Я плюхаюсь обратно в кресло.
Ну и кто это твоя девушка?
Ага, бывшая. Но мы расстались друзьями. Он поднимает свою сумку с масками. Как, кстати, зовут твою тетю?
Синтия Фриман.
Синтия? В самом деле?
Подняв глаза, я замечаю, что он пристально меня рассматривает.
Чего уставился?
Просто ты ничуть на нее не похожа. Синтия всегда приветливая. Усмехнувшись, он шагает прочь, прежде чем я успеваю придумать, что бы такое сказать в ответ. Гр-р-р! Я по горло сыта общением с людьми.
Откидываюсь на спинку так и не отрегулированного кресла и, устремив взгляд к горизонту, принимаюсь наблюдать за пляшущими на волнах лодками в отдалении. Делаю несколько глубоких вдохов. Этот красивый, хоть сейчас на открытку помещай, вид должен помочь мне успокоиться. Прийти на пляж оказалось верным решением. Возможно, именно этого мне и недоставало. Просто расслабиться. Я зарываю ступни в теплый песок и, подставив голову солнцу, прикрываю глаза.
И тут же возвращаюсь туда. В кабинет доктора Голда.
Он сидит на стуле напротив меня, сжимая в руке конверт.
Мой конверт.
Эбби, у меня есть всего одна печатная копия твоих результатов, говорит он. Они не занесены в компьютер. Только тебе решать, как воспользоваться этой информацией.
Я резко открываю глаза, почувствовав, что тетушкин буррито просится прочь из желудка, а дыхание участилось и сделалось поверхностным. Не осознавая, что делаю, я вскакиваю с пляжного кресла.
Если хорошенько поразмыслить, возможно, мне не помешает немного подвигаться. Целительную силу созерцательного отдыха явно переоценивают.
Я шагаю к берегу, где меня приветствует пенная волна, лижущая лодыжки. Вода такая холодная, что даже белые медведи, вероятно, снялись бы с места в поисках климата потеплее, но как только волна отступает, мне уже не терпится, чтобы она вернулась.
Захожу в море по колено, морщась при каждом шаге, но заставляю себя двигаться дальше, до тех пор, пока, наконец, не окунаюсь целиком. Потом я ныряю и проплываю под качающимся на волнах первым рядом буйков.
Когда моя голова появляется над поверхностью, я ловлю взгляд того парня, Бена. На сей раз он занят не инспектированием пляжных кресел, а привязыванием небольшой лодки.
Осторожнее, кричит он мне, все еще усмехаясь. Я понимаю, что ты тут своя в доску и все такое, но приливы здесь сменяются отливами очень неожиданно. Я серьезно.
Да что с этим чуваком такое? Хоть я и не местная жительница, но плавать-то умею. Я оставляю позади второй ряд буйков и оказываюсь в открытом море. Холодрыга сравнима с ледяными ваннами, которые я принимаю каждые несколько недель во время волейбольного сезона, но ощущения приятные. Я устремляюсь вперед и неожиданно для себя оказываюсь на такой глубине, где ни за что не нащупать песчаного дна кончиками пальцев ног. Мое тело скользит по волнам, не доходя до гребня, как на американских горках, только в природной версии.
Я переворачиваюсь на спину и свободно дрейфую на воде, позволяя ей нести себя. Мне то и дело закладывает уши. Над головой слышится редкий птичий крик. На губах неожиданно появляется улыбка, а тело становится очень легким. Ничего подобного я не испытывала уже долгие месяцы. Я смежаю веки.
И вот я снова там в кабинете доктора Голда.
Сидящая справа мама крепко обнимает меня за талию, а Брук тем временем сжимает мне левую руку. Все втроем мы надеемся, что результат моего теста, как и у сестры, окажется отрицательным.
Доктор Голд впивается в меня взглядом, прежде чем открыть конверт, и я тут же понимаю, что он хочет мне сказать. Что это последние в моей жизни мгновения блаженного неведения.
Его пальцы надрывают бумагу.
А в следующий миг на меня обрушивается реальная жизнь в буквальном смысле слова.
Я ощущаю, что волна тянет меня за собой за долю секунды до того, как поднимаю голову и вижу готовящуюся обрушиться мне на голову водную массу. Я пытаюсь поднырнуть под волну, но мне это не удается.
Вытянув шею, хватаю ртом воздух, и меня опять засасывает под воду. Отчаянно работая руками и ногами, я снова высовываю голову над поверхностью, делаю вдох и из последних сил плыву прочь. Глаза жутко щиплет от соли. Вот черт! Я же плыву по-собачьи! Перехожу на брасс и продолжаю двигаться вперед. Легкие, кажется, вот-вот воспламенятся!
Наконец, нащупав ногами песчаное дно, я размякаю от облегчения и, совсем запыхавшись, выбираюсь на берег.
Сделав шага четыре, решаю прилечь. Вообще-то, «решаю» неверное слово, поскольку решение предполагает волевое усилие, а его-то как раз с моей стороны и нет. На самом деле ноги у меня подкосились и отказали, а я шлепнулась на песок.
Ты в порядке? доносится до меня голос Бена. Ну конечно. Правда, на этот раз он хмурит брови и смотрит на меня с неподдельной тревогой.
Видок у меня, должно быть, тот еще. Мокрая, перемазанная в песке, хватающая ртом воздух. Хотелось бы мне обратить все в шутку. Рассмеяться и игриво заявить: «Представляешь, какой бурун норовистый попался, ха-ха!»
Но у меня не получается.
Да, я в порядке, мямлю я. Врать подобным образом стало для меня привычным делом.
Кто-то окликает Бена с пляжа. Он медлит еще мгновение, будто собираясь что-то сказать, потом передумывает и молча шагает прочь.
«Я в порядке». Эта фраза никак не вяжется с моей болезнью. Технически я и правда в порядке. Прямо сейчас со мной ничего не происходит. Возможно, так будет продолжаться еще долгое время. Лет двадцать, а то и все тридцать. Если верить доктору Голду, следует как можно более полно прожить эти так называемые «промежуточные годы».
Единственная проблема заключается в том, что я не имею ни малейшего представления, с чего начать.
Я вытираюсь полотенцем, стоя у своего пляжного кресла, когда у хижины случается заварушка. Какой-то дядька средних лет орет, глядя на Бена, а между ними стоит та девчонка-британка.
И что, черт подери, мне теперь прикажете делать? Дядька вскидывает свою плотную руку. Ты сказал, что я могу на нее рассчитывать.
Мне очень жаль, Том. Я и сам так считал, отвечает Бен. Я стараюсь не слишком явно упиваться тем фактом, что его надули. Если тебе станет от этого легче, я скажу, что это и для меня стало сюрпризом.
Дядька озлобленно смотрит в небо.
С чего бы мне стало от этого легче? Он поворачивается к стоящему рядом парню-азиату, который может похвастаться внушительным накачанным брюшным прессом однако не таким внушительным, как у Бена. Кертис, Люси, теперь это и ваша проблема тоже. Благодаря Бену вы остались втроем. Вот и будете работать без выходных, устраивает?
Когда злобный дядька, тяжело дыша, уходит прочь, Бен поворачивается к Люси и Мистеру-Классный-Пресс.
Мне очень жаль, ребята. Я возьму на себя больше смен, чтобы не лишать вас выходных.
Без проблем, старик, заверяет Мистер-Классный-Пресс. Уж слишком он из кожи вон лезет, как по мне. Хотя мое мнение никому здесь не интересно.
Я в любом случае на пляже каждый день.
Это не твоя вина, Бен, добавляет Люси, также позволяя ему сорваться с крючка.
Снова воцаряется мир и спокойствие, и я укладываюсь на кресло с опаской, поскольку не уверена, сколько еще «отдыха» смогу сегодня вынести. Наблюдаю за тем, как волны разбиваются о берег, стараясь на сей раз держать глаза открытыми.
Итак, вот оно мое лето. Есть только я, мои мысли и океан.
«Если всматриваться в океан достаточно долго, то получится заглянуть себе в душу».
Глупый Чип!
Желудок мучительно сжимается.
Это началось несколько месяцев назад с крошечного зародыша, который постепенно стал разрастаться, высасывая из меня воздух и на несколько дней приковывая к кровати.
Если я позволю, нынешним летом Адова Бездна сожрет меня живьем.
Знаю, невозможно сбежать от того, что живет у тебя внутри, но я все же попытаюсь.
Нужно просто продолжать двигаться.
Я тащу свое пляжное кресло к хижине, обдумывая, что делать дальше. Парень передо мной забрасывает шезлонг на самый верх шаткой конструкции из пляжных кресел и, всю ее развалив, как ни в чем не бывало уходит прочь.
Я ловлю несколько кресел и пристраиваю их обратно. Тут выскакивает Люси.
Недоумок, негромко бормочет она в удаляющуюся спину парня и поворачивается ко мне. Я у тебя в долгу. Тот еще денек выдался.