Подручный Рудяка -- вездесущий и обаятельный брюнет Гоша -- принял у нас верхнюю одежду, мигом отправил ее в гардероб и вновь оказался рядом, ослепительно улыбаясь.
-- Добрый вечер, господа! Сколько изволите?
Гоша не спрашивал -- "чего". Он спрашивал -- "сколько".
И правильно делал.
-- Для начала дюжину, Гоша. И воблочки -- посуше.
Гоша развел руками, исчез и сразу возник на прежнем месте, грохнув на стол дюжину пенящихся кружек. Следом он с ловкостью фокусника подбросил в воздух блюдо с рыбой -- так что оно чуть не разбилось о столешницу, в последний момент придержанное пальцами вездесущего Гоши, прозванного в свое время Спрутом Великим.
Впрочем, сей фокус я имел честь видеть неоднократно. И поэтому наблюдал не за Гошиным жонглерством, а за тем, как Фол устраивается на коврике. Как укладываются кентавры, я тоже видел не в первый раз -- и все-таки...
Фол аккуратно втянул в себя оба ороговевших колеса, одновременно разворачивая их в горизонтальной плоскости, и мягко опустился на эти два диска, своеобразным постаментом поддерживающие мускулистый торс кентавра. Как при этом должны были перекрутиться мышцы, приводящие колеса в движение, что должно было случится со связками и костными "осями" -- понятия не имею, господа! И не думаю, что найдется медицинское светило, которое сдвинет белую шапочку набекрень и похвастается подробным знанием анатомии кентавров. До сих пор умники яйцеголовые в затылках стетоскопами чешут: откуда взялись кенты, да еще сразу после Большой Игрушечной?! Город знают, как всю жизнь здесь прожили, говорят без акцента, старожилов по имени-отчеству и вообще... Собирались исследовать, за сдачу анализов чуть ли не денежные премии сулили -- потом обломилось. Пришлось теоретическими версиями пробавляться: визуальный сдвиг восприятия, мутация рокеров, а также лиц цыганской национальности, адаптация "группы риска" в связи с катастрофой, метаболизм крышей поехал...
Это в старых мультфильмах да на картинках кенты на лошадиных ногах бегают. А на самом деле -- полюбуйтесь! Лежит себе этакое чудо поперек колес, хвостом рубчатые их края трет и грудь полуголую обеими руками чешет -- аж волос дыбом!
А что ржет иногда -- так и мы не без того...
Ритка тоже, забыв обо всем, следил за эволюциями Фола. Потом они с кентавром встретились взглядами -- и бравый сержант смущенно отвел глаза, зардевшись, аки майская роза. Фол чуть заметно усмехнулся и придвинул к себе ближайшую кружку.
Мы со служивым не замедлили последовать его примеру.
-- Ну что, -- говорю, -- как я понимаю, вы уже успели познакомиться. И даже неплохо провести время, перемывая мои косточки.
Фол в ответ опять хмыкает, а Ритка молчит.
-- Итак, друзья мои, я наконец с вами, кости мои отмыты добела, и мы можем открыть наше маленькое пивное совещание.
При слове "совещание" наш сержант заметно морщится, темнея лицом.
-- Кончай, Алька! -- Ритка вдруг становится до неприличия серьезным, превращаясь в Ричарда Родионовича, и хлопает увесистой ладонью по столу.
Кружки дребезжат и слегка подпрыгивают, едва не расплескав свое содержимое.
-- Я тебя знаю -- ты еще целый час трепаться можешь. А мне не до трепа сейчас. Потому что я буду разглашать служебную информацию, а за это меня с работы попрут в два счета. Только работа работой, а...
Я как-то сразу заткнулся. Редко доводилось видеть Ритку в таком состоянии, и если доводилось -- дело всякий раз пахло жареным. Горелым дело пахло. Особенно когда Ритка свою службу работой называет.
-- Совещание у нас было, -- буркнул Ритка, глядя мимо Фола. -- Только не пивное, а для младшего комсостава. И то, по-моему, не для всех, а для тех, у кого характеристики -- комар носу не подточит. Начуправ выступал, а я и не помню, чтобы господин Хирный перед унтерами речи держал.