Еще ход по инерции: бег, шаги и обмирает на месте Пахомов, будто вкопанный.
Даже обернуться не хочетбоится.
Подбегаю ближе. Звонкие, тяжелые, болезненные вдохи роняю в тишину (лишь тихий шелест травы, что ласкает ветер).
Решаюсь повторить ужасное:
Этоя моя вина.
В чем? холодное, мерное, будто скрежет, писк лобзание лезвия ножа по металлу
Обхожу его сбоку. Замереть лицом к лицу.
Виновато склоняю голову.
И тихо, будто перед Господом, каюсь в грехе:
Я бесплодна.
Осмеливаюсь устремить взгляд в глаза, выискивая истинную реакцию:
Окаменел. Брови выгнулись, глаза округлились. Перехватило дыхание.
Что? сухо, да так будто звукне звук, и словане слова.
Отваживаюсь повторно выстрелить:
Ябесплодна.
Мурашки побежали по моему телу
Казалось, в этот момент и я наконец-то, всецело осознала все то, что со мной совсем недавно произошло. То какое ярмо теперь весит на моей шее. Япризнала его. Наконец-то признала и приняла.
Сверлит, колит, отчаянно пронзает меня взглядомнемо моля, упрашивая опровергнуть, признаться, что шучу, что вру что в конце концов просто сошла с ума, рехнулась, помешалась, тронулась рассудком
Это я тебя предала давлюсь горем. Прикусила губы до кровивот только болью физической терзания души уже не унять. Прости меня и снова спрятать взор, грешником склоняясь. Прости
Отворачиваюсь: не могу, не могу я больше все это выдерживать.
Но едва захотела сделать шаг прочькак тотчас ухватил, сжал в своих стальных объятиях. И все попытки убежать, улизнуть, растаятьстали тщетными.
Ты че, Лиз? Че ты несешь?
Кривлюсь, прячу глаза от инквизитора.
Прости меня
КАКОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО? гневное, дерзкое, с укором. Лиза, ты че?
С напором.
Враз ухватил, утопил мое лицо в своих ладонях и вынуждает посмотреть ему в глаза.
Не сразу, но все же отваживаюсьподдаюсь.
Не смей так говорить! грубо-сладкое. Приказное.
А я не могу, давлюсь слезами, горечью и страхом. Давлюсь безысходностью:
Я никогда не смогу родить тебе ребенка. Даже если очень этого хочу.
Резво сжал, обнял за плечи, крепко притиснул к себеневольно уткнулась носом ему в шею. Бархатом шепота по ранам моим открытым души на ухо:
Зая Ну что ты? горько, с отчаянием, будто лезвия глотая.
Я не просто за него замуж собиралась выпаливаю, будто ядро из пушки в хлипкую лодку. Я была беременна от него. О, Боже как же я этого не хотела! Если бы ты только знал Нет, не самого ребенка, а то что он от него. И пусть давно уже вместе. И пусть будущего своего не видела без негопривычка, мать ее; страх перемен. Но семья, дети И куда? В эти наши на грани безумия скандалы? Разборки? В уже ненависть? А дальше что? ВОТ ЧТО?.. И для чего?.. Но аборт?.. Нет. Однозначно нет. Что уж есть Сказала емуон на дыбы, фыркать, орать. Слово по словуи опять целый скандал. Нервотрепка. Пару дней даже не разговаривали. Но устаканилось. Как всегдаслезы, вопли, плевки в душу но ради «общего блага», ради совести и «правильного» поведениякак общество учит, как мораль наставляет, как мудрецы свет несут: стерпится, слюбится; каждый знал, чем рисковал и в какие лапти лез. А не хватило смелости и ума сказать вовремя «нет»так и прыгай в петлю, да определяй колебанием табурета неизбежный исход. Замуж позвалсогласилась: приняла его это «щедрое одолжение». И понеслисьеще стремительней с горки. Больше не было для него преград, опасностей. Не на крючкеа в кабале. На шеекамень и ход одинпрямиком на дно. Что творить стал! Жуть просто еще не муж, а уже на развод не раз подать хотелось. Жили мы отдельно, в его квартире. Родителям никогда ничего про это не рассказывалада и оно им не надо: не поймут, осудяти его, и меня. А я терпела, как послушная овцавсе терпела. Гулял с друзьями почти до утра, в телефоне временамистранные «смс», номера неизвестные Черти что творил, черти что!
Крики не стихали в домея на изводе, на исходе. Жить не хотелось. А ондавил еще сильнее и сильнее, вовсе ничего и никого не щадя. И постоянно врал: во всем и всегдаВРАЛ. Да как искусно! Хотя все равно в итоге правда всплывала и кромсала меня, хуже всякого палача. И однажды всё так закрутилось, так закружилосьнахлынуло всё на меня: обида, злость, отчаяние, ярость Он гатили я не отставала. Изничтожали словами друг друга, как могли Как самые последние враги, твари. Хлопнул дверьюушел. А легче мне не сталопоползла я, помню, спиною скользя по холодному полотнуи прям на пол. Внизу животаогонь. Пламя адское. Ноет, тянет, болит А кричатьи того нет сил, только глухие, желчные рыдания остаточный зной былой беспощадной войны.
Не знаю, сколько там так просидела. Сколько провыла Потом в ванную, а там
Никому ничего не сказав, даже "скорую" не вызвав, сама на таксида в больницу
Не спасли. Пытались, что-то там мудрили, но все те сутки, двое-трое, или скольковсе смешалось воедино: до сих пор не знаю, сколько времени, дней прошло. Вычистили. Как курицу выпотрошили меня, лишая самого драгоценноговот только я тогда совсем еще всего этого не осознавала. Виноватыоба виноваты. Онза то, что моральный урод. Яза то, что терпела его, велась За то, что собственную обиду, чувства поставила выше здоровья ребенка. И опятья одна. Никому ничего не говоря, еду к Инке. Как раз вся история обрела смысл, будто все это время я у нее пробыла. Но не прошло и сколько там дней, температура у меня вскочила. Сначала думала, простуда или на нервах. Но нетв больницу увезли. Туда-сюда: и приговор Прошлый раз не до конца вычистили. Воспаление сильноеи это к прочим деталям-то Опять операция И всё пошло вовсе не так. Не так, как думалось, надеялось мечталось. Итог: бесплодна.
В головепустота, на душепепелище Медкарту украла, чтоб никто из моих правду не прознал и опять к Инке А тут и Онпришел, одумалсябукет роз охапка замученный, истерзанный едва ли не на коленях у порога ползал, дорогую заколку подарил. Молил простить, вернуться, тоже образумиться А я не сказалане смогла. Ничего не смогла. В голове прострацияя еще сама не верила и не понимала, что происходит, и что уже произошло. И хоть Инка отговаривала, как слепой, проклятый каторжник, я вновь пошла за ним. А там и свадьба уже. Сижу, на меня фату надеваюта я прям чую, как по моим жилам вместо кровитрупный яд. Будто в последний путь, будто в гроб наряжают. Сорвалась с местаи бежать. А тут он у порога столкнулись. Так и соврала емучто аборт сделала. Совралапотому что ни жалости, ни злорадства не хотела. Ничего, пусть лучше ненавидит! Пусть лучше больно ему будет и мерзко! Ведь никогда не признает за собой вину! А мне зачем его притязания?! Я свои ему подарю! Родителям тоже совраланезачем им знать правду. Батя если хоть как-то заподозрит, что во всем том ужасе есть хоть капля вины этого ублюдка, то просто убьет. Как пить дать, убьет После побега первое время жила у Инкии от позора (родительского порицания) подальше, и что б скандалы, попытки Буранова встретиться не выносить на обозрение другим. Вот так теперь и существую: только родителям сказала про диагноз. Батя злится, ненавидит меня за то, что не просто внука убила, а заодно всех детей будущих своих пох*рила в один миг, одним жутким, глупым решением Я и не снимаю с себя ответственность, не снимаю Хотя, проще же конечно, винить не себя. Особенно для общества: чтоб не пилили, не упрекали, камнями не бросали и не плевали в лицо. Но не могу, нельзяведь иначе будет еще хуже. Буранов и так победил. Не хотелно победил. Не хватало ему еще и остальное, все свое ценное отдать сполна, всю свою душу. А тебе не сказалаврать не хотела. Да и страшно очень страшно было признаться в своем уродстве. В своей никчемности. В позорной, мерзкой дефективности
Девочка моя, вмиг ухватил мое лицо в свои ладони. Очи в очи. Не выдерживаю взгляд, отвожу глаза в сторону, новой волной слез давясь. Лиз! Зай! нежно, отчаянно позвал. Котик мой! Ну, что ты говоришь? Какая дефективность? Очнись! Ну нети не надо! Подумаешь? нервически, тихо, коротко рассмеялся. Зато по ночам спокойнее спать будем, не думая: кто, что, где, как.