Они такие же божьи создания, как и мы.
Они тоже молятся?
Нюта, нам неведомо. Но сотворены они также Богом и Аксинья смешалась, не зная, как объяснить дочери то, о чем и сама помнила-то немного.
Библия, принадлежавшая Вороновым, сгорела, и теперь Аксинья не могла прочитать дочери Бытие, Евангелия от Матфея и Марка, Откровение Иоанна Богослова Она далеко не всегда понимала, о чем говорилось в Книге, но благостность и мудрость вечных строк проникали в самое сердце. Дочери она рассказывала на память все, что успела заучить во время долгих чтений Библии вечерами.
А крестики почему птахи не носят? Нюта немедленно полезла за шиворот, пытаясь нащупать свой серебряный крест.
Матвей прошлым летом подарил его сестре в день поминовения святой покровительницы, Сусанны Салернской.
Куда полезла? Только укутала тебя, горюшко! Расхристанная пойдешь? Вот Патрикевна-лиса.
Матвейка звал меня так. Правда?
Правда. Аксинье не хватало веселых поддевок братича, ласковых слов, вихрастой головы, что появлялась рядом с ней в тот миг, когда нужна была подмога.
Соскучилась я по нему, вздохнула Нюта.
Вечно мы с тобой будем помнить о Матвее, и отце его Федоре, и матери моей, бабке Анне
Деревня после зимы казалась осевшей, захудалой, измученной нескончаемыми бедствиями. Вокруг Якова Петуха уже сгрудилась куча мужиков, они размахивали руками, о чем-то упоенно кричали. Бабы и детишки собрались поодаль, они тоже казались взволнованными, как стая воробышков.
Павка стоит, вон! Я пойду? Нюта уже бежала, освобождаясь от цепкой хватки родительницы.
На реку не убегайте. Рядом будь со мною, Нютка. Но дочь не слушала и, растопырив руки по бокам, как круглая чудо-птица, мчалась к своим сверстникам.
В левой ладошке Нюта сжимала угощение для Павки. Как не порадовать друга?
Здравствуй, Аксинья. Вижу, все у вас ладом. Дай обниму, Прасковья раскрыла радостные, шумные объятия, как всегда, полная сил и слов.
Прасковья, и тебе доброго здравия. Зиму пережили и тому рада.
Да, жизни бы лучше становиться, а тут живем у Бога милости просим. Будто вечность не видала тебя.
Ко мне за зиму приходили немногие. Не так далече избушка, а дорогу запамятовали.
Прасковья пропустила намек мимо ушей:
Такая радость у нас!
Что за шум? Что случилось-то?
Дак ты не знаешь! Игнат вернулся. Вон, возле Якова, вишь?
Аксинья высмотрела наконец возле старосты худого, измученного мужика. Игнат рассказывал о чем-то, хватался за голову, требовал внимания каждого. Зоя держалась поодаль от остальных баб, держа за руку младшую дочку, Зойку. На полном ее лице как щеки сберегла! цвела довольная, чуть заносчивая улыбка, на объемном стане наряд червонного, доброго цвета.
Прасковья со смаком перебрала еловчан, чьи жизни оборвались за прошедшую зиму: старики и молодые, мужики и бабы.
Марфа ж померла, слушай. Жалко-то бабу, оживилась Прасковья, скорби в ее голосе не расслышать. В эту субботу преставилась.
Аксинья перекрестилась, ощутила, как сердце сжала утрата.
Ох, Марфа, Марфа
Было время, когда Аксинья поминала дурным словом молодуху, растрезвонившую родителям о ее счастье. Было время, когда ревновала ее, пышнотелую красавицу, к своему мужу. Несколько лет назад соседки нежданно сблизились. Подругами не стали, нет, но забота о детях, общие горести и радости примирили их.
Таська старшухой осталась. Справляется с хозяйством? удержала она Прасковью, решившую, что разговор окончен.
Что, Таська? Разве управится, дурища! Рыжая Нюрка самовольничает, никого не боится девка. Гошка Зайчонок воет, как щенок. Гаврюшка двухлетка, самые хлопоты с дитем, а еще и дочка мелкая. Не завидую я Таське. Приходила она, плакалась мне.
Аксинья. Таисия услышала обрывок разговора, но не показала и вида, что неприятны ей сплетни и домыслы. Подошла, сгребла знахарку в объятия крепко, точно родную. Сказала Прасковьюшка тебе?
Земля пухом Марфе.
Таисия перекрестилась, сжала губы, чтобы приняли подобающее случаю выражение, но природное жизнелюбие, веселый нрав брали верх над положенной обычаем печалью.
А Гошка слово первое сказал! То лепетал все, словно хлеб жевал, а тут забалакал.
Какое слово-то? спросила Прасковья.
Мамошка, расплылась в улыбке молодуха. Муж меня ласково так кличет. То тетешкой, то мамошкой. И брат его, Гошка Зайчонок, повторяет. Он, сиротка, мамкой меня уже считает, будто два сыночка у меня свой и Марфин.
По истечении зимы дошли до нас сведения о добром исходе сражения с ляхами, шведами и прочей нечистью. Целовальник Соли Камской принес изустное сообщение то правда истинная.
Так их, басурман, вклинился Демьян.
Не перебивай, скоморох. Еще осенью ворогов из Москвы выгнало ополчение во главе с князем Дмитрием Пожарским и купцом Мининым. Счастие великое, за которое надо Господа славить.
Все перекрестились.
Но он же, целовальник, напомнил, что много у нас недоимок. Их платить надобно.
Поднялся шум, и голос Якова утонул в возмущенных криках и бабьих всхлипах.
Молчите! Ввиду бедствий, претерпеваемых нами, недоимки взиматься будут не сразу.
Да что ты с копейками своими заладил! Игнашка, скажи, чего навидался! загудели мужики.
Игнашка расскажет все, погодь, народ. С недоимками расплатиться надобно. Никто нам не простит, накажут со всей суровостью, без угрозы, жалобно сказал Яков.
Все в срок!
Отъедимся и отдадим.
Игнашка, рассказывай.
Игнат снял потрепанную шапку, поклонился еловчанам.
Чего навидался? Много чего. Вместе с посадскими отправили меня под Псков. А там делал, что обычно: подковы, да мечи прямил, да ножи точил.
А с врагом-то дрался? звонко выкрикнул кто-то из парней.
Пришлось пару раз. Лях, он хлипкий, верткий не чета нашему мужику.
Порубили ворогов? выспрашивал звонкоголосый, и Аксинья поняла, что не смолчал Тошка.
Как есть порубили. Убегали они от казачков да прямо на лагерь наш вышли. Одному топором по темечку прямо тюкнул, второго скрутили с мужиками. А они-то, басурманы, оружие да баб побросали. Вот так.
А бабы-то хороши у врага? Помяли всласть ляшек? крикнул тот же звонкий голос.
Бабы зашикали на охальника, мол, не о том говоришь, а Таисия продолжала улыбаться, словно не ее муж задавал пакостные вопросы о польских бабах. Вырос из Тошки похабник и зубоскал, сокрушалась Аксинья.
А Семена моего не видел? тихо спросила сгорбленная Катерина.
Так в другом месте был, поди, Игнат растерялся, будто почувствовал себя виноватым за то, что не встречал еловчанина.
Деревенские долго еще не расходились. Сложно было поверить, что Игнат вернулся жив-здоров из гущи кровопролитья, что череда бедствий и горестей подходит к концу, что скоро жизнь вылезет из-под заморского змея, который принес земле русской кручины да беды, и пойдет, как раньше, при Иване Грозном и сыне его Федоре.
3. Звери о двух ногах
Аксинья тащила кадушку, и ноги расползались на тропке, что чавкала, будто голодный поросенок. Снежный покров попрятался по укромным, тенистым лесным распадкам, несмело белел, боясь напоминать о себе измученным людям и зверям. В суровом пермском климате в болотистых и низменных местах затвердевший, темный лед не уходил даже среди жаркого лета, обдавая нежданной прохладой спешащего путника.
Нюта, не отставай, повернулась Аксинья и тут же скривилась, потянула бочину.
Бегу, бегу!
Проворная девчушка шлепала по грязи в больших лаптях и успевала крутить головой, задевать ладошками ветки с набухшими пушистыми узелками.
Травка, завопила она и, бросив наземь березовый валек, горшочек с золой, прижалась ладонями к первым зеленым стрелкам.
Просыпешь золу пойдешь заново из печки выгребать.
Не просыплю! Подхватив на бегу валек и горшочек, Нюта побежала дальше, обогнала мать и припустила по обрыву.
Усолка встретила Аксинью и Нюту осыпавшимися под ногами камнями и карканьем воронов. Птицы с наглым видом ходили по берегу, не обращая внимания на людей.