Гиз вздохнул. Этот разговор был несколько трудным. Сейчас они стояли недалеко от входа возле ниши со статуей, заказанной королевой-матерью из Италии, как частичка итальянского возрождения. Здесь почти никого не было, все, в основном, сконцентрировались в середине зала, так что вряд ли кто-нибудь подслушал бы их.
Позвольте быть с вами откровенным,наконец решился Генрих.У нас возникли некоторые трудности, в которых, как мне кажется, вы единственный, кто мог бы нам помочь. Конечно, ситуация щекотливая, и вам вряд ли захочется во всём этом участвовать, но я всё равно рискну предложить. Имейте в виду, что вы можете так же получить немалые деньги. Мне казалось, в последнее время у вас были некоторые финансовые затруднения?
Беседа выдалась тяжёлой, долгой. Позже они переместились в особняк Гиза, в его кабинет. Тем не менее, то ли чувства Монпансье были действительно сильны, то ли его влекло богатство, которое сулила ему эта женитьба, то ли у молодого герцога были таланты убеждатькак бы то ни было, Людовик согласился взять в жёны Мари.
На следующий день Генрих пошёл ей всё рассказать. Новость она приняла с каким-то безразличием. Ни облегчения, ни истерики. Лишь сухая благодарность и несколько слезинок, которые она тотчас смахнула, надеясь спрятать от брата.
Он видел её состояние: в последнее время она ходила, как будто замороженная. Ледяная реакция на всё, ледяной голос, ледяной взгляд. Его сердце разрывалось на части, когда он видел её такой, но теперь Гиз всё же приобрёл уверенность, что его сестра не пропадёт. Быть может, она и несчастна, но у неё хотя бы есть защита.
Свадьбу сыграли поспешно. Решено было громко не освещать это событие. В тёмной церкви были лишь новобрачные, священник, Генрих, Эжен, Марго, которая просто не могла не прийти, кардинал Лотарингский, который достаточно спокойно принял происходящее, и несколько человек со стороны Монпансье.
С утра Маргарита пришла в покои Мари, чтобы помочь ей облачиться в подвенечный наряд. Золотистое платье было достаточно простым.
Невесту принцесса застала в слезах. Ничего не говоря, она подсела рядом и просто обняла её.
Не плачь, дорогая моя,с недавних пор девушки были на "ты".Всё ещё наладится. У тебя родится малыш, ты забудешь все невзгоды.
Нет,покачала головой несчастная.Я вряд ли когда-нибудь забуду хоть одно мгновение происходящего сейчас. И, боюсь, ад только начинается. Я каждый день слышу шёпот придворных за моей спиной. "Ах, бедняжка, бедняжка Мари!"шушукаются они, посмеиваясь. Уже почти все как-то узнали, что я его бывшая любовница... А вдруг ещё узнают и про ребёнка? Я этого не переживу!
Переживёшь. Поверь, всё не так страшно. Я же живу. Несмотря на то, что с виду меня все любят, обо мне всё постоянно шепчутся. Каких только слухов не придумывают! А уж сейчас про меня и Генриха вообще не устают злословить. И ничего. Не стоит обращать внимания.
Тебе легко говорить, но со мной всё по-другому. Господи! Мне страшно. Я даже не знаю, смогу ли я любить этого ребёнка.
Не говори так. Он ни в чём не виноват, лишь принесёт тебе радость и успокоение, вот увидишь! У тебя всё ещё будет хорошо. Не бойся, мы рядом.
Мария-Екатерина сжала её руку.
Спасибо,прошептала она.
Во время венчания дочь Франсуа де Гиза не могла сдерживать слёз, благо, свадебное покрывало скрывало лицо, и жених ничего не видел.
Он отнёсся к ней, возможно, не слишком тепло, но с уважением. Его можно было понять. Этот человек протянул руку помощи, и она была благодарна.
Дрожащим голосом произнесённое "да", ледяное кольцо на пальце... Вот и всё... Но за какие грехи мучения продолжаются? Почему перед глазами всё ещё стоит образ жестокого темноглазого принца?
========== Глава 33. Проклят ==========
Произошедшее с Мари несчастье поразило Марго до глубины души. Она искренне сопереживала сестре своего возлюбленного. Чтобы хоть как-то облегчить страдания Марии-Екатерины она поговорила с герцогом де Монпансье и убедила его, что на первое время после свадьбы ему с молодой женой лучше уехать. Это было большее, что можно было сделать для бывшей любовницы Анжу.
Её новоиспечённый супруг при Марго и Генрихе всегда демонстрировал свою предрасположенность к сестре последнего, всячески показывал, что понимает её беду и готов поддержать. Однако, тогда как юная Валуа была безмерно ему благодарна и восхищалась его поступком, Гиз подозревал, что здесь не всё так чисто. В отличие от принцессы, которая из-за своей наивности была просто неспособна видеть в людях плохое, он был реалистом, знакомым с жестокостью, и осознавал, что добродушие Людовика, скорее, показное. Генрих пообещал, что перед их отъездом ему будет выплачено приданое и теперь догадывался, что после жизнь Мари явно не улучшится. Но что он мог сделать? Благо, им хотя бы удалось уберечь её честь, потому что гордая лотарингка, несмотря на жертвы, которые она готова была приносить во имя любви, не смогла бы жить в таком позоре. К тому же, зная, что бывшая мадемуазель де Гиз обладает странным для такого человека постоянством, Генрих был уверен, что случившееся нанесло ей глубокую рану, которая не затянется никогда. Вспоминая ту давнюю историю с её первым любовником, сейчас он видел, что, отчасти, то, что произошло сейчас, было ещё и отголоском того случая. Другая более легкомысленная особа не приняла бы всё близко к сердцу, вскоре позабыла бы, повеселились с ещё парочкой симпатичных юношей, а если и закрутила бы интрижку с принцемто лёгкую, ни к чему не обязывающую. Но Мария-Екатерина, сохранив память о той истории, изначально начала роман с Анжу отчасти из мести своей семье, которая тогда лишила её свободы. А потом, как натура, опять же, недостаточно легкомысленная, рискнула влюбиться в него слишком сильно. Поэтому в случившемся герцог чувствовал немного и свою вину. В конце концов, это по его инициативе сестру тогда разлучили с тем провинциальным дворянчиком. И именно на его руках была кровь того. Мари не знала о том, что этот человек был убит её собственным братом, ей было известно только о его таинственном исчезновении.
Когда теперь уже герцогиня де Монпансье садилась в карету вместе с мужем, бросив последний печальный взгляд на Лувр, где ей удалось испытать такое счастье, а потом такое сокрушительное падение, Генрих, не выдержав, прикрыл глаза. В его сознании возникла картинка...
Ночь... Тёмная поляна, освещаемая лишь луной... Два человека с оружием наготове. Один юн, силён, крепок, светлые волосы развеваются на ветру, взгляд пылает яростью, он похож на молодого льва. А второй совсем иной, внешность его неоднозначна, вспоминается как-то туманно, неточно... Верно одно: он даже толком не знает, как драться, держит шпагу дрожащей рукой... Несколько ударов, звон стали, красная кровь, брызнувшая на траву... Вот и конец бесславной истории. Или только начало следующей. Дуэль, точнее говоря, хладнокровное убийство, ведь равным поединком это не назвать.
Он думал, что на этом всё кончится, но вот к чему привело. Самые большие трагедии начинаются с мелочейвот что усвоил Генрих. И сейчас ему уже прекрасно было известно, что даже на этом всё не кончится. Они все ещё заплатят за ту кровь. Далеко не первую кровь, которую пролил герцог. Да и за всю остальную, которая была до и после.
Сейчас ему было тяжело. Когда карета скрылась за воротами, Гиз подумал даже рассказать Марго о том, что его гложет. Она всегда могла ему помочь, вылечить душевные раны. Но вдруг он заметил её удручённое состояние, слёзы в глазах. Нет-нет! Его любимая и так пережила несколько потрясений подряд. Не стоит её волновать. Она не должна узнать, что он ещё и убийца, с этим она может не справиться. Да и, в конце концов, Маргарита ведь когда-то сказала, что не хочет знать ничего о его прошлом.
Следующим ударом для принцессы стало объявление короля и королевы-матери о её помолвке с Генрихом Наваррским. Переговоры с его семьёй прошли быстро и гладко. Екатерина торжествовала по поводу того, что ей всё-таки удалось убедить Карла в необходимости больше не оттягивать помолвку Маргариты. Ради того чтобы сообщить двору эту новость, вечером всех собрали в тронном зале.
С помоста король и королева-мать торжественно провозгласили своё решение. Конечно, в основном, все, слышавшие это, были удивлены, но возражать никто не посмел. Только сама юная Валуа побледнела и бросилась прочь из зала. На этот раз самообладание покинуло её, она выразила открытый протест происходящему.