Мне бы такое настроение. Я вот это свое поражение принимаю, только стиснув зубы покрепче и стараясь не представлять физиономию удовлетворенного очередной победой Ветрова.
Это ради Маруськи. Только для неё. А на него мне плевать.
Ох, пожалею я об этом разрешении, ой, как пожалею.
Только не догадываюсь, насколько быстро
8. Спорщики
Ты не представляешь, насколько я задолбался тебя видеть, Ярослав Олегович, хрипло роняет Ольшанский, явно подумывающий о более крепких эпитетах в моей адрес, Тебе же тысячу раз говорено, чтоб до суда ты к Маше не приближался. Так какого же хр черта ты приперся?
Такого черта, что не собирался позволять тебе, Николай Андреевич, подкатывать к моей женщине через моего же ребенка.
Хотя черта с два я тебе это озвучу, ты так забавно пыхтишь, что твою агонию я просто обязан продлить еще на четверть часа.
От Ольшанского и вправду веет нешуточной злостью, будто здесь я посягаю на его территорию. Хотя почему это «будто»? Так оно и есть.
Я действительно посягаю. Правда, с моей точки зрения, эта «территория» изначально была моей, и всяким оккупантам желательно уже осознать собственную ошибку и убраться подальше. Потому что мое терпение не отличается такой уж особой эластичностью.
Мои пальцы мнут и перетирают друг между другом твердый фетровый край шляпы, тем самым донося до меня дивную истинуя нервничаю. Я действительно нервничаю. Но, разумеется, не Ольшанский тому причиной, многовато чести
В той стороне, куда унесло Машутку и Вику, никого не видно, кроме пары хмурых конюхов. По крайней мере, ни той, ни другой все еще не видать. И если бы не было прямого Викиного запрета, я бы сейчас уже шагал в ту сторону, мне же приходится стоять на месте и всячески игнорировать с каждой секундой все более распаляющегося противника.
В конце концов, Вике и вправду лучше знать, как разрешать заваренную мной ситуацию. Все-таки, стоило начать со звонка. Хотя, толком и не знаю, что бы это поменяло. Слишком уж крепко Викки уперлась в свое.
Все-таки я её уже основательно достал
Интересно, если я тебе по морде дам, Вика сильно расстроится? задумчиво произносит Ольшанский, уже будто и не обращаясь ко мне вовсе. Мне почему-то кажется, что только спасибо скажет.
Много словмало дела. Хотел бы дать по мордедал бы, еще когда я только открыл лицо. Ну, или когда убежала Машуткабыла возможность изобразить из себя рыцаря-заступника. Сейчасуже поздно.
Своим мыслям ухмыляюсь невозмутимо. Наблюдать за попытками Николая добиться от меня реакциидаже забавно, только беспокойство одолевает меня сильнее.
Девочек все еще нет.
Интересносколько времени потребуется Викки для разговора с Машуткой? И вернется ли она после этого разговора сюда, или сразу, избегая моей компании, уйдет по своим делам? Я, конечно, догонюя уже успел разнюхать, в какой леваде назначено Машуткино первое занятие, но все равно Хочется, чтобы расклад был иным. Все и так пошло через одно место, потому что я все-таки надеялся, что дочь не будет от меня бегать. Может быть, надуется, отвернется, спрячется за маму, но такой побег я предполагал в последнюю очередь.
Черт!
Только бы не сделать еще хуже. Как показывает практика, в этом направлении дно не достигается никогда. Хуже можно делать абсолютно всегда.
У нас с Николаем что-то вроде патовой ситуации, когда оба мы стоим и ждем, не двигаясь с места.
А наездник из тебя, кстати, паршивый, вскользь, но уже точно доведенный до ручки моим игнором, роняет Ольшанский, может, на девочку тебе и удалось произвести впечатление, но только потому, что она не разбирается.
Я кошусь на него и насмешливо улыбаюсь. Ладно, твоя взяла, Николай Андреевич, поговорим. Сделаем вид, что я повелся на этот дешевый развод.
Значит, ты разбираешься? фыркаю я, сбивая с локтя приземлившуюся на него пылинку. И конечно же, в седле ты держишься лучше?
Лучше тебя держаться не сложно, Ольшанский как мальчишка, тут же закусывает удила. Боже, как ему не терпится со мной помериться хоть чем-нибудь, аж смешно. Да, достал я тут не только Вику. И это ведь Ник еще не знает ни о чем. Ни о поцелуях у Викиного подъезда, ни о моих методах ведения переговоров. Знал быуже бы, поди, от бешенства собственную челюсть проглотил.
Я закатываю глаза, красноречиво и без слов обозначая, что брехать каждый может, а ты пойди и оседлай Милорда, этого манерного стервеца, которого я с утра окучивал, налаживая хоть какой-то контакт. Чтобы не просто сесть и кружок проехаться по леваде, а поработать в нормальном режиме.
Да, конь был вполне коммуникабельный. Но под незнакомыми наездниками начинал заплетаться в уже знакомых конечностях, поэтому мы и знакомилисьи между собой, и с ногами Милорда, оба сразу и в торопливом порядке, но все вышло неплохо.
Еще бы знать, понравилось ли Машутке наше с Милордом выступления. Мне показалось, что даже очень
Может, поспорим, раз уж ты так в себе уверен? Ольшанский никак не может унятьсявпрочем, оно и понятно. Я тоже никуда со своего места испаряться не спешу. Это, конечно, не равно тому, чтоб дать тебе по морде, но мне все равно очень хочется поставить тебя на место.
Такое ощущение, что ты до этого дорос, Ник.
Я склоняю голову набок, разглядывая своего противника. Судя по глазам, он что-то задумал. Я был бы очень в нем разочарован, если бы этого предвкушения не было. В конце концов, когда соперник не может продумать линию своего поведения хоть на пару шагов вперед, играть с ним становится неимоверно скучно.
Ну, и на что мы спорим? скучающе уточняю я. Так, будто я по-настоящему заглотил его наживку.
Если я выиграю, ты к черту свалишь из «Артемиса», у Николая в глазах полыхают костры, и я даже знаю, для кого их развел, прямо сегодня. В течение часа.
Встреча с Такахедой завтра, напоминаю я ехидно, и мне, как и тебе, уже отлучаться отсюда нельзя.
Значит, запрись у себя и не вылезай на божий свет, Ольшанский спохватывается быстро, чтобы не портить настроение ни Вике, ни Маше, ни мне.
А если я выиграю, то ты запрешься? насмешливо парирую я, прищуриваясь. У Ника дергается край рта. Кажется, он в своем выигрыше совершенно не сомневается, но все-таки на такую ставку не согласен.
Это не одно и то же, вполне ожидаемо взбрыкивает Ольшанский, со мной приехала Вика.
Так что, оставишь мне этот плацдарм, если налажаешь? ухмыляюсь я, а сам краешком глаза замечаю Вику, все-таки выходящую из дальней конюшни. И Машутка с ней. Так, надо бы ускориться в уламывании этого ишака.
Облезешь, Ник оказывается не настолько азартен, хотя я не всерьез предлагал именно эту ставку. Даже больше, если б он согласился бросить Викки ради собственных дешевых понтовя бы сам ему по морде дал, да как-нибудь потравматичнее, чтобы довелось насладиться хрустом переломанных носовых хрящей, придумай что-нибудь свое и пооригинальнее, ковбой.
Его презрительные интонации меня не трогают абсолютно, равно как и егомой оценивающий взгляд. Свое, значит? Пооригинальнее?
Да можно сказать, за душой Ольшанского и нет ничего такого, что могло бы меня заинтересовать, кроме той, которую лично я никогда в заклад не поставлю. Хотя
Я придумаю попозже, хмыкаю я, не выдавая никак выражением лица, что наметки-то у меня на возможный выигрыш имеются, а затем склоняю голову к плечу, в чем же ты думаешь, что лучше меня, а, Ник?
Во всемоб этом мне сообщают самоуверенные глаза Ольшанского.
Спорить с его убеждением? Да ну что вы, кто я такой, чтобы мешать человеку наступать на грабли? Нас рассудят лошади и чистое мастерство. Вот они хорошо ставят на место все завышенные представления о себе.
Здесь есть круг для стипль-чез, Ник улыбается мне, но примерно так же дружелюбно, как если бы только что заказал фуа-гра из моей печени, ты хотя бы в курсе, что это такое? Три круга по полю, на скорость, а чистоту прохождения оценит не купленный тобой тренер.
А купленный тобойтак и хочется спросить. Хотя ладно. Ольшанский из правильных парней, тех, которые не нарушают правила игры. Ну, если я, конечно, не ошибаюсь.
Если ты, конечно, в седле удержишься, добавляет Ник тут же, явно не находя в себе сил отказаться от новой подколки.