами войны, побегом из советского плена из-под самого Львова, он наконец-то добрался до Червонного Яра. Дома застал свою любимую Наталку «Женушка ты моя чернобровая, любовь ты моя ненаглядная! Верила, что вернусь я к тебе с войны! Верила!» И осыпал ее поцелуями. У Наталки был огромный выпуклый живот. Ежи нежно гладил, ласкал его. Наталка на секунду придержала ладонь мужа: «Слышишь? Шевелится, толкается уже вот тут, сбоку, здесь толкает. Теперь чувствуешь? Слышишь?»
В январе Наталка родила Даниловичу сына. Дали ему имя Анджей, только из-за морозов и метелей не успели окрестить и зарегистрировать не успели. Главное, малыш был здоров, да и Наталка цвела, как прежде. Наталка Величко была украинкой из Касперовиц над Серетом. В Червонном Яре было несколько польско-украинских семей; поляки часто брали в жены украинок. Хорошие были семьи, одна заботаежегодно приходилось по два раза справлять каждый праздниккатолический и православный. Впрочем, что родня, что не родня, никого на Подолье не миновало это двойное празднование. Наталка была единственной дочерью богатых родителей. И ее отец вполне обоснованно рассчитывал, что любимая доченька приведет ему в дом славного хозяйственного зятя. Не было у красавицы Наталки отбоя от достойных украинских женихов. Но сердцу не прикажешь, доня ляха полюбила
Обыск у Даниловичей шел долго. Наталка баюкала сына на подушке. Свекровь сидела рядом, перебирая четки. За столом расселся уже знакомый Ежи энкавэдэшник из Тлустова, комиссар Леонов. Молчал и курил папиросу. Ежи был уверен, что в доме ничего не найдут, разве что-нибудь подбросят для провокации. Наверное, снова заберут в отделение в Тлустове на допрос, и как всегда комиссар Леонов начнет его обвинять в сокрытии оружия, в заговоре против советской власти. Ну и, не счесть в который раз, прикажет рассказывать биографию, особенно об этом последнем, военном эпизоде. Данилович в таких случаях тщательно взвешивал каждое слово, чтоб не ошибиться, потому что скрыл он от комиссара свое пребывание в советском плену и свой побег из-под Львова. Держался одной и той же версии: мол, часть его была разбита немцами под Томашевом Любельским, откуда он, как многие рядовые солдаты сентябрьской войны, пробрался в Червонный Яр
Повернитесь и опустите руки, Данилович! Голос Леонова вырвал Ежи из размышлений.
Комиссар встал из-за стола и подошел к Ежи.
Ничего не нашли Как всегда, правда, пан Данилович?
Так и не было у меня никогда ничего подозрительного, пан комиссар.
Не было, говоришь? И думаешь, наверное, что нас перехитрил, что можешь безнаказанно насмехаться над советской властью?
Да в голову мне такое не приходило, пан
Я тебе, Данилович, уже сто раз говорил, что паны были в панской Польше! прервал его комиссар. Ошибаешься, Данилович! На этот раз мы тебя перехитрим! С этими словами Леонов достал из полевой сумки решение о выселении и стал его зачитывать:Перечисленным лицам дается полчаса на сборы, с собой могут взять мешок багажа на человека. Решение окончательное и должно быть немедленно исполнено! Ну, собирайтесь, собирайтесь, и так уже столько с вами проваландались, поторапливал Леонов.
Мать и Наталка беспомощно взирали на Ежи. Подошел к ним. Обнял Наталку.
Выселяют нас Надо собираться Позаботься о сыне, укутай потеплее. И ты, мам, оденься, как следует, мороз на дворе.
Как же это, сынок? Куда?
Не знаю, мама, не знаю Как-нибудь справимся. Малышу, Наталка, ну, сама знаешь, что там нужно Стефан, Кристина, одевайтесь, помогите маме, Наталке. Я мешки поищу.
Минутку, Данилович! вмешался комиссар, что-то мне кажется, у вас тут не все сходится. И с этими словами еще раз достал зловещий документ.
Ну да, вот! щелкнул пальцами по листку бумаги. А вы собственно кто будете, гражданка? указал он на Наталку.
Я? Она удивленно взглянула на Ежи. Жена.
Жена, говорите? буркнул Леонов. А как ваша фамилия?
Наталия Данилович, дочь Василя, в девичестве Величко.
Наталия Величко, дочь Василя, протяжно повторил комиссар. Украинка?
Украинка.
А ребенок чей?
Ребенок? удивилась Наталка. Мой ребенок, наш сынок, Андрийко.
Говорите, Андрийко, хорошее имя. Он снова потряс бумагой, взглянул на Ежи. Ведь говорил же я, Данилович, что-то тут у вас не в порядке! Вас, гражданка Величко, решение о переселении не касается. Вы остаетесь в Червонном Яре.
Как это? Удивились в один голос Ежи и Наталка. Потрясенный Данилович понял, к чему клонит комиссар. Не станете же вы семью разбивать?
Семья, семья!.. В документе этого нет. Ничего не могу поделать, Данилович.
Пан комиссар, мы браком сочетались в костеле, а что это моя жена, мой сынвся деревня вам подтвердит.
А в документе этого нет! Я не виноват, Данилович. Да ты заранее не переживай. Приедешь на место, оформишь все как надо и вызовешь жену к себе. Ну, не тратьте зря время, собирайтесь, собирайтесь.
Тревога, как тяжелая черная туча, нависла в ту ночь над всем Червонным Яром. Оглушенные неожиданно свалившейся на них бедой, люди двигались, как в бреду. С приближающимся рассветом крепчал мороз. Собаки охрипли от бешеного лая на чужаков. Клубы пара валили на улицу из открытых изб, конюшен, свинарников и курятников. Солдаты и украинские милиционеры, растянувшись вдоль тропинок между плетнями, следили, чтобы никто из окруженной деревни не сбежал. На дороге, пересекающей хутор, ждали запряженные сани. Кони мотали заиндевевшими мордами, пытаясь выплюнуть примерзающие к губам удила. Мерзли украинские сельчане из окрестных деревень, согнанные в Червонный Яр со своими возами. Притопывали, подпрыгивали, чтобы согреться, хлопали рукавицами по бараньим тулупам, дымили самокрутками, а кто запассяпотягивал самогон. И говорили, говорили
Со всей округи ляхов забирают
Так им и надо, гордецам этим; ишь, хозяйничают тут на нашей Украине, как дома.
Нагнали колонистов со всей Польши, землю у нас отобрали.
Аккурат, у тебя, голодранца, было что забирать!
У меня, не у меняотбирали!
Василь правду говорит! Польский колонист мог надел с усадьбы купить, а ты, гайдамак темный, хрен бы что получил.
Теперь тоже хрен получишь, как в колхоз тебя загонят!
Я колхоза не боюсь, работать везде надо. Вот тебя раскулачатпоплачешься.
А ты свою сивку не отдашь?
Ну, конь это конь, жалко немного А вот интересно, что со здешней скотиной будет?.. Кони, коровы, свиньи Столько всякого добра Богатый он, этот Червонный Яр
Не переживай, тебе точно не отдадут. Ты о людях лучше подумай, что с ними будет. Такая зима, а тут старухи, дети
Ляхи не ляхи, такие же крестьяне, как мы, всю жизнь хребет на земле гнули
Соседи все-таки, со многими сдружились, магарыч в Тлустом вместе распивали.
Ну да, вроде так Да «моя хата с краю», не по нашей же вине их вывозят.
Даже еврея этого, Йосека выселяют!
А пусть катится к своим комиссарам! Там у них в России еврей на еврее сидит, его в обиду не дадут.
Дурной ты, Микола, как пень! Чем тебе этот Йосек провинился? Сам теперь окна стеклить будешь или в Залещик ездить?
Интересно, куда их везут?
Говорят, немцам их отдадут, в старую Польшу, за Сан погонят
Или в Сибирь! Мало москали ляхов в Сибирь гоняли?
Украинцам тоже спуску не давали!.. Недавно к Дмитруку родственник из-под самой Жмеринки приехал, как досыта наелся да напился, такое рассказывал, повторить страшно. Не поверишь, волосы дыбом встают Там у них, говорит, в тридцатые годы в этих колхозах такой голод был, что, представь, до людоедства доходило! А как их раскулачивали, так целые деревни украинские в Сибирь гнали, что хромого, что кривого, как этих из Червонного Яра.
Господи, помилуй! Господи, помилуй, что за бесовское время настало!