Ремингтон. Ты смеешься надо мной! кричит она жалобно.
Я сказал, иди сюда, говорю я, притягивая ее ближе, и я подыхаю от желания зацеловать ее до потери сознания.
Реми, ответь мне! Прошу, скажи, что ты сделал? умоляет она из-за ревности, выворачиваясь из моих объятий, пока смотрит на меня снизу вверх. Клянусь, я могу весь день смотреть в ее глаза, весь день смотреть на ее лицо.
Прижимая ее к стене, я касаюсь её лбом и смотрю ей в глаза.
Мне нравится, что ты ревнуешь. Это потому, что ты меня любишь? Ты чувствуешь себя собственницей по отношению ко мне?
Отпусти, она выдыхает, злясь, ерзая между мной и стеной.
Боже, она такая милая. Обхватив ладонями ее щечки, я говорю ей: "Яда. Я чувствую себя настоящим собственником по отношению к тебе. Ты моя. Я тебя не отпущу.
Ты отвергал меня, выкрикивает она сердито, ее глаза горят от ярости. Месяцами. Я умирала от желания быть с тобой. Я с ума сходила. Я... кончила... как чертова неудачница! На твоей чертовой ноге! Ты не касался меня, пока я... сгорала, желая тебя. Да у тебя сила воли сильнее, чем у Зевса! Но с первой же женщиной, которую привели к твоим дверям... в тоже мгновение, как я ушла, с первой же шлюхой, которую тебе привели...
Что бы ты сделала, будь ты здесь? Остановила это? шепчу я, дразня ее, и изо всех сил стараюсь не вспоминать, что чувствовал, когда она, черт побери, ОСТАВИЛА МЕНЯ!
Да! кричит она.
Но где же ты была? требую я ответа, моя кровь начинает закипать.
Где ты была, Брук? требуя я. Положив ладонь ей на шею, я глажу пульсирующую вену большим пальцем, всматриваясь ей в глаза.
Я была сломлена, шепчет она. Ты сломал меня.
Нет. Это ты. Твое письмо. Сломало меня, наблюдая за ней, я провожу пальцем по ее горлу и челюсти, не отводя глаза, когда касаюсь ее розового рта, единственного ротика, который я хочу. Разве имеет значение, что мне пришлось перецеловать тысячу ртов, чтобы забыть этот?
Мы слышим стук в дверь. Я не двигаюсь.
Мое тело напряжено, я готов взять ее, пометить. Она моя пара, и я хочу, чтобы она, черт побери, сказала мне, что ревнует, потому что я принадлежу ей, что она моя, и точка.
А затем я хочу, чтобы она отвела меня в спальню, хочу жестко войти в нее и заполнить ее собой.
Но она молчит. Моя упертая дерзкая девчонка молчит.
Позволяя ей успокоиться, я открываю дверь, давая чаевые носильщику, самостоятельно затаскивая чемоданы в номер так быстро, как могу. Я вскидываю руку, чтобы остановить ее, когда она проходит мимо меня.
Да ладно, угомонись, командуя я.
Но она отталкивает мою руку, выходит из номера и говорит носильщику:
Спасибо. Вы не отнесете эту сумку вместе с тем чемоданом в другой номер? говорит она, указывая на свой чемодан.
Кивая, парень толкает тележку обратно к лифтам.
Куда ты идешь? спрашиваю я.
Она оборачивается и смотрит на меня, медленно дыша, ее широко раскрытые глаза полны боли.
Сегодня я хочу остаться на ночь у Дианы. Я не очень хорошо себя чувствую, и лучше поговорю с тобой, когда я... когда я... успокоюсь.
Я хмыкаю.
Ты это не серьезно.
Мой смех затихает, когда она заходит в лифт.
Я стою там. Сердце колотится, подталкивая меня пойти за ней. Но я настолько не верю в происходящее, что не могу пошевелиться.
Двери лифта закрываются.
И, да.
Моя женщина. Только что зашла. В этот чертов лифт. Оставив меня здесь! Я хватаю свой чемодан и с криком швыряю его через всю комнату, затем захлопываю дверь позади себя, продолжая выбивать из нее все дерьмо.
ТВОЮ МАТЬ!!! затем я пинаю подушку, которая все еще валяется на полу, сжимаю челюсть и звоню Питу, чтобы узнать гребаный номер комнаты Дианы.
Когда он отвечает на звонок, мой голос звучит убийственно.
Гребаный номер комнаты Дианы.
Ч-что? Черт, Рем. Райли рассказал мне о причине спора... прошу, досчитай до чертовой сотни прежде, чем ты что-то предпримешь, отвечает Пит.
Номер. Сейчас же.
Два-четыре-три-восемь.
Я обрываю звонок и молчаливо делаю, как он сказалсчитаю до ста.
Досчитав до девяносто восьми, я уже держу телефон в руках, а дойдя до девяносто девяти, я держу чертов палец над кнопками. Наконец набираю цифры, и когда слышу в динамике голос Дианы, я очень тихо и очень зло рычу:
Я иду за Брук, так что ты можешь либо открыть мне дверь, либо я ее сломаю. Выбор за тобой.
Я бросаю телефон и останавливаюсь перед дверью, напоминая себе дышать.
Но я с трудом могу сделать вдох, настолько я возмущен от мысли, что не проведу эту ночь с ней. Меня возмущает, когда я вспоминаю, что она оставила меня. Она может оставить меня. В любой. Чертов. День. Опять. Пока я не выиграю чемпионат и не заставлю ее выйти за меня.
Я настолько готов сделать ее своей женой, что мое тело напряжено, словно перед боем, я готов поймать и заполучить ее. Сжав руки в кулаки, я сосредотачиваюсь на своем дыхании, пока спускаюсь вниз на два этажа, и, в ту же секунду, как я подхожу к двери, Диана распахивает ее.
Черт, думаю, я бы предпочел выбить чертову дверь!
Диана, здороваюсь я с ней, затем направляюсь прямиком к Брук. Она свернулась калачиком и рыдает на кровати, и весь мой гнев и раздраженность сжимаются, устремившись прямо в затвердевший член.
Потому что она не только ревнует, не только жаждет обладать, но и обижена.
И мое тело, кажется, считает, что лучше всего превратить эти рыдания в стоны.
Боже, мне необходимо трахнуть ее, и быть рядом с ней. Мне необходимо поцеловать ее и приласкать.
Мне необходима она. В. Моей. Комнате. Постели. И мое тело в ней.
Ты, говорю я тихо, протягивая раскрытую ладонь, идешь со мной.
Я не хочу, она вытирает слезы.
Дыша носом, я стараюсь оставаться спокойным.
Ты моя и я нужен тебе, я хочу, чтобы ты, блин, пошла со мной наверх, пожалуйста.
Она хлюпает носом.
Ладно, иди сюда, подхватив ее за бедра, я поднимаю ее на руки. Доброй ночи, Диана.
Она пинается и выворачивается, но я усиливаю хватку, удерживая ее на месте, наклоняясь, чтобы прошептать ей: «Пинайся и царапайся, сколько влезет. Кричи. Бей меня. Проклинай меня. Этой ночью ты будешь спать только со мной».
Она молчаливо злится, пока я направляюсь в наш номер, но, черт, я злее от того, что ей хватило наглости попытаться оставить меня, пускай и не надолго. Я даже не знаю, почему мы ссоримся из-за этого. Меня порадовала ее ревность, но теперь я совсем не рад. Мне нужно быть внутри нее, и это нужно мне прямо сейчас. Одно прикосновение и она поймет, что онаединственная для меня.
Внутри нашего номера я бросаю ее на кровать, стаскиваю свою футболку и тянусь, чтобы избавиться от ее одежды. Она вертится и пинается, на ее лице все еще слезы, когда она отодвигается.
Козел, не трогай меня!
Эй, эй, послушай меня, поймав ее, я удерживаю ее взгляд, мое сердце колотится, когда охотничьи инстинкты включаются на полную, готовясь снова сделать ее моей. Я с ума по тебе схожу. Без тебя я был в аду. В аду. Не глупи, говорю я ей, многозначительно сжимая ее лицо. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Иди ко мне.
Я притягиваю ее к себе на колени, и она начинает тихонько плакать. Каждый маленький всхлип разрывает меня пополам. Я, может, и не помню, что делал, когда она ушла, но я помню ее отсутствие, словно проклятие. Может я и облажался, но все, что я, возможно, сделал, было направлено, чтобы заполнить пустоту, которую она во мне оставила, и которую никто, кроме нее, не мог заполнить.
Как ты думаешь, как хорошо я справлялся, когда ты ушла? спрашиваю я ее, и воспоминания причиняют мне чертовски невыносимую боль. Думаешь, мне было легко? Что я не чувствовал себя одиноким? Преданным? Обманутым? Использованным? Отвергнутым? Никчемным? Мертвым? Думаешь, не было таких дней, когда я ненавидел тебя сильнее, чем любил, за то, что ты разорвала меня на куски? Как думаешь?
Я оставила все ради тебя, она смотрит прямо на меня, испытывая такую боль, словно я нанес ей физический вред. С тех пор, как я тебя встретила, все, чего я хотелабыть твоей. Ты сказал, что тымой. Что ты был моим... моим... Настоящим.
Болезненный стон вырывается из меня, когда я прижимаю ее к себе, тихо рыча.