В этих размышлениях Пашу и застал Женя Поспелов.
Ну, кого ты там мне привез?
Это я себе.
Ну, слава Богу. А то Светка купила новые тапки, неудобные, как зараза. Ногу сводит. Выкину ко всем чертям. Хоть посидеть немного, покурить Выдохнуть.
Так у тебя смена только началась! удивился Паша.
Ага! Только я с дачи на электричке перся, потому что на участке трясина и машина встряла по уши. «Заезжай вот сюда, поближе, я же вижу, тут можно заехать», передразнил Поспелов жену.
Паша расхохотался. Женю коллеги за спиной называли Портосом за монументальную фигуру и залихватскую маленькую бородку с усиками. И голос у него был зычным и раскатистым. Когда Паша только начинал работать в тринадцатой, то заочно Поспелова побаивался. Еще бы, его «Света, скальпель!» эхом разносилось по коридорам хирургии, заставляя пациентов вздрагивать и вспоминать маму. И когда теперь Женя изображал ту самую миниатюрную медсестру Свету, которую сделал своей единственной, со всеми ее ужимками и интонациями, невозможно было удержаться от смеха.
Ладно, отдыхай, дачник. На шашлыки-то позовешь?
А то! развел руками Поспелов. Ты мою баранину не пробовал. Сейчас, прогреется, посуше станет, и завалимся все ко мне.
Учти, я запомнил, усмехнулся Паша и пошел готовиться к операции.
В ассистенты взял Кузнецова и Ерлину из дежурной бригады, Карен Севанян с анестезисткой уже торчал в операционной. На столе под бирюзовой простыней лежала Карташова. Из-за экрана Паша не видел ее лица, но знал, что она там, и почему-то у него екнуло от нехорошего предчувствия. Он не относился к суеверным и не боялся встретить в коридоре Зинаиду Федоровну с пустыми биксами. Но этот легкий мандраж, как будто перед экзаменом или в тот момент, когда мама догадалась, кто играл с Катькиной новой куклой в ампутацию, уже проник ему под кожу, пробежался холодком по позвоночнику и скользкой гирей упал в желудок. Паша отвернулся, усердно натирая мылом руки. Не маленький, в самом деле. Справится.
Однако эксцессы поперли с самого начала. Не успел Исаев зайти в операционную, как Севанян огорошил:
Вызовите Фейгина.
Что там у вас? Паша заглянул за экран.
Не могу интубировать. Не знаю Пусть подойдет, надо сменить руку. Я бы, конечно, еще разок
Не надо, резко отреагировал Паша. Ждем.
Фейгин появился через пару минут, и от одного его вида Исаеву полегчало. Как могучий Гендальф, Илья ринулся за перегородку.
Что здесь, Карен? бросил он.
Перитонит, повторное вхождение.
Что ввел?
Атропин, фентанил
Паша почти не слушал их, а только смотрел на Нику и на монитор. Снова на Нику, снова на монитор. Давление сто восемьдесят. Он хоть и доверял Илье, а перед глазами все стоял тот случай из самого начала его практики. Когда во время интубации по ошибке вошли в пищевод, и только старший хирург заметил, как почернела кровь в ране Одна из первых смертей на столе.
Добавь сто пятьдесят пропофола, скомандовал анестезистке Фейгин и взял ларингоскоп. Лампу сделай нормально!
Илья Владимирович, что я сделаю? забубнила сестра. Расходку не привозят. Все плохо горят.
Вот же дерьмо собачье! и Фейгин добавил пару крепких выражений. Карен, дави Селлика! Держи уже! Ты какого расслабился?! Ира, давай, не глядя протянул сестре руку за трубкой и лихо, одним движением, интубировал.
Паша и сам затаил дыхание, гипнотизируя монитор. От волнения одно ухо заложило.
Сдуй, донесся голос Фейгина. Сатурация девяносто девять. Все, нормокапния. Можете начинать.
Илюш, ты не посидишь тут? поинтересовался Паша. За компанию, а?
Без проблем, Фейгин рухнул на стул, и над экраном показалась лишь макушка его колпака.
Паша с уважением вздохнул: волшебник. Шли вместе с самого института, но при этом Илья был внутренне старше, мудрее и печальнее. И даже когда они вдвоем курили на улице у приемки, Исаев все думал о бытовухе, мелочах. Что домой взять пожрать, рискнуть ли с кредитом на машину, позвонить Ксюше из кардиологии или обойдется. А Фейгин больше молчал, пуская ровные струйки дыма, смотрел куда-то вдаль, словно приоткрывая мирскую оболочку, и время от времени изрекал нечто отвлеченное или познавательное вроде: «А ты знал, что на дне Мариинской впадины нашли новую форму жизни?» И Паше обычно нечего было на это ответить. А в операционной Фейгину не было равных.
Что нового, Илья Владимирович? обратилась к нему Ерлина, пока Паша снимал старые швы.
Вот, Настенька, присматриваю себе дельтаплан задумчиво сообщил Фейгин.
А ты куда его ставить собрался? удивился Паша.
А летать где? Есть только на полигон куда-то тащиться встрял Кузнецов, второй ассистент.
И в машину поди не влезет, качнула головой Ерлина.
Не о том думаете, Фейгин тяжело, даже с надрывом, вздохнул. Это же чувство свободы. Ветер. А виды? Когда летишь над Кара-Дагом, и перед тобой весь хребет, и море, и извилистый берег
Нет, я все-таки не понимаю, перебил Паша. Он складывается или разбирается?
Я вот нашел в интернете модель, вроде компактная, Фейгин поднял над экраном смартфон с изображением дельтаплана. Как тебе?
А еще говорят, что врачам плохо платят, проворчала анестезистка.
Илья что-то ей ответил, но Паша не расслышал. Он смотрел во вскрытую, очищенную от старых тампонов полость, и с ужасом наблюдал картину несостоятельности старых швов и тифлита на всю кишку. Нет, он подозревал. Да что уж там, знал, что увидит. И, тем не менее, теперь, когда столкнулся со всем этим напрямую, его взяла оторопь. Правила и рекомендации были ему отлично известны. По-хорошему, он должен был вывести стому через отдельный разрез. И Нике пришлось бы ходить несколько месяцев с калоприемником. Нике. Она этого не переживет. В любом другом случае он бы не заморачивался: либо кишку наружу, либо пойти на свищ. А сейчас беспомощно стоял и смотрел внутрь, как зеленый практикант.
Паш, ты чего? вывел его из размышлений Кузнецов. Работаем?
Подожди, я думаю.
А чего тут думать? Выводить стому и все.
Оль, вызвоните мне Поспелова, пожалуйста, обратился Паша к сестре.
Как скажете, засуетилась та и поспешила к телефону. Евгений Игоревич, зайдите в первую
Поспелов, видимо, успел уже задремать, поэтому вошел, недовольно переваливаясь и на ходу цепляя маску.
Глянь, а? попросил Паша.
У, да купол сгнил весь Поспелов склонился над раной. Я бы вывел Ну, или на свищ А что тебя смущает? Нет, ты подумай, тифлитище до самой восходящей Кто у нас тут?
Девушка, двадцать семь лет.
Красивая, что ли?
Ну, не страшная, Паша сосредоточенно изучал пораженную область. Знакомая. Жалко ее. Может, все-таки попробовать частично иссечь и ушить?..
Я б не стал. Риск такой. Сам знаешь, что будет, если не состоится. Поспелов обошел стол и заглянул в полость с другой стороны. Хотя Тут с краю неплохой участок В принципе, если вот здесь уцепиться Можно клинышком, и ткани должно хватить на два ряда Ох, и прилетит потом за это!
А то я не знаю! Так что, как думаешь, будет держаться? Не навредим? Паша с надеждой посмотрел Поспелову в глаза.
Шансы есть тот наклонил голову и прищурился. Попробовать можно. Ну что, будем делить ответственность? Помыться к тебе?
Давай. Спасибо, Жень, кивнул Паша, и пока Поспелов мыл руки, чтобы присоединиться, еще раз взглянул на безмятежное лицо Ники.
Да, он определенно рискнет. Пойдет ва-банк. Даже если она никогда об этом не узнает.
Паша был рад присутствию Поспелова. Нет, больше никаких знакомых на столе. Этических дилемм, мучительного выбора, волнений На фиг все. Нервы дороже. Но в этот раз он все же остался собой доволен.
Под мирную дискуссию Поспелова с Фейгиным о даче и рассаде, он сумел абстрагироваться и сосредоточиться на слепой кишке. Словно перед ним была не Карташова, да и вообще не живой человек, а просто бирюзовая простыня с дыркой и пораженная кишка. Вызов его мастерству. А он любил такие штуки. Клиновидное иссечение, ушивание в два ряда и неистовая вера в то, что швы будут состоятельны.
Об этом никто бы не снял кино, как про доктора Хауса, потому что шил он молча. Никакой элегантности и заумной болтовни. Только взмокший под колпаком затылок, жужжание в ногах и редкие реплики вроде «Садоводы хреновы!» в ответ на спор о том, когда лучше прищипывать высокорослые томаты.
Ну, что скажешь, Насть? спросил он Ерлину, наложив последний шов и любуясь своей работой, как художник.
Она изогнула светлую бровь, уважительно кивнула.
Божественно.
Так, не сглазьте мне здесь! вмешался Поспелов. Пусть оно сначала неделю продержится, я тебя тогда сам расцелую.
Паша вздохнул, и страх снова накатил на него. Завтра на утренней конференции его распнут и вываляют в дерьме за неоправданный риск. Опять заведующий, чтоб у него машина посреди МКАДа заглохла, опять мерзкий Юдин из соседнего отделения Нет, срочно домой. Хоть немного расслабиться перед публичной поркой.
Закончив, он вышел в коридор, стянул маску и с удовольствием глотнул свежего воздуха. Слишком громкие слова для больницы, но после полутора часов в операционной, в которой окна не открывались в принципе, да еще и в компании нескольких взрослых людей, хлористый дух коридора напомнил Паше об альпийских лугах.
Исаев умылся прохладной водой, спустился, чтобы взять в автоматах кофейку и сэндвич, и ноги сами понесли его к выходу, но он задержался, ругая себя за сентиментальность. Доел и снова поднялся наверх, в реанимацию.
В приятном глазу полумраке пасмурного дня у стеклянной стены лежала Карташова. Сестры только-только переложили ее, застелили новое белье, и она была такая безмятежная, чистая Будто у нее там, под одеялом, все те же белые гольфики. И Паша улыбнулся.
Вошел в бокс, сел на стул, и тот скрипнул под тяжестью. Веки девушки дрогнули, она открыла глаза, моргнула, фокусируя взгляд. Брови обеспокоенно сдвинулись, она кашлянула и потянулась к горлу. Севанян, чтоб его! Небось, всю гортань ей расцарапал!
Ну, как ты? спросил Паша.
Уже все? чуть хрипло произнесла она, удивленно взглянув на него.
Да.
И как?
Тебе придется пробыть здесь какое-то время. Недельку, наверное.
В больнице?
В реанимации.
Ника вздрогнула, попыталась поднять голову.
Что-то случилось? Маме не говорили?!
Нет. Просто мы должны быть уверены, что внутренние швы выдержат. Не вздумай бегать, вставать и напрягаться. Твоя задачаберечь себя. А с мамой я разберусь.
Нет, ей не так просто навешать лапши, Ника откинулась на подушку и прикрыла глаза. Надо что-то очень убедительное
Скажу, что платные палаты заняты, а здесь ты будешь под присмотром. Скажу, что положил сюда, чтобы сестры не давали тебе скакать и плескаться в раковине. По-моему, отличный довод.
Злой ты Исаев, недобрый, она слабо улыбнулась и снова поморщилась. Горло саднит Не знаешь, что можно сделать?
Я принесу тебе потом обезболивающие леденцы. Спрошу, может на посту есть Ты отдыхай. Я позвоню маме.
Спасибо, Паш, она серьезно посмотрела ему в глаза. Слушай, я не знаю, как у вас тут принято благодарить Просто не думай, что я какая-нибудь халявщица.
Молчи, Карташова, не порть момент. Сейчас рано о чем-то говорить.
Хорошо.
Он хотел сказать что-то еще, но у соседней койки запищали мониторы, тут же ворвалась сестра, следом Гумберидзе, дежурный реаниматолог. Ника потянулась узнать, что происходит. А ей не стоило это видеть: очередная жертва ДТП, повреждения сердца, показатели плохие.
Паша обменялся взглядом с Гумберидзе, тот кивнул и бросил сестре:
Поставь ей реланиум.
Что происходит? обеспокоенно зашептала Ника, наблюдая, как ей в катетер что-то вводят.
Тебе сейчас лучше поспать, Паша погладил ее по руке.
Как скажешь, милый, по ее лицу расползлась пьяная блаженная улыбка.
Он понимал, что дело в препарате, но отчего-то не убрал руку. Поддержка ей не помешает. На несколько мгновений Ника стихла, и он уже было решил, что ее срубило, но она вдруг снова открыла глаза и едва слышно произнесла:
Я должна кое-что тебе сказать. Но это секрет.
Что?! из-за реанимационной возни за спиной он с трудом мог разобрать слова.
На ушко.
Он смиренно пригнулся, приблизив ухо к ее губам, как Ипполит Матвеевич к умирающей теще. Но Ника поведала нечто похлеще тайны спрятанных бриллиантов.
Ты такой красавчик, медленно выдохнула она.
Че Чего?! он попытался отстраниться, но она на удивление крепко вцепилась в его предплечье.
Я думала о тебе, чуть заторможено от лекарства говорила она. Все эти годы Представляла как ты сделаешь это со мной и нас будет трое
Ее дыхание щекотало ему ухо, но отодвинуться было выше его сил.
Т трое? ошарашено переспросил он.
Да А потом мы с Ленкой Хочу, чтобы ты дал нам О, как я хочу Пж пжа пожа лста Скажи да
Эээ
Да Марк и она отключилась.
А Паша еще некоторое время сидел, уставившись в одну точку, и думал, что за черти водятся в омуте ее личной жизни. Отличница, ничего не скажешь! И кто такой, мать его, этот Марк?!
Глава 9
03 мая 09:12
#каникулы #розовыесны
Майские приключения продолжаются, отметила, как надо.
Учитесь. Я знаю, как продлить праздник.
Ника спала так сладко, что не сразу поняла, где находится. Единственное, что нарушало ее безмятежность, скребущее ощущение в горле. Сквозь жалюзи в палату падало утреннее солнце, койка у окна была пуста. За стеклянной стеной был виден сестринский пост, а за нимеще один бокс. Кажется, двухместный.
От запястья тянулась капельница, и Ника какое-то время смотрела, как медленно набираются и падают одна за другой капли. Перевела взгляд на тумбусвежая упаковка леденцов. Кажется, Паша вчера что-то говорил
Она силилась вспомнить момент, когда уснула, но в сознании всплывали лишь отдельные картинки. Ее вывозили, потом был коридор Потом лицо Исаева Черноволосый мужчина Медсестра с приятными духами Кого-то они откачивали Ника снова взглянула на пустую койку и ахнула Неужели тот пациент умер? Какой ужас! А почему она этого не помнит?
Нет, было что-то еще Она что-то говорила, говорила, умоляла Марк! Точно, здесь был Марк! О, господи, что она ему наплела?! Свободной от катетера рукой она в отчаянии провела по лицу. Невероятно! Он пришел именно тогда, когда она меньше всего была к этому готова! И про ребенка ему говорила, и про инвестиции Вот же дура! Унижалась тут, как последняя Не дай Бог, еще и в любви призналась. Кто-то ведь должен помнить?!