А ты пальцы в рот сунь вот так, Нютка запихала перст в рот и перестаралась, закашлялась. Я каши переела, так матушка научила.
Попробую, Нюта, захохотал Тошка, и его глаза превратились в щелки. Слушай, Аксинья, есть у меня новость.
Какая? Аксинья насторожилась, и мелькнуло в голове ее имя мужа.
Вчера утром Семен пришел.
Семен? Аксинья на мгновение замерла, шумно выдохнула воздух.
Катерина довольнешенька, Тошка сделал вид, что не заметил волнения Аксиньи. Да он вроде как не в себе.
Не в себе Что с ним такое приключилось?
Я ж не знахарка, откуда мне знать? Пришибленный ходит, чудной, точно пару раз березовым кругляшом приложили. Я не говорил, не ровня, отец долго с ним сидел на завалинке, потом Таське рассказывал. Таське, повторил Тошка, будто Аксинья не услышала.
Радость Катерине и сыновьям, что муж вернулся.
Илюха с Ванькой совсем ошалели, на всю деревню орут. Я утром на реку пойду, давеча дюжину щук словил, добрых. Тебе принести?
Рада буду, благодарно подхватила Аксинья. Не спросил ее Тошка, милое сердце, ждет ли она Семена, чужого мужа. Похлебку добрую сварю.
Я весь улов тебе принесу, Таська рыбный дух не любит. Воротит ее, царевишну.
Высокий, с короткими темными волосами и печальной складкой в уголках губ, вспыльчивый и добрый, Тошка вырос на ее глазах. Порой Аксинье казалось, что он приходится ей родичем, что течет в них одна кровь, она так желала ему славной судьбы, хорошей жены, любимых детишек. Но все больше понимала, что в разладе с Таисией виноват не он один.
Нос кривить не по нынешним годам. А щука царская рыба, грех отказываться. Зимой что ели, вспомнить страшно, Аксинья осеклась, бросив взгляд на дочку.
Из верного пса Аксинья сварила похлебку в разгар голода. Суп вышел душистый, с кружочками жира, без горечи и дурного духа. Будто из птицы или зайчатины Нюта нахваливала варево, просила добавки, а мать глубокими вдохами прогоняла болезненные судороги, прятала слезы и рассказывала байки об ушедшем в лес Буяне. О том, что живет теперь и радуется в избушке на куриных ногах да лиса с белками в гости к нему приходят. Дочка сказки слушала с открытым ртом.
Не будем о худом поминать. Жди Катерины гордость за пазуху засунет, за советом к тебе явится. Так и знай, хмыкнул Тошка и, дернув Нютку за косу, скрылся в лесу.
* * *
Сказал как в воду глядел.
Через пару дней на тропке, ведущей в Аксиньину избу, показалась женская фигура. Аксинья прищурилась Семенова жена плелась медленно, чуть сгорбившись, с неохотой ступая по молодой траве. Шла за помощью к сопернице.
Аксинья, доброго здоровья! Я вот принесла она протягивала сверток доброго, лазорево-синего полотна. На сарафан тебе иль дочке.
Аксинья ощущала неловкость и смятение женщины, которую судьба наказывала не раз. И шашни мужа, и его исчезновение, и злобная свекровь, и вредный Илюха все норовило выбить душу из Катерины, а она противилась, сберегала тепло. Если бы не Семенова похоть и невольная тяга к нему Аксиньи, могли бы они с Катериной стать добрыми соседками.
Здоровья и тебе. Что надобно? Не для беседы дружеской пришла.
Семен вернулся. Ты ведь слышала?
Аксинья кивнула.
Он сам на себя не похож, ходит, как потерянный. Со мной не говорит, не слышит ничего. Ты поможешь ему? Сердце болит, как на мужа гляжу. Горе такое
Приведи ко мне, сказала Аксинья и сразу же прочла страх в больших, окруженных мелкими морщинами глазах Катерины.
Зачем вести? В книге своей ведовской посмотри, дай зелье.
Не могу я так, Катерина. Мне нужно посмотреть на него, расспросить.
Знаю я, чем закончатся разговоры такие, в глазах женщины зажегся злой огонь. Как жеребец с кобылой!
Катерина, ничего такого не будет. Виновата я перед тобой, и Семен виноват. Но все в прошлом, было и быльем поросло.
Та, выпрямив вечно сгорбленную спину, кивнула. Аксинья хотела объяснить ей, что нет у них с Семеном ничего общего и, будь он единственным мужчиной на всем белом свете, не пойдет она больше на грех. Но уста ее не разомкнулись. Помнила хорошо злость свою на Ульянку и мужа. Помнила, что нет тех слов, которые бы прогнали лютую ревность.
Я грех сына своего, Ильи, отмаливаю. Да и свой грех.
На тебе греха нет. На мне он висит, словно камень тяжелый.
Ты дослушай, Аксинья. В тот вечер проклятый, когда Илюха рыжего петуха пустил Я видела, все видела: как свекровь моя подзуживала мальца Как лучину он поджег в печи нашей, как к сараю твоему подошел, как Все видела!
А что ж крик не подняла?
А я смотрела и молчала. Думала, пусть сгорит все, сгорит! Поделом суке.
Катерина, не прощаясь, ушла. Аксинья знала, что мужа она приведет.
* * *
Здравствуй, Семен. Он поднял голову с коротко стриженной макушкой и ясно угадывавшимися залысинами.
Смяла, закрутила его Смута, точно листок в бурном потоке. Потрепала и выкинула на берег.
А ты мало изменилась, он говорил слишком громко, и Аксинья вздрогнула, вспомнив о стоящей на крыльце Катерине.
Семен вглядывался в ее тонкое лицо, темные глаза с красноватыми от утомления белками, яркие губы с чуть опущенными уголками, будто хотел найти ответ на какой-то вопрос. Тяжело, словно старик, опустился на лавку.
Все во мне поменялось, Семен, все и снаружи, и внутри. Мне нам тяжело далась эта зима.
А? Не слышу я. Гость осматривал избу взглядом, не выражавшим ничего, кроме усталости.
Что случилось с тобой, Семен? Аксинья с жалостью смотрела на бортника.
Да громче ты говори. Что вы все шепчете? Уговорились, что ль? Не слышно ничего. Сами тихо говорят, а я понимай, бурчал Семен.
Аксинья подошла к нему и крикнула прямо в ухо:
Что с тобой?
А И сам не знаю.
Он поднялся и подошел к иконостасу.
Господь наказывает за грехи.
Семен
Мне везло, я всего лишь привозил на телеге зерно, мясо, масло, воду. Работа нехитрая, его громкий, срывавшийся в крик, невыносимый голос отдавался в Аксиньиной голове. Если мужик сыт он и воюет хорошо. А под Псковом не повезло Кучка разбойников из пищалей стреляли, наши в ответ. Рядом со мной громыхало. И сейчас громыхает. Будто дюжина колоколов звенит.
Семен кричал, и сердце Аксиньи сжималось. Она не знала, чем ему помочь. Хитрая природа человека порождала запутанные, неясные хвори, и знахарка колебалась меж двух путей: сказать неутешительную правду или солгать.
Катерина, иди в избу. Что на крыльце стоишь? Женщина зашла и подняла несмелый, полный недоверия взгляд.
Что с ним? Сможешь ли помочь ему, Аксинья?
Время врачует все. Вот снадобье, заваривай травы, смачивай ветошь и клади в уши. Да три раза три десятка дней.
Спасибо! Прости ты меня за все, недоверие в глазах Катерины сменялось надеждой, и скоро они ушли со светлыми улыбками на измученных лицах.
Аксинья позвала Нюту, обернула ее лазоревой тканью, утихомирила совесть и провела остаток вечера с иглой и ниткой, мастеря дочке обнову. Перед глазами ее стоял испуганный, беспомощный Семен, так непохожий на уверенного, яростного, жаждавшего ее любви молодца.
И правда, все быльем поросло.
* * *
Солнце завершило свой дневной бег, спряталось за березами и осинами, нацепило на облака бруснично-морковный убор. Аксинья с Нютой сидели на крыльце, ежились от вечерней прохлады.
Мамушка, а что за птаха тренькает?
Славка поет. Слышишь? Нежно, переливисто.
Славка славно поет. Идет кто, насторожилась Нютка, чуткая, словно лесной зверь. Дышит громко.
Иди в избу, да в подпол залезь.
Матушка!
Иди, еловские ночами шастать не будут. Всяк в своей избе сидит да отдыхает.
Любопытная Нюта, вздохнув, скрылась в доме, а Аксинья выудила из поленницы топор, застыла на крыльце. Она слышала уже тяжелые шаги, и затрудненное дыхание, и сдержанные всхлипы. Разглядев гостью, воткнула топор в чурку и побежала навстречу.
Я еле дошла, Оксюша, бормотала Агафья. Не знала, кого просить, как позвать. Плохо мне.
Дуреха, а если б не дошла?
Я крепкая сильная, знала, что смогу. Оксюша, ты тайну мою укроешь? она звала Аксинью детским, почти забытым именем.