Когда толкаю дверь в мамину спальню, она сидит в кровати и читает.
Это хорошо. Мама сидит и читает, и не имеет значения, что говорят эти тесты, потому что она выглядит лучше и...
Надежда. Теперь я понимаю, почему так много семей моих пациентов все ещё надеются, хотя знают, что надежды нет: это единственный способ как-то справиться с этим.
Привет, малышка,говорит она с улыбкой, вставляя закладку между страницами и кладя книгу на тумбочку.Как дела на работе?
Хорошо.Подхожу к кровати и сажусь.
Теперь, когда я ближе, замечаю, что мама не выглядит лучше и здоровее. Она выглядит хрупкой и усталой. Эту надежду быстро поглотил панический вопрос: «Сколько осталось?». Отгоняю эту мысль и улыбаюсь ей, притворяясь, что все в порядке.
Это хорошо. Уверена, что доктор Мюррей рад видеть тебя там.
Он сказал, что я почти такая же хорошая медсестра, как и ты.
Легкая улыбка касается ее губ, и я сглатываю, когда тяжелая вина ложится на мои плечи. Мне хочется плакать и кричать. Хочется делать что угодно, но только не притворяться, что все в порядке, что все нормально.
Ты голодна?спрашиваю я, загоняя свои тревоги поглубже.Я собираюсь сварить спагетти Бо поставил пиццу в духовку и сжег ее.
Мама смеется.
Ну, на этот раз он хотя бы вытащил её из коробки?
Да уж.Короткий смешок срывается с моих губ.Хочешь поужинать?
Вижу по ее глазам, что она не хочет двигаться, поэтому слегка сжимаю ее руку.
Давай я принесу ужин сюда?
Мама гладит меня по щеке.
Ты всегда была такой милой, Ханна. Заботливой
Училась у лучших.
Она усмехается и откидывается на подушку, а я тихонько проскальзываю в коридор и спускаюсь на кухню, где на плите в кастрюле кипит вода. Она шипит и бурлит, брызгая в разные стороны.
Серьезно?ворчу я, отодвигая кастрюлю в сторону и убавляя огонь.
Через несколько секунд сетчатая дверь на заднее крыльцо захлопывается, и в кухню вваливаются папа и Бо. Бо смотрит на кастрюлю и одаривает меня широкой улыбкой.
Прости.
Ты точно сожжешь дом!
Господи, тыкоролева драмы!
Папа сжимает плечи Бо и обходит его.
Будь повежливее со своей сестрой.
Прищурившись, смотрю на Бо, раздувая ноздри. Боже, я чувствую себя так, будто мне снова восемнадцать, и кто-то вот-вот получит домашний арест. Папа берет из кладовки банку с соусом и отдает мне.
Кто был в том грузовике?спрашиваю я.
Парень, который поможет нам этим летом
Слава богу,бормочет Бо.Хоть мне не придется пахать как мул.
Папа поднимает седеющую бровь.
Бо сгибает руку и целует свой юношеский бицепс.
Я знаю, что выгляжу так, будто создан для физического труда, пап, но это все напоказ.
Когда ты уже поумнеешь?
Бо пожимает плечами, а папа качает головой.
Ну, не знаю, как долго он здесь пробудет. Парень примерно твоего возраста, Ханна. У него неприятности, и он потерял свою последнюю работу. Кажется, он достаточно хороший парень.
Как и каждый парень, которого папа брал себе в помощь.
Некоторые из них изменили свой образ жизни.
Большинствонет.
6 ХАННА
Мэг стоит в конце кухонного островка, постукивая персиковыми ногтями по столешнице.
Ну, давай же, Ханна-банана,скулит она.
Перестаю вытирать столешницу и бросаю на нее убийственный взгляд. Она знает, что я терпеть не могу, когда меня так называют.
Послушай, я,она тычет себя пальцем в грудь,могу называть тебя так.
Угу.
Как человек, который ударил Билли Кокера в лицо за то, что он дергал тебя за косички, распевая «Ханна-банана, нога деревяна, сзади барабан, играет таракан», я унаследовала права на это прозвище.
Клянусь, у тебя зрелость двенадцатилетнего ребенка.
Так жизнь веселее.Мэг, ухмыльнувшись, выхватывает у меня тряпку и швыряет её в раковину.Ну, пойдем. Тебе будет полезно выбраться отсюда.
Я в порядке.
Я твоя лучшая подруга со второго класса, я знаю, когда ты в порядке, а когда притворяешься, что ты в порядке.
Вздыхаю. Она права, но будь я проклята, если скажу ей об этом.
Ты же знаешь, я ненавижу ходить по барам.
«Типси»это не бар, это... место для встреч.
Снова хватаю тряпку и принимаюсь вытирать запеченный сыр с плиты.
Настоящая забегаловка.
Как угодно. Тебе нужно что-то нормальное. Вне этого дома и вне работы.
Ладно,фыркаю я.Мы можем сходить в художественный класс.
Это Рокфорд, штат Алабама. Здесь нет занятий искусством. Плюс, ты не умеешь рисовать.
Она права. Снова. Я продолжаю очищать сыр, ковыряя его ногтем. Мэг накрывает мою руку своей.
Ханна,ее голос мягкий, успокаивающий.Пребывание здесь ничего не изменит.
Я знаю это, Мэг!Мне хочется плакать, но вместо этого делаю глубокий вдох и иду к раковине.
Как, черт возьми, я могу пойти в бар, когда у моей матери рак? Я чувствовала себя плохо всякий раз, когда смеялась на работе, всякий раз, когда позволяла себе на мгновение забыть, что она больна. Ее мир рушилсятак почему бы и моему не рухнуть?
Продолжая жить своей жизнью, ты не становишься плохим человеком, Ханна.
Я судорожно сглатываю.
Ты должна заботиться о себе, чтобы заботиться о них.
Взгляд опускается в пол.
Это всего лишь выступление группы. Всего в часе езды от этого дома, чтобы подышать свежим воздухом.
Ты должна пойти,раздался голос моего отца от двери, ведущей в холл. Когда я оборачиваюсь, он смотрит на меня, плотно сжав губы.Иди и сделай что-нибудь для себя, малышка.
Киваю, хотя на самом деле не хочу идти. Наверное, я просто хочу казаться сильной, хотя и разваливаюсь на части.
Вывеска «Типси» мигает неоновыми огнями. Рядом с названием бара мелькает контур желтой пивной кружки, наклоняющейся вперед и назад. Этот бар существовал с тех пор, как закончился сухой закон, и эта вывеска гордо сияет с одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, как маяк в ночи, призывая всех местных жителей. Половина крошечного кирпичного здания выкрашена в белый цвет много лет назад, но остальная часть осталась красной. Мэг была права, это не бар. Он был на сто десять процентов воплощением хонки-тонка (прим. honky tonkразновидность бара с музыкальными развлечениями, распространённая в южных и юго-западных американских штатах).
Отмахиваюсь от комара, когда мы идем через гравийную площадку к заднему входу. У двери стоит небольшая очередь людей, ожидающих, когда можно будет войти внутрь.
Мэг роется в сумочке, достает тюбик губной помады и наносит свежий слой розового блеска.
Спасибо, что согласилась пойти,говорит она, улыбаясь и хлопая длинными ресницами.
Ага.
Вышибала у двери флиртует с группой хихикающих девушек. Они выглядят достаточно молодыми, чтобы все еще быть в старшей школе, но парень пропускает их, не проверяя удостоверения личности. Когда вышибала поворачивается к нам, Мэг стонет.
Боже, только не он.
Брайан Джонс, один из ее бывших парней... или бывших сексуальных партнеровне уверена, как его можно классифицировать.
Мэг пытается проскользнуть мимо парня, но он преграждает ей путь, скрестив руки на груди.
Так, так, так.Его тонкие губы растянулись в самодовольной улыбке.И кто это у нас здесь? Мэг и Ханна. Совсем как в старые добрые времена.
Заткнись, Брайан,цедит сквозь зубы Мэг, пытаясь обойти его, но парень не двигается с места.
Брайан сужает глаза.
Мне нужно посмотреть документы.
Неужели?Мэг срывает с плеча сумочку, вытаскивает права и протягивает ему.
Я достаю свои из бумажника, пока Брайан осматривает ее документ.
Десять баксов,говорит он с явной улыбкой в голосе, берет ее руку и рисует на ней массивный черный крест (прим. большим крестом в семидесятых помечали несовершеннолетних охранники американских ночных клубов, чтобы бармены видели, кому не следует продавать спиртное).
С каких это пор в «Типси» устанавливают планку?
Брайан явно пытается вывести её из себя, что, по правде говоря, нетрудно сделать. Мэг уже постукивает носком своих туфель на шпильке по гравию. И я уверена, что если бы я могла видеть ее лицо, то ее ноздри раздулись, как у быка.