Под конец своей обличительной речи я почти кричала. В глазах Сары стояли слёзы, а свои я не замечала. Как не замечала, что разговоры вокруг стихли, и лишь знакомая мелодия «Джингл белл рок», наигрываемая невидимым оркестром, напоминала, что мы вообще-то находимся на рождественском приёме. Многолюдном рождественском приёме.
Мне захотелось умереть со стыда. Я сорвала с глаз испорченную маску и вытерла мокрые от слёз щёки.
- Мне очень жаль, милая. Очень, очень жаль, - прошептала Сара.
Сочувствие в её голосе убивало.
- Не надо. Я в порядке. Одиночество - это болезнь. Хорошо, что за все эти годы я никого ею не заразила
- Ох, Вики.
Ну вот, а я только было обрадовалась, что Сара не кинулась меня обнимать.
- Прекрати рыдать, - делано сердилась я, стиснутая в дружеских объятиях. - Тебе нельзя расстраиваться. Алан меня убьёт, когда увидит твои заплаканные глаза.
- Не убьёт, но очень огорчится. - Громкий голос Алана раздался совсем рядом с моим правым ухом. - Выходите. Вы уже достаточно привлекли к себе внимание.
Едва он это сказал, как многоголосый хор вокруг нас преувеличенно громко начал обсуждать рождественское убранство комнат, нью-йоркские пробки, сегодняшний счёт в матче «Рейнджерсов» против «Сан-Хосе»...
Сара достала из сумочки платок, послюнявила и вытерла с моего лица размазавшуюся тушь. Потом я сделал то же самое для неё. Представляю, как мы обе сейчас выглядим. Особенно я. Никогда не умела плакать красиво: всегда красные пятна на лбу, всегда распухший нос и саднящие губы. Впрочем, в данный момент мне было абсолютно всё равно, как я выгляжу.
- Ты не расстроишься, если я сейчас уеду? - спросила я, прежде чем выйти из нашего импровизированного убежища.
- С тобой всё будет в порядке?
- Можешь не сомневаться.
- Вы выйдете сегодня или нет? - волновался снаружи Алан.
- Выйдем. Не кипятись. - Сара мгновенно преобразилась, садясь на своего любимого повелительного конька. - Готова?
- Нет, но какая разница.
И, конечно же, едва мы показались из-за ёлок, как тут же оказались под прицелом десятка любопытных глаз. Кто-то смотрел с интересом, кто-то с сочувствием, кто-то с раздражением. Без миллионного бродвейского гонорара мы завладели вниманием зрителей, и, слава богу, что, так же как в театре, завтра эти лица сотрутся из памяти. Оставалось только надеяться, что устроенное нами представление не скажется на профессиональной репутации Алана.
Какая разница, что подумают обо мне все эти люди. Даже тот единственный, на чьё мнение ещё десять минут назад мне было не наплевать. Тот, кто в числе других стоял неподалёку и внимательно следил за мной пронзительными синими глазами.
Всего на мгновение удержав взгляд Нейта, я отвернулась и, обняв Сару за плечи, легонько подтолкнула её в сторону мужа.
- Счастливого Рождества вам, ребята.
- Счастливого Рождества, милая.
- Счастливого Рождества, Вики. Береги себя.
Под громовое молчание зрительного зала и под бодрое «Это самое замечательное время года» Энди Вильямса я покинула сцену.
Часть 5
Мне даль ровно десять минут на сборы. А больше было и не нужно: расшнуровать босоножки, снять платье, смыть макияж, быстро принять душ, снова одеться и собрать вещи.
Десять минут, которые потрясли мир. Мой мир.
Я не погибла, не заморозилась, не впала в ступор - я просто разделась, умылась, снова оделась. Но, раздеваясь, я снимала с себя прежнюю Вики - ту, надо которой довлел груз прошлых ошибок. Я смывала с себя стыд и сожаление. Я облачалась во взрослость, в умение правильно оценивать людей, правильно распределять силы; нести ответственность за свои слова и поступки. На мне были те же джинсы и свитер, в которых я приехала в Шандакен, но под ними уже была не та я. И из зеркала на меня смотрела не Вики Тиссон - карьеристка и неудачница, а совершенно незнакомая девушка. У неё были мои черты лица, мои волосы, мой курносый нос, мои брови и скулы. Глаза были не мои - не грустные и не пустые. Не сияющие наносным энтузиазмом и задором. Не ищущие одобрения и ободрения. Не сомневающиеся. Мне больше не в чем было сомневаться. Свои сомнения я высказала внизу. И кто бы ни услышал их, помимо Сары, главное, что я сделала - осознала всё и приняла. А по словам психолога, принятие - первый шаг к оздоровлению личности.
До здоровья девушке в зеркале было далековато: пылающие щёки, слегка припухшие глаза, покрасневший нос, но она мне всё равно нравилась. Такой я себя не помнила давно. Всегда в ожидании подвоха, всегда прислушивающаяся - усталость, накопившаяся благодаря этим чувствам, снялась с меня, как серебристое платье. Сара права, пришла пора от него избавиться.
В дверь постучали, когда я уже была готова выйти из комнаты. Мысль, что это возможно Нейт, болью отозвалась в сердце, и чтобы не продлевать мучения я поторопилась открыть.
За дверью стоял Ленни. На этот раз форменную ливрею сменил элегантный смокинг.
- Добрый вечер, мисс Тиссон. Мне поручено сопроводить вас к машине.
- Спасибо, но я вполне могу дойти сама.
- Я вынужден настаивать, мэм. Видите ли, мероприятие, проходящее внизу, делает невозможным выход из дома через главный вестибюль. Организаторы понимают ваше желание не привлекать большего внимание к своей персоне, поэтому я проведу вас через внешнюю лестницу. Надеюсь, вы не сочтёте это за оскорбление?
Я улыбнулась:
- Нисколько. Наоборот, я очень рада, что ваши хозяева оказались чуткими людьми. Поблагодарите их от моего имени, пожалуйста.
- Разумеется, мэм.
Нам всё-таки пришлось воспользоваться главной лестницей, однако, Ленни повёл меня не вниз, а наверх.
- Внешняя лестница расположена на противоположной стороне дома, - объяснял он по пути,- и находится в исключительной собственности хозяев. Из соображений конфиденциальности гостям запрещено ею пользоваться. По ней вы спуститесь к северному склону. Оттуда, обойдя дом по периметру, легко попадёте к гаражам. Багаж будет ждать вас в машине.
- Надеюсь, мы никого не побеспокоим?
- Нисколько, мэм. Сейчас на хозяйской половине никого нет.
И всё равно я чувствовала себя неловко, пока мы шли по длинной анфиладе комнат третьего этажа. Каждая из них была обставлена с тем же вкусом, что и спальни для гостей, однако, каждая гостиная, каждая вспомогательная спальня были своеобразны и чудесно вписывались в атмосферу всего дома. Главное отличие их - наличие панорамных окон. Крыша и пол удерживали на земле, в то время как остальное пространство будто парило в воздухе. Весь этаж было погружен во мрак, хотя, исходящее от окон свечение мраком можно было назвать с большой натяжкой. Свет отражался от покрытых снегом гор, и это зрелище завораживало похлеще лунного пейзажа.
Я задержалась в последней комнате, поражённая открывшейся передо мной картиной зимнего леса.
- Представляю, как красиво здесь днём!
- О, да, мэм. - Ленни явно остался доволен моим замечанием. - Жаль, что большую часть времени эти комнаты остаются пустыми.
- Хозяева редко здесь бывают?
- Да почти никогда, мэм. Спокойствие и тишина этого места пугают не меньше звука полицейских сирен.
Я засмеялась.
- Знаете, в городе я их почти не замечаю.
- Охотно верю. К сожалению, это бич современного общества - неумение ценить прекрасное.
- Да вы поэт, Ленни.
- Спасибо, мэм. Для моих родственников это повод для насмешек.
Я засмеялась и внезапно ощутила тоску: если бы не обстоятельства, этот парень имел бы все шансы мне понравиться. Ленни отвлёк меня от грустных мыслей, непринуждённым общением доказывая, что жизнь после смерти есть. Эмоциональной смерти, конечно - когда чувства перегорают, а эмоции перезашкаливают. Разговор на отвлечённые темы - тот же душ для души, что и для тела, и он так же целебно сказывается нём, как и исповедь, и слёзы ранее.
- Мне пора возвращаться. Отсюда вы попадёте на террасу. - Ленни указал на стеклянную двустворчатую дверь. - Свет зажигается автоматически. Лестница в дальнем конце. Спуститесь вниз, а дальше идите по дорожке прямо до гаража. Вас никто не потревожит.
- Не знаю, как вас благодарить, Ленни.
- Не стоит, мисс Тиссон. Надеюсь, вам у нас понравилось.
- Мне мало что удалось увидеть, но я определённо впечатлена.
- В таком случае, ждём вас в любое время.
Я была более чем уверена, что этот визит окажется для меня единственным, но едва ли Ленни по достоинству оценил бы мою честность.