Я одеваюсь, иду к выходу из квартиры.
С отчетливым пониманием, что, наверно, я больше здесь не появлюсь. Может, оно и к лучшему. А то как-то надолго наши посиделки на лавочке затянулись.
Витя идет за мной.
Я , уже обувшись, разворачиваюсь, окидывая его худощавую фигуру неожиданно тоскливым взглядом.
Сердце колет. Сильно и страшно.
Но я закусываю губу изнутри, сдерживаюсь.
Так лучше.
Без истерик.
- Я думаю, что тебе не надо больше Нам, то есть Прощай, Вить.
Наклоняю подбородок, торопливо дергаю ручку, выхожу. И иду прочь. Быстро. Очень быстро. Словно боюсь, что догонит. Надеюсь. Что догонит.
Не догоняет.
Дома реву.
Глупая, боже, какая глупая! Идиотка просто!
Зачем? Ну вот зачем?
С ужасом приходит осознание, что все, что я все эти годы считала Не интрижкой необременительной, нет, не настолько я глупа Но все равно, чем-то непостоянным, временным Неожиданно обрело черты единственно нужного.
Его черты. Моего случайного собутыльника, на которого так расщедрилась та далекая, семилетней давности, летняя ночь.
Я несколько раз порываюсь набрать. И каждый раз замираю, так и не нажав дозвон.
Потому что не представляю, что буду говорить. Как буду говорить.
«Прости, давай поженимся»?
«Прости, приезжай»?
А не идиотка ли ты, Лера?
До сорока трех дожила И вот так всё, глупо
Идиотка. Полная. Окончательная.
Спать я ложусь в расхристанных чувствах, а утром следующего дня, с огорчением разглядывая себя в зеркале, понимаю, что сорок триэто не двадцать три.
Бессонная ночь, стресс и слезы сразу отражаются на лице.
И надо бы с этим что-то делать.
И я делаю, прячась за привычными процедурами, пытаясь прийти в себя, успокоиться, настроиться на нужный лад.
На предвкушение любимой работы.
Но почему-то не получается. Предвкушать.
Хотя раньше я даже с Витей периодически думала о том, как буду работать, прикидывала, намечала дела, размышляла
Сейчас ничего этого нет. Не хочется.
А хочется До ужаса хочется, чтоб он позвонил. Или даже не позвонил. А чтоб приехал.
Сам. Ко мне.
Но он не приезжает. А я не звоню.
На следующий день, уже в аэропорту, постоянно оглядываюсь, ищу его глазами. Жду.
Зря жду.
Зря.
Ну что, Лера, пора признаваться себе в своей непроходимой тупости.
И в том, что ни у одного мужика не хватит терпения на тебя, птицу перелетную.
И, наверно, хорошо, что все так И что именно сейчас, а не потом, когда я
Неважно.
После предполетной планерки ко мне подходит руководитель, Анатолий Алексеевич:
- Лера Я бы хотел поговорить с тобой
Сердце обрывается. Если после всех событий этих двух дней меня еще и на землю отправят
- Я бы хотел, во-первых, извиниться перед тобой, ты, возможно, неверно поняла мой посыл в прошлый раз Я имел в виду, что настолько опытному сотруднику наша компания может предложить условия лучше, чем у тебя сейчас У нас есть вакансия инструктора в центральном офисе Ты сможешь летать, но уже будешь сама выбирать рейсы. А еще делиться своим опытом с новыми сотрудниками И по заработной плате там гораздо интереснее, понимаешь же А ты подумала, что тебя на землю спишем?
- Да - я настолько поражена, что даже слов нет. Инструктором И потом, возможно, еще рост Да это же мечта. Для меня, по крайней мере. Но я прекрасно знаю, что туда даже по блату сложно попасть, настолько место хорошее
- Ну что ты!он тянет руку, чтоб прикоснуться, но на полпути отдергивает. Оглядывается опасливо, словно вспоминает что-то. До этого у него проблем с прикосновениями не случалось. Странно.Мы тебя очень ценим! Я всегда руководству про тебя говорю, начинающим в пример
- Спасибо
- Да не за что! Ну что ты! Сейчас иди, готовься к вылету, а потом мы с тобой пообщаемся еще по процедуре. Главное, чтоб ты не расстраивалась. И всегда, Лера, всегда, если вдруг что-то не понравится Скажи лучше мне, прежде чем Расстраиваться. Ты понимаешь меня?
- Эээ
- Ну, вот и хорошо. Иди, Лера.
И я иду.
В полной прострации.
Потому что, во-первых, очень странное поведение у руководителя, особенно в свете того, что он в последний год меня в упор не видел, а если видел, то разговаривал с плохо скрываемым раздражением. Его позиция по поводу возрастных стюардесс была довольно радикальной. Дай ему волю, он бы нас в тридцать лет списывал.
Странно, что же теперь поменялось?
Рейс проходит штатно и для меня очень спокойно. Что тоже странно, учитывая, что пилотВадик, мой бывший муж. Который с тех пор, как я его жестко отшила несколько лет назад, постоянно меня дергает, мелочно мстя за отказ.
А тут словно бабка отшептала.
В гостинице, где мы отдыхаем, я без сил валюсь на кровать, планируя наконец-то отоспаться.
Обратно нам только завтра.
Эти полтора суток были очень нервными. Тяжелыми эмоционально.
Моя напарница , сгоняв по магазинам, возвращается в номер, садится на кровать и заговорщицки подмигивает:
- Слушай Я тут с Вадимом пообщалась Он злющий такой!
- Мне не особенно интересно
Я сонно отворачиваюсь. Все знают, что Вадикмой бывший муж, а потому ничего нового про него я не узнаю. Да и не хочу. Зачем она вообще?
Мои мысли не здесь. Совершенно не здесь.
Онив моем родном городе. Рядом с невозможным, обидчивым мужчиной.
Сердце колет, голова болит.
И вообще, ну вот вообще ничего не радует.
Я понимаю, что, на самом деле, последние несколько лет моя жизнь наполнялась совсем другим смыслом.
Не ожиданием полетов. А ожиданием встреч.
Наших редких, но таких нужных мне встреч.
Я просто не осознавала этого, дурочка, дальше носа своего не видящая.
Я не осознавала, а он Не торопил. Ждал. Конечно, иногда его срывало, и тогда «Три звезды» становился настойчивей. Предлагал жить вместе. Предлагал замуж.
А я все смеялась. Словно застряв в своих двадцати пяти, когда только пришла в авиацию, безумно радуясь каждому рейсу.
Эти годы пролетели так быстро!
И что у меня есть?
Что у меня в будущем?
И зачем мне это будущее? Без него?
- Ну и зря! А Вадик злится, что ты скрывала свои связи!
- Какие связи?
Я проворачиваюсь, сажусь на кровати.
Напарница смотрит, дует губы.
- Сама знаешь. Не просто так Алексеич вокруг тебя прыгает. Ходят слухи, его так натянули, что как только не порвался, бедный.
- Из-за чего?все еще не догоняю я.
- Из-за тебя конкретно.
- Да почему из-за меня? Откуда взяли?
- Да все в курсе, что твой мужик надавил на гендира, а тот и выписал Алексеичу. Чтоб тебя не трогали и перевели в инструкторы. Слушай - она мягко дотрагивается до моей ладони, - а может Может и для меня место будет, а? Наверняка там есть
- Я не знаю, про что ты.
Я отворачиваюсь, и не слушая обиженного бубнежа о всяких возомнивших, лихорадочно разглядываю стену напротив.
Все происходящее складывается в паззл.
Алексеич, Вадик Предложение работы.
То есть, Витя. Подсуетился.
Я стараюсь разозлиться. Очень стараюсь. По идее, должна бы, да. Потому что Ну какого черта? Ну вот что это такое? Надавил он на кого-то там! А как же репутация моя? А как же
Но разозлиться не получается. Только слезы текут по лицу, капают на подушку.
Потому что впервые в жизни я чувствую себя Под защитой. Не просто под защитой, а за каменной стеной. И это так приятно, оказывается.
А еще приятней то, что это не просто защита. Этозабота.
А значит
Значит,
«Три звезды», по своему обыкновению, дает мне свободу выбора. Но намекает, что никуда не отпустит в любом случае.
И от этого неожиданно тепло. Горячо. Сладко.
Я давлюсь слезами, смотрю на номер телефона, но не набираю.
Не сейчас. Потом.
Когда успокоюсь. Не надо ему меня в такой состоянии И так Истеричка, боже мой Дура какая
Из всего этого бреда только одно меня тревожит. Не просто тревожит. В ужас приводит. Мысль, что это все, эта забота Прощальный подарок.
Только эта мысль не позволяет мне набрать ему на следующее утро.
Потому что, если в самом деле прощальный подарок Пусть лично скажет.
Вот приеду к нему, посмотрю в глаза
Пусть скажет.
Я понимаю, что никуда не поеду, когда вижу среди толпы встречающих невысокую худощавую фигуру.
Сразу все звуки пропадают. Иду, как в море, сквозь волну.
Витя стоит, чуть в стороне.
Смотрит. Внимательно и Настороженно. Словно ждет подвоха. Чего угодно от меня, идиотки сумасшедшей, ждет.
А я настолько рада, настолько безумно, до истерики счастлива, что он здесь
Что в кои-то веки не контролирую свое лицо. И делаю то, чего никогда, за все семь лет нашего общения, не делала.
Бросаюсь ему на шею, как малолетка. Чуть ли не с визгом.
Он тут же подхватывает, обнимает, устаивает на талии, заставляя обхватить ногами. И мне плевать, что форменная юбка задралась неприлично. Что мне не по возрасту уже это все. Что все смотрят. Плевать.
Я целую его, жадно, так жадно, что дыхание перехватывает!
- Ну ты чего, лисичка - хрипит он, довольно лапая меня за зад. Ну а что? Гулятьтак по полной!
- Я боялась Боялась. Что ты не встретишь - признаюсь я куда-то в шею Вите. И зажмуриваюсь. Я впервые призналась сама. Ему. И это так сладко. Признавать свою слабость. Свою зависимость.
Оказывается, в этом нет ничего постыдного.
- Ну как же я тебя не встречу, лисичка
Он несет меня к выходу из аэропорта, где-то позади материализуется высокий худой мужик, который подхватывает мой чемодан и тащит его за нами.
- А где Вася?шепчу я, сглатывая слезы. Неожиданные, редкие гости у меня. Но сейчас не стыдно.
- Приболел чутка.
- С ним все хорошо?
- Да, скоро опять бегать будет, его ни одна зараза не возьмет. Поехали, лисичка, ко мне.
- Сразу?
- Да. Сначала помиримся, а потом Потом я тебя с дочкой познакомлю.
Я ахаю и обнимаю крепче, радуясь за него.
Витя долго ждал, когда его Лена приедет. И вот, похоже, дождался.
Он несет меня, легко и быстро, обрубая на корню все неловкие попытки спрыгнуть, сказать, что я сама, что тяжело
- Ничего не тяжело, лисичка, - смеется он, и его смехтакое же редкое явление, как мои слезы, а потому неожиданное и бесценное, - у меня теперь целых две женщины, которых легко носить на руках.
Это и называется счастьем, а?
Я киваю.
Он не может видеть, но чувствует.
Я согласна с его определением счастья.
Потому что оно, по странному стечению обстоятельств, полностью совпадает с моим.
Конец