* * *
На следующий день я, как ленивый морской котик, вальяжно лежала на пирсе с закрытыми глазами и впитывала влажной солоноватой кожей безжалостные лучи южного солнца. Мне всегда нравилось это опасное удовольствие. И я совсем не хотела видеть перед собой того, кому вчера дарила ускользающий трепет губ. Но интуиция у мужчин развита хуже, поэтому материализуются они обычно в самый неподходящий для женщин момент.
Джемиль возник передо мной такой довольный и воодушевленный, как будто накануне вечером получил с меня клятву быть его на веки веков. Неудивительно, что он был так счастлив: мужчина, одаренный поцелуем, неминуемо охвачен мыслью о вторжении и на другие неизведанные территории. Ему сложно понять, что женщине не всегда интересно продолжать игру. Особенно тем, кто привык к тому, что в конце пути ее неизбежно ждет разочарование.
Именно поэтому я была с ним жестока и немилосердна. Сказала, что мне нужен отдых, и я вовсе не хочу проводить с ним все дни напролет. Цинично и правдиво. А тогда я боготворила правду во всех ее, даже самых глупых, проявлениях.
Мой новый друг страшно разозлился на мои слова и как ошпаренный унесся со скоростью света, сказав, что, «тогда ему тоже нужен от меня отдых».
Я осталась довольна. Мне понравился его неуместный запал и бурная вспыльчивость, которой я не ожидала, но которую так часто замечала и в себе. Наверное, именно она, ближе к вечеру заставила меня проникнуться к изгнанному из рая нежностью, пропитанной приятной примесью чувства вины, и с повинной головой прийти к его рабочему месту. И ему ничего не оставалось, как простить меня.
* * *
Четвертое свидание отдавало душистым ароматом черешневого вина и определенной степенью доверия друг к другу. Зная о том, какие мы в поцелуе, мы не знали о том, что таится за чертой, которую нам ничего не мешало переступить. И мы переступили. Забыв в пылу страсти о том, что знали о разочаровании, когда между двумя людьми нет самого главноголюбви. И поплатились за это безликостью полета, который больше походил на жалкие попытки бескрылых взлететь в небо с помощью искусственно созданных конструкций. Мы не полетели. Мы рухнули вниз, и в этом не было ничего прекрасного. Все было огромной несуразной глупостью. «So farNo matter how close» («так далеконесмотря на то, что так близко») равнодушно сказала я, понимая, что нам не стоило переступать черты, не обладая такой роскошью, как настоящее чувство. Мы оказались вдвоем на этих простынях случайно. И хуже этого ничего нельзя было придумать.
И чтобы хоть как-то заткнуть тишину, возникшую между двумя малознакомыми людьми, я начала говорить. Рассказывать о своем пути к этой постели, чтобы хоть как-то оправдать себя. Не перед ним, перед самой собой. Я рассказала о муже. О боли, которая не оставляла мой мозг в покое ни на секунду. О непонимании, как жить с этой правдой дальше и о яростном желании ее преодолеть и убить любыми путями.
«Ты все еще любишь его, а я всего лишь средство, чтобы забыться и отомстить. Ведь так? Любишь?»
«Видимо, уже нет. Раз я здесь, с тобой.» ответила я.
Мы проговорили до утра, и к моменту, когда вечный разоблачительрассвет, начал торопить нас своими, как рентген просвечивающими насквозь, лучами, мы поняли, что стали друг другу ближе. Что то неизмеримое многокилометровое расстояние, на которое нас отбросил друг от друга контакт наших тел, сократилось благодаря спонтанно-возникшей и неожиданной стыковке наших душ. Благодаря состраданию, в котором я так нуждалась в тот момент. Меня наконец-то поняли. Мне поверили. Меня приняли.
* * *
Неловкость, возникающая между двумя людьми при свете дня, главный индикатор того, что они поторопились. Я чувствовала себя неуверенно и шатко, как идущий над пропастью акробат. Ведь я открылась человеку, которого едва знала, показала ему свою слабость, подарила ему свою искренность, не будучи уверенной в том, что она ему нужна. Но он великодушно принял то, что мне хотелось отдать, и именно благодаря этому между нами сразу возникла какая-то удивительная непередаваемая близость. Нам казалось, что мы знаем друг друга так давно, что не может быть и речи о каком-то стеснении или боязни быть самими собой. Мы были родными людьми, сразу и безосновательно, но и без сомнений. Он протянул мне свою руку, и я уверенно и без колебаний вложила в нее свою.
Потом были сумасшедшие рассветы, празднующие начало каждого нового дня и оставляющие на море сияющие блики своих улыбок; ночные, открывающиеся с высоты звезд пейзажи, освещенные уверенным спокойствием лунного света, который отражался в черной лаве глубоких морских вод. Стремление и одновременная невозможность скрыть и обуздать то, что творилось между нами в те дни В голове все время крутились слова «Я люблю тебя», но из-за стремительности своего возникновения я не разрешала им слетать с губ, запирая на засов где-то глубоко внутри. И в одну из последних наших ночей Джемиль, как будто прочитав мои мысли, сказал сам их вслух. Прекрасно понимая, что в силу времени мне трудно будет в них поверить. Но ему, так же, как и мне, хотелось их сказать. И именно поэтому, удивляясь самой себе, я поверила.
* * *
У нас оставалось совсем мало времени. В ближайшем магазинчике мы покупали бутылку столового вина и отправлялись вверх на гору к открытой террасе, с которой открывался необыкновенный вид на врезающееся в море побережье. Я сама нашла эту террасу, когда гуляла одна. Помню, тогда в голове пронеслись мысли о том, что, наверное, это самое романтичное место, которое мне довелось видеть в жизни. И я привела туда Джемиля. Красоту этого мира всегда хочется разделить с теми, кого по-настоящему любишь.
Это было наше место. В последний вечер перед моим отъездом мы случайно забрели в какое-то заброшенное кафе с удивительным названием Rain Forest. Двери были открыты, никого не было, мы пробирались, словно воришки, боясь что-нибудь уронить в абсолютной кромешной темноте и наделать шуму. Я вышла на балкон, и у меня захватило дыхание от миллиона переливающихся электрических огней, которыми было усыпано все побережье. Откуда-то доносилась музыка, и мы были только вдвоем. Я танцевала и хулиганила, словно вырвавшийся из под родительской опеки мальчишка, и ничто не могло заставить меня прекратить улыбаться в те минуты жизни. Потому что таким было счастье.
* * *
Потом неотвратимо и неожиданно наступил день моего отъезда. Мы долго пытались проститься, но нам до конца так и не удавалось осознать, что это конец, и что мы больше никогда не увидим друг друга. Все знают, что курортные романы не имеют продолжения, и в этом, конечно же, есть свои преимущества. Например, что с самого начала ты знаешь, что через определенное количество дней будет конец, поэтому особо не настраиваешься на переживания. Но с нами было иначе: мы неистово обнимали, целовали, трогали друг друга, как будто пытаясь памятью рук и губ запечатлеть ускользающее сквозь пальцы время. Мне хотелось оставить у него кусочек себя, и я написала на листке бумаги слова из песни, которая мне тогда нравилась, вложила его в маленькую коробочку, надушенную моими духами, и отдала ему. Не знаю, как возможно, чтобы человек из другой страны, из другой жизни, из другого мира, говорящий на другом языке, мог быть настолько родным и близким. Вы ничего не знаете друг про друга, но угадываете каждое слово. Один начинает говорить, и второму кажется, что первый озвучивает его собственные мысли. Вы мужчина и женщина, но так похожи, что, кажется, будто одна душа разделилась надвое и поселилась одновременно в двух телах. И вам теперь не нужно зеркало, чтобы увидеть себя со стороны, потому что теперь вы видите себя друг в друге.
Я не просила и не хотела этого, но Джемиль пришел проводить меня. Подарил милый сувенир на память. Мы сидели около reception и не могли вымолвить ни слова. Слова были неуместны и не нужны нам. Я видела, что он переживает, и нарастающий блеск в его синих глазах, как ничто другое, выдавал его волнение. Я мало что чувствовала, пока не приехал наш автобус. Только после этого я четко осознала, что это ВСЁ. Что на этом месте рассказ о нас резко обрывается. Я смотрела на него сквозь стекло, он стоял с печальным трагичным выражением лица и махал мне рукой. Тогда мне казалось, что яглавная героиня какого-то очень грустного фильма о любви. Любви, которую убили сразу после того, как она родилась. Утопили, как котенка. Безжалостно, как и бывает в жизни.