Петр Ингвин - История одной любви. Окончание стр 5.

Шрифт
Фон

Я и сам понимал, но все же спросил:

 И что бы ты хотела, чтобы я сделал?

 Я? Это твоя сестра и твоя жизнь. Если хочешь, чтобы они тебе нравились, делай их такими. Ломая, ничего не создашь.

У нее, видимо, накопилось, что сказать, но тут с великим облегчением на лице из кухни появилась Машка. Хадя замкнулась в себе. Сестренка направилась ко мне, Хадя исчезла на кухне, а я сел на кровати, уткнувшись в Машкин телефон.

Рядом мелко продавился матрас, через плечо заглянуло любопытное лицо и сразу отпрянуло:

 Не пойму: наслаждаешься моим позором или заводишь себя для нового круга воспитания?

 Стираю.

 Я справилась бы сама,  тихо вымолвила Машка, глазами провожая в вечность самые откровенные альбомы.

 Нет уж.  Я стал просматривать остальное на предмет похожего компромата.  Некоторые снимки тебе захочется сохранить, просто рука не поднимется их удалить. Если сделаю самбуду спокоен, что ничего подобного больше никто никогда не увидит.

 А если я действительно хочу оставить себе на память?

 Снова напрашиваешься на ремень?

 Ремень, ремень Вот и весь разговор. Брат, называется. Захара выгнал, меня избил, теперь в личной жизни грязными руками копаешься. Стоило ли тебя защищать?

 Мы оба друг друга стоим, потому и защищаем. А это что за папка? Почему именно она запаролена?

 Это личное. Не имеешь права. Отдай.

 Теперь точно не отдам. Оказывается, мы еще не все знаем. О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век Черт бы его подрал, этот век просвещенья, жили же как-то без него. Говори пароль.

С отчаянной категоричностью попавшего в гестапо партизана Машка мотала головой. Дескать, считайте меня коммунистом, живым не сдамся. Что же она такое скрывает, чему развлечения с Захаром и более скромные игры с негром в подметки не годятся?

В черепе словно взорвалось, накрыло страшным пониманием. Я схватил сестру за плечи:

 Наркотики?!

Ее затрясло в моих неконтролирующих себя руках, как тряпичную куклу. В этот момент Хадя решила позвать за стол. Прозвучавшее слово и наши позы заставили ее скрыться из виду.

В памяти всплыл ее тихий голос: «Это твоя сестра и твоя жизнь. Если хочешь, чтобы они тебе нравились, делай их такими. Ломая, ничего создать нельзя». А я, кажется, снова собрался ломать. Но ведь есть повод! Всем поводам повод, хуже не придумать. С ним обязательно нужно что-то делать, так оставлять нельзя.

 С ума сошел? Отпусти.  Машка вырвалась.  У нас от наркоты Пашка Семейчиков помер, я к этой гадости на километр не подойду.

 Тогда что здесь?

 Не твое дело.

А мои мысли уже шли вразнос. Что может быть еще? Бедна у меня фантазия, не выдает ничего дельного. В голову лезет такое, что хоть на стену бросайся, но Машка не такая. Не может быть такой. Она как Мадина: по-детски живая, по-подростковому авантюрно настроенная, отрицающая навязываемые взрослыми скучные нормы. Обычная любительница приключений. Она еще даже не ощутила это в полную силу. Тогда что она прячет?

«Не твое дело». Нет, сестренка, мое. Как брат я должен

Поперек вполне здравой мысли опять вспыхнули, как красный сигнал светофора, слова Хади: «Ломая, ничего создать нельзя». И другое: «Это акт отчаяния, а поступок должен быть продолжением слов и выливаться из примера, который подаешь жизнью». А моя жизнь, увы, не розами пахнет, местамисовсем-совсем не розами. Чего лезу в чужую жизнь?

Я взял себя в руки.

 Ладно, не будем открывать.

 Спасиб

 Сотрем так.

Машку передернуло, незаконченное слово сменилось выкриком:

 Нет!!!

 Одно из двух. Либо пароль, либо

 Мой день рожденья.

Я с тревогой покосился на сестренку:

 Что произошло на твой день рождения, что его пришлось так прятать?

 Нет. День рожденияпароль.

Ну-у нет слов. Поражаюсь детской глупости.

 Ты уже взрослая тетя, неужели не знаешь, что такой пароль при желании вскрывается за три секун

В этот момент набранные цифры открыли папку. Снова фото. Похожи на те, что с Захаром, но

Не с Захаром.

Жуть. Будто бы я на сайт для взрослых попал. Оказывается, Захар  это еще цветочки, причем маленькие и хилые по сравнению с целым садом других растений.

У меня возникло ощущение, что к вискам приставили электродрели и включили их. Во все стороны летели ошметки кожи, костей, мозгов.

 Как это объяснишь?

 Подать ремень?

Я досчитал в уме до десяти и мощно выдохнул. Мое страстно желавшее вскочить и действовать тело осталось на месте.

 Как понимаю, это Данила? Не отводи глаза. Ты что же, и с ним тоже?!

 Он главный во дворе, что хочет, то и делает. Потому он тебя так невзлюбил, когда ты взялся ниоткуда и показал возможности. Данила ни одной девчонке прохода не дает.

 Принуждает?

У меня взбесился пульс. Кулаки снова сжались.

Машин взор упорхнул в сторону.

 Уговаривает.

Она ссутулилась, согнулась и словно бы стала в два раза меньше.

 Не верю.

 Но это правда. Он действительно уговаривает, но, когда «уговаривает», пользуется тем, что отказ выйдет дороже. Той, кто откажет, во дворе жизни не будет, он это умеет. Несколько раз мы всей дворовой компанией гнобили девчонок, которые ему отказали. То есть, гнобили не потому, что те отказали Даниле, просто он умело всех подбивал и так все обстряпывал, что не участвовать нельзя. Все понимали, что каждая из нас может оказаться на месте тех, над кем издеваемся, и от этого мы издевались еще больше. Пока есть коза отпущения, остальные в безопасности. А он стоял в стороне и посмеивался.

«Коза отпущения». Ну-ну.

Машка еще сильнее сжалась, словно я мог ее ударить. Или это не из-за меня, а вспомнились дворовые унижения?

Она тихо добавила:

 Одна девчонка потом себе вены вскрыла.

 Значит, тыкак все?

 Мне пришлось. Это до тех пор, пока я не стала гулять с Захаром. Если есть парень, Данила не трогает.

Снимки вызвали тошноту, я потянулся к необратимой команде в меню телефона.

 Не удаляй!  Машка повисла на мне, словно от этого зависела жизнь.

Я опешил от такого порыва. Палец вновь потянулся сделать необходимое, но сестренка вцепилась в аппарат обеими руками:

 Не надо!

Будь она старше и сильнее, то вырвала бы скользкий гаджет, но с братом-студентом школьнице не справиться.

Я понял, что чего-то не понимаю. Происходило что-то необъяснимое.

 Объясни, почему не надо, и если убедишь, то оставим.

Маша глухо выдохнула:

 Это компромат.  Смирившись, что придется мне все рассказать, ее голос потек спокойнее.  Даниле никто не может перечить, он чувствует вседозволенность и пользуется. Мне нужны доказательства, что все это было на самом деле.

 Почему не сказала с самого начала? Любую болезнь проще предупредить, чем лечить, а Данилабольной. Постой.  У меня взмок лоб.  У него тоже есть такая папка? Не дал же он тебе спокойно сэлфиться в интересных позициях, если и сам

 У него на каждую из нас есть такая папка. Он же водит к себе, а там, даже если тебя сразу несколько скрытых камер снимает, ничего не заметишь. Все выглядит как игра, он улыбается, ничего не запрещает а потом монтирует, и получается, что мы сами приходим и его соблазняем. Тогда нам выставляются условия: если вякнешь, то вот свидетельства, что все происходило по обоюдному желанию, а сам Данила чуть ли не пострадавшая сторона. И еще он угрожает, что записи сразу уйдут в сеть, и родственники с одноклассниками увидят, какая ты на самом деле и как хорошего человека подставить хочешь. Мы с девчонками договорились: если кто-то сможет уничтожить его записи, то со своими обратимся в полицию. Или хотя бы припугнем, чтобы приструнить на будущее.

С минуту я собирался с мыслями.

 Слушай сюда, сестренка. Папку с телефона, который легко потерять или отобрать, как у некоторых (не будем показывать пальцем, к тому же этот некоторый сейчас далеко) нужно перенести в «облако» и на всякий случай скопировать на компьютер, чтобы в нужный момент было под рукой и не зависело от интернета. Держи.  В руки сестренки перекочевал мой планшет.  Скопируй и запароль так, чтобы ни один хакер не взломал. Никаких имен и дней рождения, только длинные перемешанные наборы цифр и букв в заглавном и обычном виде. Папка будет лежать у меня, открыть сможешь только ты. Теперь несколько слов по вашему уроду. Я хочу с ним поговорить.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке