Услышав знакомое царапание, я открыла дверь и впустила в дом Баламута.
- Привет, бродяга. Никак соскучился по мне?
Присев, я обняла его за шею и привычно потёрла по седому загривку. Пастухи убили его мать, когда он был двухмесячным щенком, а самого волчонка принесли в замок на потеху детворе. Жакоб забрал его в лес.
- Не по закону зверю жить среди людей, - говаривал он, но подросший Баламут был не совсем с ним согласен. Живя в лесу, он считал хижину Жакоба своим домом. Волк неожиданно появлялся на пороге и так же неожиданно уходил. Жакоб научил меня не бояться его, а Баламутасчитать меня своей. Всякий раз, когда я приходила в хижину, он обозначал своё присутствие вот таким характерным царапаньем.
Завернувшись в овчину, я сидела в кресле Жакоба и пила свежезаваренный чай из мелиссы и зверобоя. В голове не было ни единой мысли. Я бездумно смотрела, как Баламут, лёжа у огня, грызёт подаренную мной кость.
- Ты знаешь, что должен бояться огня? Неправильный ты волк, братец. Что о тебе думают сородичи, хотела бы я знать.
Клацанье зубов и довольное урчание очевидно должны были означать, что Баламуту нет дела до других волков. Я искренне жалела, что не могу чувствовать себя такой же свободной в своих мыслях и поступках. Великим искушением было поддаться иллюзии и насладиться последними днями, в которых жизнь моя принадлежала только мне. Впрочем, именно за этим я сюда пришла.
Ночью разразилось ненастье.
Снежные бури не редкость в наших краях. Бывало, они продолжались неделями, и маленькие поселенияособенно в горахдо самой весны оставались отрезаны от всего мира. Поначалу я не придала этому значения, но, когда метель не закончилась и к следующей ночи, мне стало немного не по себе.
Хижина ходила ходуном. Ветер кидал на стены пригоршни снега, врывался через маленькие оконца, для утепления занавешенные шкурами. Кедр, росший над хижиной, скрипел; его ветви цеплялись за покатую крышу, норовя сорвать её с просевших от снега балок. Я долго вертелась на лежанке, чувствуя всё возрастающую тревогу. Если завтра погода не изменится, придётся возвращаться в замок. Иначе я могу застрять здесь надолго.
Едва меня начал одолевать сон, как Баламут, лежавший на полу у двери, поднял голову и еле слышно зарычал.
- Что такое, милый? Тоже не спится?
В отблеске свечей глаза волка полыхнули красным. Неожиданно он вскочил на все четыре лапы. Задрав седую морду вверх, Баламут навострил уши.
- Что там? Что ты услышал?
Может, дикие звери, напуганные снежным бураном, приблизились к хижине? Тогда нечего боятся. У нас есть огонь и крепкие стены.
- Успокойся, дружок. Это всего лишь ветер. - Я сказала это больше для себя, чем для него. Баламут подбежал к двери и начал скрести её лапой, стремясь выйти наружу.
- Ты хочешь оставить меня одну? Хорош защитник!
За моей бравадой скрывался страх. Что угодно могло произойти в такую непогоду, да ещё в глубоком лесу. Я внимательно прислушивалась к вою ветра, силясь понять, что же так растревожило волка. И в завываниях снежного бурана, сотрясающего хижину, я услышала посторонний звук.
- Тс-с, - зашипела я на Баламута.
Через некоторое время звук повторился. Да, это точно был не скрип веток. Что-то другое. Что-то знакомое. Похоже на
- Ты слышишь?взволнованно прошептала я волку.Кажется, это лошадь заблудилась
Словно в ответ на моё предположение беспокойное лошадиное ржание прозвучало гораздо ближе.
Бедное животное, сбившись с пути в такую метель, могло погибнуть. А если это всадник?
Недолго думая, я вскочила с лежанки и подбежала к двери.
Едва я её распахнула, как ветер, оглушив своим рёвом, тотчас кинул мне в лицо пригоршню снега. Баламут стрелой вылетел наружу.
- Стой! Куда ты?!
Как была, в тонкой шерстяной сорочке и босая, я выбежала за ним в белый мрак.
Через снежную пелену ничего нельзя было рассмотреть. На мгновение пришла мысль, что, сделав несколько шагов, я навсегда окажусь потерянной в белой круговерти и не найду дороги назад. Но я бежала вперёд и, силясь перекричать завывание ветра, звала Баламута.
Неожиданно он оказался прямо передо мной: верхняя губа задрана, зубы оскалены. Сердце заколотилось высоко в горле: сейчас звериная натура возьмёт верх, и волк нападёт на меня. Но, клацнув, массивная челюсть сомкнулась на крае моей вмиг промокшей сорочки, и Баламут начал пятиться назад.
- Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?крикнула я ему. - Иду, братец, иду, показывай дорогу.
Баламут отпустил меня и встал рядом. И тотчас из белого тумана выступил тёмный силуэт. Это был огромный чёрный жеребец, накрытый попоной с капором, закрывавшим шею. Завидев волка, он громко заржал и встал на дыбы. Массивные копыта били в воздухе, неся смерть всем, кто окажется на их пути. Баламут, расставив лапы, обнажил зубы и приготовился к нападению. Его злобный рык пробрал меня до костей.
- Нет, не надо! Ты же видишь, он боится!Отвернувшись от Баламута, я подняла высоко руки и закричала вздыбленному коню: - Остановись! Мы не причиним тебе вреда.
Он не сразу опустился на землю, но и там не перестал мотать головой, издавая беспокойное ржание.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я приблизилась к лошади. Баламут остался сзади, но я знала, что при малейшей опасности он встанет на мою защиту.
Оказавшись перед конём, я подивилась его размерам. Он был громадным. Его голова находилась на пол локтя выше моей. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы взять его под уздцы и притянуть к себе. Животное было напугано, но тёмные глаза смотрели с вызовом. Настоящий боевой конь.
- Всё хорошо. Это всего лишь ветер. Ты заблудился, а мы тебя нашли, - приговаривала я, гладя коня по морде. Он смотрел на меня влажным, горящим взором, но вырваться не пытался.Разреши тебе помочь. Я спрячу тебя под навесом, и ты спокойно переждёшь метель. Идём, - я легонько потянула его.Идём с нами. А Баламута не бойся. Он добрый малый.
Не сразу, но конь поддался и, осторожно ступая в высоком снегу, двинулся за мной.
Когда наша странная кавалькада добралась до хижины, я окончательно окоченела. Сорочка промокла насквозь, а ноги замёрзли настолько, что я перестала их чувствовать. Баламут забежал в дом, а мне пришлось его обходить, чтобы спрятать коня под небольшой навес из разлапистых нижних веток кедра.
- Я пойду оденусь, - заговорила я с конём, привязывая его к выступающей из стены полукруглой балке.Потом вернусь и займусь тобой. Это быстро. Не бойся.
Он фыркнул и ткнул меня в плечо. Потом ещё раз. И ещё, уже сильнее.
- Не дерись. Если я заболею, тебе это не доставит много радости. Дай мне надеть хотя бы башмаки, иначе
Я оборвала себя на полуслове. Перетаптываясь в относительно небольшом пространстве, конь повернулся ко мне боком.
На его спине отчётливо проступали очертания всадника.
От неожиданности я попятилась и, споткнувшись о торчащий корешок, бухнулась на землю. Крик, готовый сорваться с моих губ, застрял в середине горла. Объятая ужасом, я таращилась на полулежавшего в седле человека. Он был полностью укрыт плащом, но по внушительному силуэту я поняла, что это был мужчина.
Конь нетерпеливо мотнул головой и ударил о землю правым копытом: он явно просил меня позаботиться о седоке.
Дрожа от холода и ужаса, я поднялась с земли и на нетвёрдых ногах двинулась вперёд. Протянув руку, я дотронулась до того, что предположительно было мужским коленом.
- Милорд, - позвала я.Милорд, вы слышите меня?
Никакого ответа. Я стала действовать решительней и, отогнув край плаща, хлопнула по обтянутому оленьей кожей колену.
- Эй, просыпайтесь!
Ничего.
Мне вдруг стало нехорошо. Возможно, что вместе с конём я привела в дом мертвеца. Не то чтобы я их боялась или никогда не видела, но, как и любой человек, радости от их присутствия не испытывала.
Необходимо было убедиться, что человек на лошади жив. На ощупь я нашла его руку. Обтянутая перчаткой, она судорожно сжимала поводья. Похоже, именно эта предусмотрительность не позволила всаднику выпасть из седла. Перчатки промокли и задубели, и я не сразу смогла добраться до открытого участка кожи. Когда же мне это удалось, я почувствовала, что она горячая.
Внезапно «мертвец» дёрнулся и застонал. Взвизгнув, я отскочила от него и стремглав бросилась в дом.