«Скудность». Слово вылезло из ниоткуда. Мишка обвел взглядом пустой больничный коридор с убогим, затертым до дыр линолеумом, выхолощенные серо-голубой краской стены и потрескивающие лампы дневного света. Мимо них прошла, позвякивая ведром, санитарка, затянутая в серый халат, неодобрительно поджала губы и цыкнула что-то унижающее. Мишка глубоко вздохнул въедливый запах хлорки, и ему показалось, что он проникает вовнутрь, выжигая, обесцвечивая что-то важное и нужное. Мандаринка сжала его руку, вцепляясь коготками в самый центр ладони. Обеззараженный воздух больницы будто вытравливал ееволосы в свете люминесцентных ламп посерели, а губы казались синими, под глазами залегли глубокие нездоровые тени.
Пошли отсюда,Мишка потянул ее к выходу.
Ты уверен?Маришка неожиданно остановилась, отдергивая свою руку.Ты подумал?
Ее взгляд был тяжелым, переполненным бьющимися внутри нее эмоциями: почти отчаянным страхом и такой же отчаянной надеждой.
Значит, ты женишься?он задрал голову, подставляя горло обманчиво теплому ветру.Переходишь в стан добропорядочных буржуа?
Мишка смотрел на его ломкую фигуру, борясь с желанием схватить и оттащить его на безопасную ровную поверхность крыльца, уже подсушенную солнцем.
Женюсь,его ровный механический голос уже привык произносить это шипящее, жгучее слово.
Ян рывком развернулся, опасно качнулся, но, балансируя руками, удержался на неровном выступе выщербленных ступенек. Он внимательно смерил Мишку задумчивым взглядом и склонил голову к плечу.
А знаешь ли ты, Мракобес, что ошибки это не всегда погрешность в расчетах? Иногда это шанс, возможно, единственный шанс получить что-то нужное и верное в итоге?
Не надо пафоса, Ян,Мишка глубоко засунул руки в карманы, больным взглядом соскальзывая с острых черточек любимого лица.Это минутное. Завтра мои углы потеряют свою остроту, и ты рванешь за новой дозой адреналина.
Мишка сжал зубы, пытаясь сглотнуть вставшую в горле комком боль. Пусть она провалится в грудную клетку и расшибется там вдребезги о монолит застывшей сердечной мышцы.
Прощай навсегда,
Возьми банджо,
Сыграй мне на прощанье.
На-на-на
Там на неведомых дорожках...
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей
продекламировал Макс вслух выплывшие из подсознания строчки.
Чистые утоптанные тропинки профилактория навевали тоску. Макс плелся по прогулочному маршруту, отмечая краем глаза, что таблички с отметками километража стали появляться реже.
«Не реже, а медленней!»поправил он себя, не давая поблажки. Колено болезненно ныло, требуя привала, а еще же назад возвращаться. Макс доплелся до столбика с отметкой «1500». Тяжело опустился на мшистый камень, наполовину вросший в землю, и стал почти профессионально массировать больную ногу. По стволу соседнего дерева винтом спустилась белка. Легкая летняя шубка делала ее смешной, больше похожей на большую любопытную крысу. Белка в пару прыжков приблизилась к Максу и, усевшись на задние лапы, уставилась на человека.
Попрошайка,пробурчал Макс, но по карманам зашарила вдруг что-то да осталось для наглого грызуна. Выудив несколько семечек, протянул на ладони белке, гадая, хватит ли той смелости. Белка в два счета вскочила на ладонь, сгребла дары и тут же уселась их грызть.
Совсем обнаглела?Макс аж дыхание затаил, не желая спугнуть зверька.
Та, быстро разобравшись с подношением, легко оттолкнулась от руки, запрыгнула на ближайшее дерево и запетляла от ствола к стволу, скрываясь в чаще.
Макс провел ладонью по белесым царапинкам, оставленным зверьком на его ладони. «Единение, блядь, с природой!»довольная улыбка перебивала весь сарказм. Опираясь на трость, он поднялся с камня и легко зашагал в сторону корпусов, забыв, что минут пять назад еле дополз до этого места.
Устроившись на террасе с чашкой кофе, Макс раскрыл журнал с хищным «хаммером» на обложке.
Привет. Гулял?Андрей лениво растекся по креслу напротив. Взъерошенный, весь послесонный, он сладко тянулся в лучах утреннего еще не жаркого солнца.
Привет,Макс демонстративно уставился в журнал, намекая, что соседство не желанное.
Мы вчера на рыбалку ходили. В заливе вода прозрачная, сазаны вот такие,отмерил парень смело полстола.Прям у берега пасутся.
Угу,отреагировал Макс, но размеры рыбины снял. Брешет, конечно, но порыбачить можно.
Андрей сорвался с места и через секунду уже склонился над плечом Макса, заглядывая в журнал.
Уууу, зверюга,протянул он. Постучав по изображению «хаммера», на мгновение прижался к щеке Макса и тут же отпрянул.Увидимся,кивнул и запетлял среди столиков к выходу.
Макс выдохнул. Его клеили. Он старательно держал дистанцию, иногда, плюнув на все приличия, отгораживался надменным молчанием, но Андрей как будто не замечал. Раз за разом вторгался в личное пространство. Жалил внезапным контактом и тут же отскакивал, не давая Максу возможности взбеситься и открыто послать.
Совсем обнаглел,покачал головой Макс, попытался вернуться к журналу, но внутри скрутилось в тугой комок и сладко ныло внезапное желание.
Макс со вздохом отложил журнал и уставился в пространство. Больше это игнорировать и отмахиваться не хотелось. «Нет,озвучил вердикт сам себе Макс.Нет, потому что ты старый и хромой. Нет, потому что ты не умеешь крутить курортные романы».
Макс подготовил «вилку»он загнал короля черных на нужное ему поле. Превратил пешку в коня Мяч, упруго стукнув в центр доски, рассыпал фигуры, заставил отпрянуть противников и поскакал дальше.
Извините,прижимая пойманный мяч к бедру, к ним подошел Андрей.Как так получилось, понятия не имею.
Он нагло щурился и, склонив голову на бок, смотрел на Макса. Вручил ему мяч в руки и, тут же почти бухнувшись на колени, стал собирать рассыпанные шахматные фигуры.
Макс напряженно замер, сжимая в бешенстве мяч. Злило не то, что почти выигранная партия так и останется не завершенной. Бесило, что он краснеет от того, как Андрей, собирая фигуры, нарочно его касается. Прижимается горячим боком к ногам. Опирается рукой о колено, будто случайно прогибается, потянувшись за укатившейся фигурой.
«С-с-сукин сын!прозвенела за стиснутыми зубами фраза.Сукин сын!» Макс не мог дышать, потому что острый запах пота разгоряченного игрой молодого тела опасно щекотал обоняние, вызывая приступ острого, до головокружения, желания. Макс ничего не видел, кроме сползающих с поясницы шорт, бесстыже открывающих яркую резинку трусов.
Сгрузив все фигуры на доску и расставив их там в хаотичном порядке, Андрей уходить не спешил.
Что?раздраженно выдохнул Макс.
Мяч.
Макс опустил взгляд на мяч, в который он вцепился со всей дури и сильным толчком кинул его в Андрея. Хотелось в лицо, в эту наглую усмешечку, но пришлось метиться ниже. Мяч глухо стукнулся о грудную клетку, Андрей перехватил его и неторопливо пошел на площадку, где его явно заждались. Подхватив трость, Макс извинился и заковылял в тенек. Бесит! Наглый засранец! Макс сильнее сжал набалдашник и жадно втянул воздух, словно животное, пытаясь уловить в воздухе хотя бы пару нот острого аромата. Свалить на экскурсию на пару дней? Яркий рекламный проспект обещал, как минимум, поставить Макса на ноги... Подальше. Подольше.
Курортное время идет странно. Дарит ложное ощущение неторопливой размеренности, выдавая день за неделю, сметая границы между незнакомыми людьми. Будто живешь тут давным-давно. Может, за пару дней бьющий энергией Андрей найдет себе другой объект для атаки? Решено. Макс направился в номер, дозваниваться и обговаривать экскурсию.
Тащиться пять часов на машине по жаре, чтобы два часа бултыхаться в источнике, было глупо. Макс гонял разваренную макаронину по блюду. Аппетита не было, но путевка включала всего один обед, а покупать еду на улице Макс не хотел. Ночевка в сомнительной чистоты гостинице, быстрый заплыв с утра и опять пять часов по тряской дороге. Дурак.
В профилакторий он вернулся раздраженным и тут же наткнулся на Андрея. Окинув хмурым взглядом парня, курящего в компании какого-то длинного белесого хлыща, буркнул приветствие и потащился в номер. Хотелось быстрее, но нога после пятичасовой дороги была словно чужая. Макс всем нутром чувствовал взгляд Андрея. Жалостливый, поди, взгляд? Ну смотри смотри. Я старый и хромой. Да.
Смыв с себя дорогу и почти смыв негатив, Макс завалился на кровать и лениво защелкал пультом. Три местных канала не отличались насыщенной сеткой вещания. Убаюканный невнятным бормотанием, Макс уснул.
Просыпался он тяжело, жарко плавая в томном желании. Еще чуть-чуть ну жетянулось за лаской тело. Вцепиться ладонями в узкую талию и кончить на верткую загорелую спину, что яркой картинкой выплыла из марева сна. Макс, сжав член и стиснув зубы, чтобы не стонать, сплюнул на руку, быстро довел себя до кульминации. Влез же, паршивец, в сон. Хороший сон. Горячий. Макс помотал головой, вытряхивая фрагменты ярких воспоминаний, и пошел в душ. Контрастный душ и прогуляться до завтрака, и надо прихватить что-нибудь съедобного для наглой белки.
Его нагоняли. Макс посторонился, немного уступая дорогу бегуну. Захотелось спрятать тростьбыло неловко путаться у людей под ногами со своей хромотой, вызывая незапланированное чувство вины.
Привет. Гуляешь?
Андрей остановился перед ним. Темный треугольник пота на груди, спутанные, явно нечесаные с утра, волосы, тяжелое дыхание.
Привет.
Макс сошел с тропинки, демонстрируя нежелательность контакта. Опершись плечом о дерево, задрал голову, рассматривая небо сквозь кроны деревьев. Мол, вали, дышу я тут. Андрей шагнул следом. Макс уже приготовил пару колких холодных фраз, что отсекут любое желание к общению, когда Андрей дернул его за плечо и тут же толкнул в грудь, пришпиливая к стволу. Вломился влажным коротким поцелуем. Отстранился и замер. Реакцию! Он ждет реакцию. Вмажь ему! Оттолкни! Макс вцепился пальцами в майку парня и притянул его к себе, вжимаясь неловкими жадными губами. Не поцелуй даже. Андрей расслабился, выдохнул в губы и ловко заскользил руками по телу. Плечишеягрудь. Вклинил коленку между ног, притерся всем телом, и назад. Грудьшеяплечи. В ушах шумело. Привкус зубной пасты, запах хвойного леса, жесткая кора между лопаток, острый запах чужого тела... Волшебная сила природы, блядь. Хрен переспоришь.
Разные
Он кивает мне, принимая к сведенью, и осторожно выгребает ложкой пену капучино. Прикидываю, как быстрее закруглить спонтанную и ненужную встречу. Зачем я вообще навязал себе этот марш-бросок по знаковым местам? Из-за засевшей в подкорке случайной фразы. Хитросплетения неосязаемой, но крепкой интернет-дружбы. «Его нет. Он фейк, набор смайлов и буквенных символов, порой интересно и причудливо выстроенный в небанальные фразы, щедро разбавленные музыкой, томительной и уж какой-то слишком разномастной, но объединенной хрипловатой, перченой, трагической ноткой». Его нет.
Мой взгляд медленно кочует по столикам, и только периферия цепляется за человека, которому мы, перекидываясь пустыми ленивыми фразами, давно вынесли приговор. Дураки. Кошусь на мультяшную татушку, слегка вылезшую на кисть из-под рубашки. Она будто показывает мне язык, надменно фыркает и поправляет: «Старые дураки».
Не вкусно,отпихивает он чашку.
Этот капризный жест раздражает. Устало прикрываю глаза, с силой потираю веки и уже откровенно прячу зевок в ладонь. Почему-то из глубин подсознания всплывает школьный урок химии и очень зрелищный трюк взаимодействия натрия с водой. Раздраженное кружение кусочка металла по периметру чашки, неприятный запах и полученная в результате щелочь... Да. Похожее на щелочь настроение я пытаюсь удержать в не сильно герметичном контейнере вежливости.
Демонстративно отхлебываю из чашки и уже готов пожать плечами, мол, «нормальный напиток, я тебя не понимаю», когда нёбо оцарапывает неприятный привкус синтетических сливок и в нос бьет заметный запах дешевого одноразового пластика.
Бр-р,отодвигаю от себя стакан как можно дальше.Дерьмовый кофе,на помощь приходит затрепанная фраза американских фильмов.
Жуткая жуть,возвращает мне другое поколение почти детскую присказку и тянется за рюкзаком, чтобы оплатить это безобразие.
Он смотрит на мир через затвор, быстро отщелкивая собственные впечатления дорогой фотоигрушкой. Сожаление, разбавленное легкой завистью, слегка трогает мою душу. Как можно пользоваться ею как простой «мыльницей»? Бездумное щелканье поверхностных впечатлений. Пялюсь хмуро на вековые булыжники, колкое недовольство острыми фразами выпирает из гладкого полотна моего исторического повествования. Лицо отлепляется от объектива и обращается ко мне. Я почти физически чувствую его бессовестно любопытный взгляд. Как чужой ребенок, не обремененный еще нормами воспитания, наивно присваивает себе чужую вещь, так и этот без малейшей неловкости таращится глазищами в лицо, тщательно ощупывая чужие эмоции.
А в этом,он похлопывает ладонью о ковку забора,в этом,притоптывает ногой (как же называется эта их обувь?) булыжники моей мостовой,в этом,кивает он на растрескавшуюся кору лукоморского дуба,есть твоя история?
Нагле-е-ец,не выдержав, тяну я с ухмылкой, вдруг внутренне ощущая отступающее раздражение.Каков наглец,примеряю я на себя новомодную одежку откровенности.
То, что ты тут нес рассказываешь,он делает паузу.Ты как гид. У тебя неплохо получается. Как в музее,морщится он от собственной косноязычности.Понимаешь? Все вокруг неживое, и ты идешь и поправляешь таблички «Руками не трогать, фото и видеосъемка запрещены». Почему? Неужели ты не понимаешь, что сейчас происходит моя история. А даты События. Я об этом давно прочитал в сети. Ты когда-нибудь вспоминаешь величие колонн или изящную вязь ковки? Нет? Я тоже. Но я помню настроение. Я собираю свои ощущения,он покачивает фотоаппарат, нацеливает объектив на меня и расстреливает залпом вспышек.
Я не л-л-люблю, когда меня снимают,растерянность застопоривает язык прирученным заиканием.
Не люби,буркает он в ответ.
И, резко развернувшись, выпускает заряд раздражения в глубину сквера. По дорожке со строгой фонарной стражей, по мокрой от недавнего дождя скамейке, по зеленой бронзе пафосной старины.
Молчим.
Мы хмуро бредем рядом, взъерошенные этим полудиалогом. Я смотрю на задернутое тучами небо, на иголки его модной стрижки, на наглую рекламу, вгрызшуюся в фасад старинного дома, и вдруг понимаю, что он удивительно вписывается. Здесь и сейчас он более целое и монолитное с моим Городом, чем я. Тут же начинаю беспомощно шарахаться взглядом по таким знакомым, но давно не замечаемым местам. Это же все мое. Мое. Если свернуть направо, то можно увидеть серый грузный угол моего университета. А вот в этом киоске всегда продавали газеты и журналы и лотерейные билеты. Если завернуть налево и попетлять между дворами, можно выбраться к выбеленным стенам поликлиники, где меня лечили все детство, где я работаю последние цать лет. Если Какого черта? Почему он, волей случая завернувший в мой город, так по-хозяйски творит тут свою историю?