Делать нечего. В состоянии контуженного зомби одеваюсь и выползаю на улицу. Аптека обнаруживается дальше чем хотелось бы, на первом этаже жилого строения, рядом с супермаркетом. Супермаркет. Точно, в холодильнике шаром покати. Даже пиццы вчерашней не осталось. А я есть хочу. Горячего чего-нибудь. Бульончика, например. Он бы сейчас пришёлся невероятно кстати.
Грозя эпично грохнуться в обморок в проходе между яйцами и подсолнечным маслом, закупаюсь на пару-тройку дней. На четыре пакета, если точно. Жесть. Четыре долбанных неподъёмных пакета. С которым тащусь обратно как сгорбленная кляча на смертном одре. Давненько так паршиво не было. Я болею редко, но если болею, то звоните в морг и заказывайте хрустальный гробик на колёсиках.
Слабость, ломка, правая ноздря забилась начисто, а кашель сдавливает изнутри, рвясь наружу, но если начну дохать, народ на улице подумает, что из меня выходит бес и вызовет экзорцистов. Двигаюсь заторможено. Настолько, что чёрный Гелендваген едва не отдавливает мне пальцы на ногах, резко тормозя на пешеходном переходе перед самым носом.
Из тачки выпрыгивает Демьян, зачёсывая назад мешающиеся волосы. Он меня преследует? Или у меня галюны на фоне недомогания? После вчерашнего я не думала увидеть его настолько скоро.
Прохожие, которым он перекрыл зебру, шипят и плюются матом. Громко плюются. Ядовито. Правда непонятно чего ради: чтобы получить моральное удовлетворение или пристыдить нарушителя. Если последнее, то мимо. Игнатенко у нас, это я уже заценила, гордый обладатель способности не слышать то, чего слышать ему просто-напросто не интересно.
Что ж, и мне снова, видимо, должно быть приятно, что я в радиус его "интересов" всё же вхожу. Хотя бы на правах шибанутой родственницы друга.
И куда тебя несёт нелёгкая? у меня сердито отбирают ношу. Больше некому переть пакеты?
Меня отчитываюсь за количество покупок? Дожила.
Я ж не знала, что столько наберётся. Того по чуть-чуть, того, того
Не добившаяся правосудия сердитая толпа на светофоре торопливо рассасывается, гудя возмущённым роем. Новые потихоньку собираются за спиной, понимая, что не успевают. Начинают нервно сигналить машины, которым Гелик перегородил возможность повернуть. Самые нетерпеливые на низком старте и готовы выскочить разбираться.
Садись, Демьян небрежно закидывает сумки на заднее сидение, кивком веля мне проделать с собой тоже самое. На самом деле идти остаётся каких-то пару минут, но с учётом того, что я еле передвигаю ластамис радостью ныряю на пассажирское место рядом с водителем. Ловлю эффект дежавю. Вчера, после прогулки, он точно так же завозил меня домой, когда кругами мы вышли к Исаакиевскому собору, где обнаружился припаркованный джип.
Заезжаем во внутренний дворик колодца быстрее, чем хотелось бы, но и этого хватает, чтобы мозг дал установку телу расслабиться. Отяжелевшие веки приофигели в тепле и теперь слипаются, поэтому поднимаюсь вслед за широкой спиной на четвёртый этаж чуть ли не вслепую и по стеночке.
Кое-как вставляю ключ в замочную скважину.
Пускай брат сам ходит в магазин. Или не набирай столько, ругают меня, проходя в обуви вперёд и ставя всё на стол на кухне. Тебе только тяжести таскать. Сломаешься.
Мне, несомненно, приятна такая забота, но в полной мере не могу её сейчас оценить. Не до этого. Так что вместо благодарностей лезу в маленький пакетик с эмблемой аптеки и среди упаковки тампонов, ватных дисков, жидкости для снятия макияжа и кучи коробочек с лекарствами нахожу быстрорастворимый порошок с жаропонижающим.
Мой лоб накрывает тяжёлая ладонь.
Да ты же горишь, присвистывает Демьян. Это он только заметил, что рядом с ним шатается ходячий труп?
Это от страсти. Ты ж у нас мальчик-огонь, фыркаю я, зубами надрывая пакетик и выискивая рядом с раковиной условно чистую чашку.
У меня отбирают лекарство и болезненных тычком в спину отправляют в гостиную.
Иди ложись.
Чайник надо вскипятить.
Поставлю. Иди.
Ща, пельмени хоть в морозилку уберу. А то растают.
ЛЕГЛА, КОМУ СКАЗАЛ!
От повышенных тонов башка ещё больше начинает ныть.
Не ори на меня, не имей такой привычки.
Не моя вина, что ты с первого раза не понимаешь. Попёрлась она с температурой! За пельменями. Иди. Я всё сделаю.
Ой, да и пожалуйста, давясь новой порцией кашля и на этот раз уже не сдерживая его, уползаю в свою, типа, комнату вызывать сатану.
Плашмя падаю на разобранный диван, утыкаясь лицом в подушку и зычно прокашливаюсь. Надо переодеться в домашнее, но у меня нет сил. Потому что это надо снова встать, взять шмотки с кресла, сесть, снять, надеть Нет. Не могу. Всё, на что меня хватаетстащить с себя джинсы и с пинка отшвырнуть на пол. Дальше Бобик сдох.
В таком виде меня и находят, несколько минут спустя, заходя с дымящейся кружкой. А мне мне фиолетово. Сил нет двигаться. Но надо. Неохотно принимаю сидящее положение, накидывая на коленки одеяло.
Держи, мне протягивают лекарство с приятным лимонным ароматом и три таблетки.
Я всё брату расскажу, хмыкаю я, шмыгая заложенной ноздрей.
Что?
Что ты меня в кровать уложил и колёсами накачиваешь.
Это такое спасибо? хмурит брови он, поднимая мои джинсы и вешая их на подлокотник.
Спасибо. Большое спасибо. Да. Но знать ему об этом не обязательно.
Пельмени убрал?
Убрал. Всё убрал. Кости ты зачем брала? Грызть? Это такая диета?
Это суповой набор. Бульона хотела намутить. Я не завтракала.
На меня долго и тяжело смотрят. Вздыхают. Достают из кармана новехонький телефон, на заднем корпусе даже плёнка ещё не снята. Набирают кого-то.
Лысый, выдаёт он явно не мне. Я не могу сейчас подъехать. Есть возможность перенести стрелку на обед? Или сам его дожмёшь? Годится Лежи и только попробуй встать, поняла? а вот это уже адресовано мне и, развернувшись на мысках, уходят обратно на кухню, продолжая разговаривать с собеседником на том конце. Это не тебе. Чего? Лысый, отвали
"Лысый"? "Стрелка"? "Дожмёшь"? Я прошу прощения, но какого? Чем занимается этот человек? Лежу, размышляю об этом и тихонько посасываю горячий напиток, приятно согревающий внутренности и ещё приятней сжигающий к чёртовой прадедушке желудок.
Попутно прислушиваюсь к шебуршаниям через стенку. Кастрюли стучат, вода из крана течет. Ёженьки-боженьки, он там чё, в натуре суп готовит? Ну не. Я должна это видеть. Нельзя такое пропускать.
Куда выперлась? Я кому велел лежать? тут же встречает меня сердитое.
Отвечаю, харе приказывать. Могу ж и поварешкой по морде съездить, не люблю я властных интонаций. Дома от отца хватило.
Потом съезжу я кому-то ремнём по заднице.
Фи. Ремнём он меня надумал пугать. Корчу физиономию, демонстративно закатывая глаза и высовывая язык. Почти сразу мой подбородок оказывается в цепких мужских пальцах. Рот вынужденно остаётся открытым, а голубые глаза недовольно разглядывают блеснувший в нём металлический шарик.
И зачем? спрашивают без восторга. Тоже дух бунтарства?
Нравится, бурчу неразборчиво я. Не очень удобно разговаривать, когда тебя так стискивают.
Считаешь, это красиво?
А ты у нас консерватор? Баба в парандже, до свадьбы ни-ни?
Просто не понимаю.
Смотрит. Уже не на язык. Теперь на меня. Вроде бы обычно смотрит, а меня на холодный пот пробивает. И температура тут совершенно не причём.
А ты целовался когда-нибудь с девушкой, у которой есть пирсинг? спрашиваю зачем-то. Дура, Радова. Вот реально зачем?
Нет.
Ну так попробуй. Говорят, очень даже. И не только про поцелуи.
Ха. Твоя очередь охреневать, лапуля. Теперь уже от моей прямолинейности. Не ты один умеешь бить ею наповал. И вообще, я болею, имею право пороть чушь.
Ты ещё такое дитё, сражает меня его ответ. Не на него я рассчитывала.
Это плохо?
Я не связываюсь с малолетками.
Ну знаете ли
Как будто тебе кто-то предлагаетсобираюсь вырваться и гордо свалить обратно в комнату, но не успеваю. В замке проворачивается ключ и прямо перед нами в узком коридорчике вырастает Даня.
Я идиот. Забыл документы на страховку. Пришлось возвращон замолкает, замечая меня, прижатую к стенке в трусах и нависшего надо мной Демьяна.
Мда. Неловко как-то. Все же слышали крылатое выражение: "картина Репина. Приплыли"? Многие наверняка знают, что на ней изображены монахи, заплывшие на своей лодочке в женскую купальню к обнажённым барышням. И лишь единицам известно, что этот самый художник Репин никаким боком не связан с данным полотном.