Тебе какая разница,бурчит он.
Мне нравится баскетбол,отвечает Кай.
Правда?И тут я вспоминаю.Шеймус тоже играл в баскетбол.
Мы с папой ходили играть в парк, когда жили в нашем доме. А потом, когда переехали в квартиру, кидали мяч в кольцо на площадке.
Угу.Я даже и не знала об этом.
А мне нравится Гарри Поттер,присоединяется к разговору Рори.
Книги или фильмы?Я не читала и не смотрела их, но кто в современном мире не знает Гарри Поттера?
И то, и другое,резко отвечает он, но я слышу что за его злостью прячется энтузиазм.
Признаться, мне нравится, что они оба разговаривают со мной, поэтому я продолжаю задавать вопросы.
А какой у вас любимый цвет?
Синий,восклицает Кай. Боже, да он просто вылитая маленькая копия Шеймуса. Тот тоже всегда любил синий цвет.
Красный,отвечает Рори. Такой же пылкий и горячий, как он сам. Мне тоже нравится красный цвет.
А твой?Вопрос Кая застает меня врасплох. Такой простой вопрос, а у меня ком в горле. Никто, кроме бабушки и Шеймуса, никогда искренне не интересовался мною. На работе подчиненные целовали зад, чтобы выделиться, а начальство требовало показателей. Я не была им интересна, как личность. Моим первым желанием было ответить, что красный, как у Рори, но потом я зашла в тупик.
Не знаю. Это зависит от обстоятельств, наверное.
Почему это должно от чего-то зависеть? Если ты закроешь глаза и подумаешь о любимом цвете, то какой представишь себе?
Конечно же, я не могу закрыть глаза, так как веду машину, поэтому выбрасываю из головы все мысли и сосредотачиваюсь на вопросе. Первым на ум приходит оттенок гортензий, которые бабушка сажала по обеим сторонам крыльца. Она так заботилась о них и посвящала им столько времени.
Перванш.
Ты его только что придумала,возмущается Рори.Я никогда не слышал о таком цвете.
Это бледно-голубой цвет с сиреневым оттенком. У моей бабушки была гортензии такого цвета.Мне становится страшно. Я никогда и ни с кем не говорю о ней. Никогда.
А где она живет?спрашивает Кай.Мы можем с ней увидеться?
Мне становится больно. Я не хочу отвечать.
Как ее зовут, Миранда?тут же задает свой вопрос Рори. Он чувствует, что мне не по себе и специально тычет в меня палкой, пытаясь вызвать раздражение и злость.
Кира. Ее звали Кира.Мне хочется, чтобы мой голос звучал уверенно и даже угрожающе, но ничего не выходит. В нем чувствуется нежность. Это все равно, что перевернуться на спину и, признав свое поражение, позволить ему избить себя палкой, которой он тыкал в меня несколько секунд назад.
Мне жаль,произносит Кай.
Я в недоумении, потому что а) не знаю, за что он извиняется, б) вспоминаю сколько раз Шеймус извинялся передо мной без малейшей на то причины, лишь бы сгладить острые углы между нами.
Почему тебе жаль?Мне стоило бы промолчать, но кажется сегодня я сама на себя не похожа.
Потому что она умерла.
Откуда ты знаешь?мягко спрашиваю я. Не хочу, чтобы он отвечал.
Потому что ты сказала, что ее звали Кира. Если бы она была жива, ты бы сказала, что ее зовут Кира,спокойным грустным голосом объясняет Кай. Впервые в жизни мне становится стыдно, что я его мать и мы связаны родственными узами. Он заслуживает лучшего.
По моим щекам начинают катиться слезы. По многим причинам. Я вытираю их. Но появляются новые.
Прости, мам, произносит Кай. У меня разбивается сердце. Он не называл меня так с тех пор, как они переехали в Сиэтл. Может я себе это придумываю, но, кажется, то, что я услышала было своего рода признанием. Маленький милый мальчик признает злую, жестокую женщину.
Следующие несколько часов я рассказываю Каю, Рори и проснувшейся Кире о себе и бабушке: как она растила меня после смерти мамы, где мы жили, о нашей собаке, доме, школе и соседях. Я выкладываю им все. Они хорошие слушатели и задают много вопросов. К тому времени, как мы подъезжаем к району, где живет Шеймус, я начинаю чувствовать себя по-другому. Легче, как будто я сняла с себя тяжкую ношу и поделилась частичкой себя детьми. Тем хорошим, что было во мне до того, как в мою жизнь вошла бабушка и мир окрасился в черный цвет.
Мои дети гораздо человечнее и лучше, чем я.
Я заранее зарезервировала номер в гостинице, в которой раньше останавливалась, но почему-то еду к дому Шеймуса, чувствуя, что должна позволить детям увидеть его сегодня. Да что со мной такое? Наверное, это таблетки что-то делают с моей головой. Или, может быть, дети. Или воспоминания о бабушке всколыхнули во мне чувство вины.
Шеймус не знает, что мы едем к нему. Не знает, что я возвращаюсь. И не подозревает, что его жизнь скоро изменится к лучшему.
В девять часов вечера мы стучимся к нему в дверь. Я никогда не знала, что шок может быть счастливым. Его глаза устремляются к детям: они виснут на нем, а он крепко обнимает их.
Я не могу отвести взгляд от лица Шеймуса. Наверное потому, что последние несколько часов провела, ностальгируя по прошлому. Для меня время будто повернулось вспять. Я жду, когда его глаза встретятся с моими. Жду, когда он скажет что-нибудь милое. И поцелует меня.
Я бы сейчас все отдала за его поцелуй.
Все.
Но этого не произойдет, потому что он святой.
А я сука.
И все знают это.
Включая меня.
Шеймус
Что вы тут делаете?В моем голосе звучит надежда, хотя я уже давно понял, что она может стать опасным оружием в руках Миранды.
Все молчат. Дети смотрят на Миранду, будто она одна знает ответ на этот вопрос.
Я переехала в Калифорнию.
Во мне снова поднимается надежда.
Что это значит?Мне так и хочется прокричать: «Просто скажи, что дети снова будут жить со мной!» Но я жду.
Мы с Лореном разошлись.Значит, он ее выгнал. Иначе бы она сказала, что бросила его.
Мне так и хочется тыкнуть в нее пальцем и громко рассмеяться в лицо, но я не желаю, чтобы дети видели, как я радуюсь чужой беде. Нам нужно поговорить с ней наедине, потому что если она не собирается делить со мной опеку или, что предпочтительнее, полностью отдать ее мне, то я выскажу все, что о ней думаю.
Эй, ребята, почему бы вам не забрать из машины сумки? Можете ложиться сегодня в своей комнате,говорю я им. Наплевать, если у Миранды другие планы.
Она не успевает даже открыть рот, как они выбегают за дверь и спускаются по лестнице.
У нас не очень много времени, поэтому я задаю ей вопрос, который до этого хотел прокричать:
Просто скажи, что дети снова будут жить со мной!Тихий голос не скрывает моей злости. Я раскрываю перед ней карты. У меня нет козыря в рукаве, хотя по другому с Мирандой нельзя. Но сейчас нет времени на игры. Я хочу, чтобы дети вернулись ко мне!
Я слышу, как захлопывается дверь в машине. Миранда оглядывается на стоянку, а потом снова смотрит на меня.
Давай поговорим, когда они лягут спать?
Не скажу, что мне нравится мысль о том, что она задержится у меня в квартире, но если это даст мне шанс вернуть детей, то я сделаю все, что угодно. Я отхожу от двери, чтобы она могла войти.
Хорошо. Мы поговорим, когда они лягут спать.
Сияющия и фальшивая Миранда устраивается на мягком и настоящем диване.
Дети заносят чемоданы, и я помогаю отнести их в комнату. Мы какое-то время болтаем, а когда Рори и Кира начинают зевать, достаем пижамы, чистим зубы и они отправляются спать. Я обнимаю и целую их и как только выхожу в коридор, мое счастье испаряется как дым. Миранда так и сидит на диване, как почти два часа назад. У нее в руке наполовину пустая бутылка вина. Наверное, купила его пока я был с детьми. Я не вижу стакана, значит она пьет прямо из горла. Увидев, что я вхожу в комнату, Миранда хлопает по дивану.
Садись.Она не пьяна. Миранда всегда дружила с алкоголем лучше, чем я.
Я сажусь на другой конец дивана, подальше от нее.
Ты без трости?удивленно спрашивает она.
Я киваю.
Сегодня у меня хороший день, так что она ни к чему. Ко мне практически вернулась чувствительность, а боль появляется только если я перегружаю ногу.Я замолкаю, поняв, что слишком уж разоткровенничался с ней.
Миранда протягивает мне бутылку вина.
Выпей, Шеймус.
Нет.Как же приятно отказывать ей, даже в чем-то маленьком и незначительном.