Теща понравилась мне с первого взгляда, с той минуты, когда я увидел ее впервые.
Если хочешь знать, кем окажется твоя подруга, присмотрись к ее матери таково было мое убеждение, когда я познакомился с Афрой. Я дал маху. Надо было хорошенько присмотреться к ее отцу. Но мне это и в голову не пришло, он был для меня чем-то вроде пустого места. А теперь лежащая при смерти мать мне ближе и дороже, чем женщина, с которой я состою в законном браке. Надеюсь, я не должен испытывать по этому поводу слишком сильного чувства вины, ведь если бы Афра могла безнаказанно обменять меня на щенка лабрадора, она бы сделала это не задумываясь. Муж и щенок несовместимы, так как у меня аллергия на собак. Точнее, на кошек, но тесть весьма настойчиво уверял меня, что если ты сверхчувствителен к кошкам, то не переносишь и собак. Я не стал возражать. Прав он или несет чепуху я уже много лет не спорю. А в данном случае я только выиграл. Поэтому мы не держим ни кошки, ни собаки, ни морской свинки и никакого другого волосатого зверя.
Он очень хорошо относится к рыбкам, дорогая, весело заметила однажды Герда, когда Афра в сотый раз пожаловалась, что из-за меня не может взять собаку.
Перестань, мама! оборвала ее Афра.
В любом случае, если она и сможет о ком-нибудь заботиться, то о животном. Золотая рыбка вполне бы сгодилась.
Домашний врач человек либеральный, широко мыслящий. Несколько месяцев назад он, по просьбе моей тещи, начал процедуру оформления эвтаназии. Теперь все улажено, в том числе и консультация второго врача.
Была достигнута договоренность, что когда Герда об этом попросит, то, прежде чем ее просьба будет исполнена, она обязательно возьмет еще несколько дней на размышление. Эти дни истекли, и Герда снова попросила врача положить конец ее мучениям.
Он сделал приготовления. Завтра все кончится. Такое чувство, что внутри у меня огромный бетонный блок.
21
В палате было душновато. Тесть поставил термостат на 23 градуса.
Не хочу, чтобы ей было холодно умирать.
Такая жара, наверно, тоже ни к чему, осторожно возразил я. Возражение было оставлено без внимания.
Герда с закрытыми глазами лежала на высокой больничной койке, которую по этому случаю отодвинули от окна на середину палаты. Чтобы мы могли сесть вокруг. Мы это ее муж Пит, Афра, сестра Пита, врач и я. Медсестра держалась на почтительном расстоянии.
Я знаю, сестра Пита не любит Герду. Она никогда ничего не понимала в любви, юморе и иронии, а Герда из них состояла.
Однажды я слышал, как она внушала Питу:
Твоя жена ничего не уважает. Она сказала это, как раз когда я входил на кухню, но, увидев меня, быстро добавила: Я ее не обвиняю, упаси бог.
Надо бы ее спросить, сказал я. По-моему, она очень даже уважает все, что заслуживает уважения.
Нет-нет, не нужно спрашивать, она совсем не то имела в виду.
Что до Пита, то мне кажется, доведись ему выбирать между возвращением на ТВ игры «Линго» и выздоровлением жены, он бы надолго и глубоко задумался. С годами Пит превратился в самого большого эгоиста из всех, кого я знал. И даже не пытается это скрывать.
А Герда, тем не менее, почти до самого конца жила радостно и весело, была в ней некая первобытная сила натуры. Я слышал однажды, как она сказала мужу: «Никому не отнять у меня удовольствия и счастья, и уж конечно, не тебе». С тех пор я смакую эту мысль и стараюсь осуществлять ее на практике.
Вокруг койки царила гнетущая тишина. Сестра Пита то и дело покашливала.
Пожалуй, здесь все-таки слишком жарко, сказал я. Положу ей на лоб влажную салфетку.
Возьми да положи, буркнул Пит.
Вот так, мамочка, сейчас я тебя умою, тихо шепнул я ей на ухо.
По ее лицу скользнула едва заметная улыбка, казалось, она хотела что-то сказать, но с губ не слетело ни звука.
Доктор повернул вентиль капельницы, и мы смотрели, как по трубке стекает жидкость.
Теперь уже недолго, сказал он. Сердце останавливается.
Избавьте меня от подробностей, доктор, сказал Пит.
Немногим позже по телу Герды пробежала короткая дрожь, рот открылся.
Ваша мать скончалась, тихо произнес доктор.
И моя жена, сказал Пит.
Прошу прощенья, и ваша жена, разумеется.
Афра рыдала в моих объятиях. Ее плечи вздрагивали.
Даже Питу пришлось энергично промокнуть глаза носовым платком. Но сперва он проверил, достаточно ли платок чистый.
Я поцеловал Герду, прикоснулся щекой к ее щеке.
Пока, мама.
Сестра Пита отвернулась.
22
Мне стоило труда добиться, чтобы Пит и Афра не связывались с «Бюджетными похоронами». В результате, отказавшись от услуг «Оффертеконинга», они выбрали «Нумату». Это похоронное бюро, если верить рекламе, гарантировало хороший сервис, заботу и сочувствие.
И недорого, сказал Пит.
Разговор с дамой-похоронщицей шел на повышенных тонах. И не совсем по вине дамы.
Вы заказываете одну машину или кортеж? спросила она.
А это обязательно, кортеж? спросил Пит.
Подозреваю, что из соображений экономии он предпочел бы отправить гроб на кладбище в малолитражке «рено-твинго». Не беда, что гроб туда не поместится, на малой скорости можно ехать и с открытым багажником.
Похоронщица любезно заверила его, что вовсе не обязательно. Но и в дальнейшем ее терпение многократно подвергалось испытаниям.
У нас в «Нумате» служат только дипломированные специалисты, сообщила она, когда Пит вдруг усомнился в ее компетентности. А незадолго до этого она спросила, какой он желает гроб: простой, эксклюзивный или эко?
Какой-какой?
Экологичный.
Еще какая-то современная дурь? Сами-то вы знаете, в чем тут разница?
Да пусть будет простой, вмешалась Афра.
23
В понедельник утром, когда я писал адреса на траурных извещениях, раздался звонок, и велокурьер вручил мне заказное письмо фирмы «Хертог АО. Оптовая торговля сантехническим оборудованием и чистящими средствами». Из «великодушия» мне не предложили отработать положенный срок. С 1 марта я уволен. Об условиях увольнения, включая выходное пособие, меня поставят в известность в ближайшее время.
Что ж, тогда все ясно, сказал я Афре.
Что ясно?
С первого марта я уволен.
Глаза Афры округлились и чуть не вылезли из глазниц. Рот открылся.
Так я и знала, всхлипнула она.
Не тебя увольняют, а меня, хотел я сказать, но промолчал, вспомнив покойную тещу.
24
Безрадостный брак, смерть обожаемой тещи, увольнение до полного набора не хватает только разговора с моей большой любовью, которую я не видел десять лет. Что-то в этом роде пронеслось тогда в моей голове.
Я бродил по Пюрмербосу, парку для жителей таунхаусов Пюрмеренда. В связи с кончиной тещи я взял три свободных дня. Беренд, наш бухгалтер, указал мне, что по закону я имею право только на один свободный день, а еще два могу взять за свой счет.
Спасибо за ценное указание, Беренд, ответил я. Мне было бы тяжело сознавать, что мой работодатель пострадает из-за кончины моей тещи.
Повисла долгая пауза.
Что да, то да.
Я сел на скамейку, достал мобильник.
Это Эстер. С кем я говорю?
Это Артур.
Здравствуй, Артур.
Здравствуй, Эстер. Как жизнь?
Хорошо Хотя как раз сейчас не особенно. Но вообще-то хорошо.
Помнишь, я просил разрешения позвонить через десять лет?
Помню. Тогда я разрешила.
И?
И что?
А теперь жалеешь?
Она помолчала.
Да, теперь жалею. Прости, Артур. Я не могу.
Я только хотел спросить, можем ли мы встретиться? Хоть один раз?
Нет не могу.
Почему?
Вдруг дам слабину. И опять начнутся мучения.
Может быть, ты права.
Я бы всей душой, но не могу. Боюсь, увижу тебя снова лишь на твоих похоронах.
Если я помру первым.
Да, иначе получишь приглашение на мои похороны.
Приду непременно. Я все еще люблю тебя.
И я тебя.
25
Это было прекрасное прощание, воистину достойное прощание, говорил мой тесть, качая головой. Видимо, хотел убедить в этом меня.