Ученики?недоумевающе переспросил я.
Да,она печально кивнула.Немногим нравится тот факт, что в школе нужно учиться. Они привыкли бездельничать на уроках, разговаривая о жизни с учителями или просто сплетничая друг с другом. Они отмахиваются от школьной учебы под тем предлогом, что все равно то же самое им нужно будет проходить с репетиторами. А некоторые и вовсе перестают ходить на занятия, считая это бессмысленным
Я промолчал. Не знал, что на это ответить. Ситуация с образованием полностью обескуражила меня, опустошила внутренне.
Вадим ты можешь сказать мнетеперь она уже явственно и громко всхлипывала.Какое меня ждет будущее?
Я заметил, что в ее огромных прекрасных глазах стоят слезы. И эти глаза смотрели на меня, ожидая хоть какого-то ответа.
А с ним я немного замялся.
Будущеея нервно провел рукой по волосам.Может, еще рано
Но я не понимаю, Вадим. Ничего не понимаю,ее слезы медленно и неумолимо падали на дерево лавки, стекая по ее милым раскрасневшимся щекам.Что мне делать? Учителя на уроках говорили всякое о стране, о ситуации в мире о жизни даже те, которые еще хоть чему-то нас хотели научить, иногда срывались. Жаловались. Давали нам неутешительные прогнозы. А я пыталась все это понять, осознать, переварить в себе.
Я пристыженно смотрел на плачущего рядом ребенка, осознавая себя частью большого и крайне несправедливого взрослого мира, который оставлял все больше и больше детей на произвол судьбы. Заставлял их задумываться в раннем возрасте о тех вещах, о которых дети не должны думать. Ведь они дети. Они должны постигать новое, познавать, творить. А уже потом, с накопленными знаниями и переживаниями, страдать, стараясь сделать окружающий мир хоть чуточку лучше.
Я задавала вопросы учителям,тихонько говорила она.Но они отворачивались. Я спрашивала у своих друзей. Но они ничего не знают либо не хотят знать. Они просто просто приглашали меня выпить, забыть обо всем. Выпить в компании, в квартире, а дальше уже само все образуется
А родители?мягко прервал я ее.
Они пытаются заработать на хлеб изо всех сил. Им не до этого, не до моих вопросов, они устали,она дрожащими руками принялась утирать слезы со своего лица.
Ты ничего не говорила мне об этомзадумчиво произнес я, обуреваемый различными мыслями.
Я не хотела тебя беспокоитьона слегка улыбнулась мне сквозь слезы.У тебя же тоже работа, ты говорил, что тебе приходится нелегко
Говорил почему все меня так внимательно слушают и воспринимают чересчур всерьез? Я
Свет,я снова произнес ее имя и снова протянул к ней руку.
Нет, нельзя. Нельзя.
Вадим,она произнесла мое имя, словно цепляясь за него, как за спасательную соломинку.Что мне делать?
И она снова посмотрела на меня своими огромными прекрасными глазами.
А я посмотрел на нее.
Моя рука так и повисла в воздухе.
Нельзя. Нельзя. Нельзя.
А к черту. К черту этот мир и эти правила. Если все вокруг так плохо работает, то почему я должен соответствовать? Ведь это ребенок, ищущий ответы. А я
Я крепко сжал ее в своих объятьях, прижав ее голову к своей груди.
Теперь она могла плакать столько, сколько хотела. Ведь она выпускница с золотой медалью. У нее праздник.
Теперь она могла задавать мне столько вопросов, сколько накопилось у нее на душе. Ведь я взрослый, я пережил больше. И пусть я не несу ответственность, но сейчас вопрос не в этом. Сейчас ребенок хочет с кем-то поговорить. И я буду говорить с ней столько, сколько она пожелает.
Ведь не мне приходится нелегко. У меня, наоборот, все хорошо.
Просто я нигилист. Со странным, смещенным чувством понимания реальности. Но это не имеет ровно никакого значения в базовых вопросах бытия.
И это самое бытие сейчас я держал в своих объятьях. Я нежно прижимал к себе саму жизнь в самом простом незамутненном понимании этого слова. И эта жизнь нуждалась во мне. И я должен был быть рядом.
Впереди нас ожидал целый длинный день, полный вопросов, ответов и обоюдных рассуждений. И это было хорошо.
Иногда человеку нужно просто выговориться, поделиться своими накопленными мыслями. И за формирование, накопление и высвобождение таких мыслей отвечают институты социализации.
Школы. Университеты. Родители.
Именно так мы становимся порядочными людьми с верными ценностями.
И именно так мы становимся личностями.
Мысль формируется из внешних источников познания. Мысль переваривается, насыщается, облагораживается в сознании. Мысль высвобождается, когда человек делится своими наблюдениями с окружающими.
В жизненном варианте это происходит в родительской среде.
В учебном вариантев школе.
Затем университет, где нас заставляют выстраивать мысль получше и поосновательней. А некоторые потом становятся и кандидатами наук, а мысль приобретает поистине академический размах.
Но этот мир ему плохо. Все делается как-то неправильно все идет наперекосяк.
Родители заняты, в школах не занимаются детьми, в университетах бездушно «читают» лекции, листая однообразные слайды. А в аспирантуре процветает коррупция, кумовство и возведенная в абсолют бесконечная бюрократия.
Этот мир ему нужно помочь. Но как?
Я не знаю.
Я могу лишь выслушивать некоторых да делиться своими мыслями. И иногда кого-нибудь обнять. Если это нужно. Если это необходимо.
Ведь каждый из нас нуждается в помощи.
Этот мир это мы сами.
Когда же мы это осознаем в полной мере?
3
Меня зовут Вадим.
И я женоненавистник, шовинист и нигилист.
По крайней мере, так обо мне говорят люди. А общество никогда не может ошибаться, оно всегда выражает правдивую квинтэссенцию реальности.
Поэтому такого недоброго образа, которым меня описывают, я и должен придерживаться по мере возможности.
Есть такое выражение«держать планку». И окружающие всегда заботливо напомнят тебе, если ты оступишься с единственно верного общественного пути. Если вдруг забудешь, что «держать планку»это единственный смысл существования разумного человека.
И я держу. Иногда забываю зачем, но держу. Жаль, что многие думают, что я над ними просто издеваюсь.
Рядом со мной шла прелестная маленькая Антонина Павловна. Ее милый детский взгляд весело оглядывал летние яркие окрестности Южного озера, ее наивные аккуратные ушки рассеянно прислушивались к крикам отдыхающих да к лаю выгуливаемых собак.
Я вспомнил про планку. И что ее, вроде как, стоит держать. Взглянул на девочку предельно суровым взглядом, сделал ей какое-то важное замечание, а когда она подняла на меня свои удивленные ясные глаза, принялся с особенным рвением ее щекотать, со смехом и криками преследуя ее по неровной дорожке, что опоясывает наше городское озеро.
Бежали мы, впрочем, недолгодо ближайшего ларька с мороженым. Моя милая слегка запыхавшаяся спутница перевела дух, одернула летнее платьице и с неподдельным интересом принялась изучать весь предлагаемый ассортимент столь популярного провинциального заведения. Она оперлась своими лапками о жестяной прилавок, слегка приподнявшись на цыпочки, чтобы получше рассмотреть все-все предлагаемые сладости.
А я тоже с облегчением перевел дух, думая про себя, что на сегодня общественная планка выполнена, что немного женоненавистником я побыл, теперь можно стать и самим собой, то есть интровертом-нищебродом со странным не-рамочным чувством юмора.
Таких девушки не любят, я знаю, сейчас в моде больше те самые шовинисты. С ними всегда было проще, так уж исторически сложилось.
Но Антонина Павловна, во-первых, еще не была девушкой или женщиной в общественном понимании этого слова, и общество еще не успело торжественно вручить ей ту самую планку, с которой она будет жить всю свою несчастную жизнь, держа ее с достоинством и грацией, достойными гордого и претенциозного раба.
Потому что все мы в России рабы. Ну, так уж исторически сложилось, не надо на меня смотреть такими гордыми и претенциозными взглядами.
Итак во-первых, онаэто поистине прелестный ребенок, еще не замороченный плохо сформулированными общественными нормами. Поэтому она и может меня любить, не предъявляя требований, а лишь озвучивая строго определенные желания. Без намеков и подковерных интриг.