"В машине, Кирилл Глебович. Небольшой переезд туда, где вас не станут сейчас искать. Что-то сказать еще по этому поводу не могу. Выполняем распоряжения Мальцева и знаем не больше вашего."
Кажется, меня не просто до этого придушили, не удивлюсь, если еще и чем-то обкололи. Поскольку найти сил просто отодрать затылок от сиденья дивана и попытаться хоть немного приподняться у меня никак не выходило. А встать хотелось, не передать словами, как сильно. И не только встать, но и устроить здесь далеко немаленький Армагеддон. Или, на крайний случай, дотянуться до ближайшей дверцы и выпрыгнуть из авто прямо на ходу. Приспичило же когда-то случаю свести этого гребаного Мальцева со Стрельниковым-старшим.
"Сделай мне одолжение кто бы ты там ни был Я не Кирилл Глебовични для тебя, ни для кого-либо еще. Больше никогда меня так не называй."голос свой я тоже не узнавал, но хотя бы связывал слова в цельные фразы, не лишенные смысла. А вообще, желание сдохнуть только усилилось, как и желание разнести эту сраную машину ко всем херам собачьим. Они не имели никаких прав делать этого со мной. Куда-то сейчас увозить против моей воли и в особенности оставлять в живых. Неужели они думают, что я больше не стану делать попыток? Тем более в моем обдолбанном состоянии, когда с их же услужливой подачи с меня сняли все страхи и большую часть чувств. Да, физических сил тоже лишили, но ведь это ненадолго.
"Простите, Кирилл Я не со зла."какой сообразительный малый. Схватывает все на лету без лишних разъяснений. Чего не скажешь обо мне, ставшего заложником собственной маменьки и ее приспешников. Где-то через три часа я так и не узнаю куда именно меня отвезли, а после заперли в одной из комнат вполне приличного дома, возможно в одном из загородных коттеджных поселков. Но уж точно не под столицей. Не удивлюсь, если мы находились сейчас где-то под Тверью или даже уже под Великим Новгородом. Но то что рванули к северу к Питерупо любому. Главное, поближе к границам с ближним "зарубежьем", хотя мать, скорее, предпочтет Эстонии или Латвии Финляндию. Зато впервые на собственной шкуре узнал, что такое залечь на матрацах, причем буквально. Правда, сомнительно, что меня кто-то отпустит гулять не то что по местным окрестностям, а хотя бы просто по дому. Даже комнату такую выбрали, где практически не было мебели, проверяя мое состояние буквально каждые пять минут. И да, уложили как раз на матрац прямо на пол, вместо кровати, зато двуспальный и очень удобный. Не удивлюсь, если итальянский и абсолютно новый.
Прийти в себя и встать на ноги получилось где-то еще через пару часов. Хотя я и ждал, что меня теперь будут обкалывать успокоительным, пока окончательно не превратят в овощ. Разглядывал лепной потолок, поклеенные рельефными шпалерами стены с красивым арочным окном, пока ощущение тела с большей частью притупленных эмоций не начали возвращаться в виде долгожданных телодвижений.
Увы, но все здесь напоминало отдельную палату из психушки и далеко не вип-класса. Никаких шкафов, полок и диванов. Одно мягкое кресло, журнальный столик и вмонтированный под самым потолком в стену плазменный экран. И, да. Видеокамера. Тоже под самым потолком, причем четырехметровым. По любому, кресло также прикручено к полу.
Они реально думают, что в таком окружении я буду меньше вспоминать о своем несбывшемся самоубийстве и не желать повторить его снова?
Наверное, мне специально не дали на ночь снотворного, чтобы я промаялся целую вечность от воспоминаний последних событий и к утру чувствовал себя разбитым и физически, и морально. Правда, срывался несколько раз, долбил в двери, подумывал разбить окно, но снаружи так некстати, красовалась кованная решетка из чугуна. Да и сил после ядреной дозы успокоительного не особо-то и прибавилось. От еды отказывался, а в туалет пока что не пускали. Хотя слишком сомнительно, чтобы я смог в таком состоянии хоть кого-то уложить, тем более подобных профилайтовых версий Дмитрия Мальцева. Не знаю, сколько их было тут всего, но уж точно не меньше двух человек.
Забыться в подобии легкой полудремы сумел где-то уже утром, после чего уже и не пытался вставать с матраца и бегать по пустой комнате одержимым психопатом. Смысла особого все равно не было. Даже если начну биться головой об стенку или резать вены разбитым стеклом, все равно остановят или, того хуже, свяжут и вкатают очередную дозу убойного транквилизатора. Как это не прискорбно, но месяц в дурке очень многому меня в этом плане научил. Бесило больше другое. Никто и ничего не пытался мне разъяснить или ответить что-нибудь внятное на мои вопросы. Называли данное место "перевалочным пунктом" и ждали дальнейших распоряжений от тех, кто меня сюда велел привезти. А жесткая надо мной слежка вполне объяснима. Я должен был оставаться в живых, чего бы им этого не стоило. Следить за мной денно и нощно и, если понадобиться, колоть успокоительное, но в очень крайних случаях.
Так что, когда я разлепил свинцовые веки после очередного провала в бредовый сон-полудрему и увидел перед собой измученное лицо Маргариты Стрельниковой, то не особо-то и удивился. Даже тому факту, что она лежала на второй половине матраца и любовалась мною спящим явно не последние десять минут. И, судя по освещению комнаты, время уже близилось к очень позднему вечеру.
"Прости, что не смогла сразу же приехать сюда следом. В Одонатум-е сейчас настоящий ад. Если бы не адвокаты, до сих пор бы протирала стулья в кабинете следователей. И так падала там в обмороки чуть ли не каждую минуту. Бездушные твари"
При иных обстоятельствах, я бы запросто принял и окружающую меня комнату, и лежащую передо мной Риту Стрельникову за какой-нибудь дурацкий сон. Но мой мозг почти уже целые сутки был относительно чистым, а память нестерпимо острой и беспощадной. Может оттого я и не смог поначалу отреагировать на увиденное или хотя бы просто пошевелиться. Особенно, когда мать подняла руку и принялась по старой привычке поправлять мне спутанные волосы, а после просто ласково поглаживать лицо.
"Как же ты нас всех переполошил. И как я не доглядела такое?.."
"Он мертв?" вообще-то я и не собирался ничего говорить или спрашивать. Как-то само сорвалось с языка на чистом рефлексе. Тем более, я прекрасно знал ответ и без визуальных подтверждений-доказательств, скользнувших по лицу матери несдержанными эмоциями пережитых и все еще переживаемых кошмаров. Как ни крути, но иначе, как жестокой иронией злого рока все это и не назовешь. Ее муж отобрал у меня мою Стрекозу, а ясамую большую любовь всей ее жизни. Разве мы не должны были теперь находиться по разные стороны баррикад?
"Думаешь после таких выстрелов выживают?"
"Он же Инквизитор почти бессмертный и неуязвимый"
"Ему просто раньше очень везло. Но любое везение когда-нибудь заканчивается"
"А ты Как сама восприняла произошедшее?.."
"Хочешь узнать, не возникло ли у меня желания ответить тебе тем же?"
"Раз я все еще жив, то, скорее нет, чем да."
Ее вымученная в ответ улыбка еще больше исказила резко постаревшее лицо и покрасневшие от слез глаза не очень красивой гримасой. Скольких же сил она ей стоила, как и все эти последние сутки? Что-то мне подсказывало, что в отличие от меня, она за все это время и глаз не сумела сомкнуть.
"Как ты вообще мог о таком подумать, еще и сказать матери подобное в лицо? Мать всегда предпочтет сына и всегда бросится в огонь за сыном, как бы сильно она не любила его отца. Эта наша природа. Дети превыше всего. Может и есть какие-то исключения из правил, но"она дернула головой, видимо, попытавшись качнуть ею отрицающим жестом, но вышло как-то не очень"Не в моем случае. Я всегда тебе говорила, что буду всецело на твоей стороне и сделаю все возможное и невозможное, чтобы мой единственный мальчик был счастливым, и его жизни коснулось как можно меньше плохих вещей. Кто же знал, что все так выйдет? Да и не все можно контролировать, как и уследить за каждым. За тобой вот и не уследила, хотя смотрела в упор в оба глаза Господи Ну почему?.. Почему ты со мной не поговорил?.."
"О чем и зачем? Или я должен был спросить у тебя личного разрешения?" нет, я не пытался ее поддеть или обидеть, но ведь и у меня никто не спрашивал, хочу ли я оставаться дальше в этом гребаном сральнике под названием жизнь.