Я верну его, когда мы вернемся в постель, говорит она.
Я качаю головой, хлопая по колену.
Что мое, то твое.
Она расставляет еду, а я беру ее за бедра и усаживаю на свое колено, пока осматриваю тарелки в предвкушении.
Я чертовски голоден, хватаю картошку и вгрызаюсь в нее.
Тебе бы понравилось, как моя мама готовит картошку. Она добавляет кайенский перец и слегка ее взбалтывает, Брук рассказывает, пока накалывает картошку вилкой и жует.
Ты скучаешь по дому?
Брук смотрит на меня некоторое время, пока я откусываю еще кусок картошки. Выражение ее лица меняется, она откладывает вилку, поворачивается ко мне и убирает кусочек еды с моего лица кончиком пальца.
Когда я не с тобой, я и правда, скучаю по дому. Но когда ты рядом, я ни за чем не скучаю.
Я с облегчением улыбаюсь. Она гладит ямочку на моей щеке своими губами, а я рычу и трусь носом о ее маленький носик.
Я буду держать тебя рядом, чтобы ты не скучала, обещаю я ей. =
Да, будь так добр. Вообще-то, кажется, вот здесь есть свободное место, она ерзает у меня на коленях, так что я прикусываю ее маленькую мочку уха и легонько ее стискиваю, приговаривая: «Так и есть!»
Мы смеемся, я забираю ее вилку и хватаю картошку, чтобы покормить ее. Она выхватывает вилку обратно, чтобы покормить меня. Я ем, но кормить ее мне нравится больше. Все мои инстинкты сфокусированы на том, как она открывает ротик для меня, и том, как она смотрит на меня, пока я кормлю ее.
То, как ее глаза блестят, когда она смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя богом.
Я скольжу рукой под ее руку и поглаживаю, пока накалываю кусок для себя, а затем отламываю кусочек и для нее.
Она наблюдает за тем, как я отламываю кусочек, а я смотрю, как она кусает и наслаждается им, отчего вся моя кровь пульсирует с таким жаром, я горю вплоть до самой души.
Кому ты принадлежишь? спрашиваю я у нее, проводя пальцами вверх и вниз вдоль по ее спине. Внезапно, едаэто не то, что я хочу. Я кладу вилку и скольжу рукой в распахнутые полы моего халата, поднимая его к ее талии. Я целую ее в ушко, шепча:
Мне.
Целиком и полностью, только тебе.
Мое сердце бьется невпопад от ее признания, пока она сдвигается, чтобы обхватить меня ногами с обоих сторон, прижимается носом к моей шее и проводит руками по моей талии.
Я так волнуюсь из-за важного боя. А ты?
Я ухмыляюсь и смотрю на нее сверху вниз.
С чего бы мне? я наклоняю ее голову назад, а она смотрит на меня с волнением, хмурясь. Брук, я разорву его.
Я хочу, чтобы она знала, что во мне нет ни капли сомнения в том, что я порву в клочья этого ублюдка. Я не ненавижу его, мне плевать на него, но я не позволю ему отнять то, что принадлежит мне. Я готовился. Черт, годами. К этому. Всю свою жизнь. Я боролся, чтобы жить, и жил, чтобы бороться.
Реми, я люблю то, как ты дерешься, шепчет Брук, всматриваясь в мое лицо, но ты даже не представляешь, насколько это выматывающе-волнительно для меня.
Почему, Брук?
Потому что. Ты... важен для меня. Я бы хотела, чтобы ты был в безопасности, но зачастую, ночью ты... там. Даже зная, что ты победишь, это все равно сказывается на мне.
У меня в груди стягивается узел при мысли, что она может уйти от меня, устать от меня.
Но ты счастлива, Брук? Со мной?
Я жду ее ответ. Не знаю, понимает ли она, что я не часто задаю вопрос, я определенно не привык спрашивать. Я спрашиваю, любит ли она меня. Хочет ли она быть со мной. Останется ли она со мной. Делаю ли я ее такой же счастливой, как она меня.
Она смотрит на меня, и я вижу волнение и доброту в ее взгляде, и узел в моей груди начинает ослабевать еще до того, как она начинает говорить, потому что я знаю ответ.
Безумно, она обнимает меня за шею и прижимается поближе, как я люблю, шепча:
Ты делаешь меня счастливой. Ты делаешь меня безумно счастливой и просто безумной, и точка. Я и секунды не хочу оставаться без тебя. Я не хочу, чтобы все эти женщины смотрели на тебя и кричали то, что они кричат.
Я понимаю ее собственнический инстинкт. Я чувствую его так явно, что мгновенно хочу обладать ею, я хочу физически показать ей всю свою преданность, так что мой голос становится грубым.
Я твой. Именно тебя я привожу домой.
Я наклоняюсь к ее шее и вдыхаю в легкие ее мягкий аромат, пока не становлюсь расслабленным и удовлетворенным, тогда я покусываю ее ушко и говорю:
Ты моя пара и я заявляю на тебя свои права.
Я могу сказать по ее нежной улыбке, что Брук это нравится. Что ей нравится, что я пометил ее. Я опять начинаю ее кормить, и все мои инстинкты обостряются и включаются на полную от убежденности, что я могу быть с ней и кормить ее, защищать и любить ее.
Нам так хорошо друг с другом, она начинает рассказывать мне о Мелани и Райли, как эти двое стали друзьями, а я говорю:
Продолжай.
Моя сестра, Нора, влюблялась во всех подряд. Она смеялась надо мной, говорила, что мне вообще не нравятся мужчины.
Я царапаю рукой ее спинку, улыбаясь.
Ты ответила ей, что ждешь меня?
Она смеется, тыча пальцем в одну из моих ямочек на щеке.
Я с радостью скажу ей об этом сейчас, она улыбается, теперь уже поглаживая обе мои ямочки. Мы продолжаем есть, и я испытываю бесконечную радость от того, что она никому не отдала свое сердце. Оно мое. Она моя.
Ты помнишь хоть что-нибудь хорошее о своих родителях? спрашивает она, когда мы возвращаемся в спальню.
Моя мама крестила меня каждую ночь. я запираю дверь, с трудом вспоминая мать. Она крестила меня, над головой, ртом и сердцем. Я не упоминаю, что она так же все время бормотала и молилась весь день, что не имело ко мне никакого отношения ко всему остальному, что она мне сделала.
Она была религиозна?
Легче заблокировать воспоминания, так что я достаю свой iPod и наушники, и пожимаю плечами, выкладывая свои шмотки на прикроватный столик. Хрен я усну этой ночью. В голове уже гудит от мыслей о том, что нужно сделать, о грушах, которые надо бить.
Ты скучаешь по своей семье? спрашивает она ласково.
Я ложусь к ней в постель и отвечаю правду.
Нельзя скучать по тому, чего у тебя никогда не было.
Я вырос со своей музыкой, и она всегда будет со мной. Ее бы мне жутко не хватало, я бы без нее не прожил. Меня раздражает мой же халат, так что я снимаю его с нее, стаскивая атлас с ее плеч. Она знает, что нужна мне обнаженной и вытаскивает руки из рукавов, прижимаясь маленьким, гладким телом к моей голой груди.
Она такая приятная на ощупь, и я чувствую, как ее грудь вздымается от дыхания, мой нос у ее шеи, ее аромат успокаивает мои мысли. Я, может, и буду в порядке некоторое время, но знаю, что долго это не продлится и мне понадобится что-то сделать.
Думаю, она замечает, что мои ноги беспокойно дергаются. Гребаные ноги, гребаные ноги, черт, черт!
Если я тебе кое-что расскажу, шепчет она с озорством в глазах, проводя ногой между моих бедер, наши тела сплетены и так тесно прижались, ты вспомнишь об этом завтра?
Я накрываю нас одеялом.
Надеюсь, что да.
Гребаный я, порой я ненавижу себя.
Я пытаюсь успокоить гул внутри, когда она касается моей головы и мои ноги замирают. Из меня вырывается рычание, и я закрываю глаза, полностью отдаваясь ее прикосновению, пока она через меня тянется к столику. Я вижу, как она берет мой iPod и наушники.
Надень их, говорит она. Она выглядит такой взволнованной, и я ухмыляюсь.
Я чертовски люблю свою музыку, и песня становится важна вдвойне, когда она включает ее для меня. Я сажусь, прислоняясь к изголовью, подтягивая ее к себе, надеваю наушники и перетаскиваю ее к себе на колени, где она устраивается, пока выбирает песню.
Музыка начинает играть и я не думаю, что раньше ее слышал, но у меня там тонны этого дерьма.
И тут я слышу пение девушки, ее голос полон радости и надежды. То, как Брук смотрит на меня, улыбаясь, смотрит этими своими блестящими золотыми глазами, заставляет мои все внутри у меня сжиматься, и я слышу слова, что она говорит мне, мое тело замирает, когда я слышу припев: «Ты такой красивый, но я люблю тебя не поэтому...»
Я всматриваюсь в ее лицо, потому что часть меня не верит, что это правда. Я смотрю Брук в глаза, на ее нос, ее щечки. Она убивает меня, мне нужно знать, что она не играет со мной, но ведь нет. Она выглядит так, словно сама нежно поет мне.