Я не могла усидеть на месте и, вскочив, пересекла комнату, чтобы выглянуть во двор. Он был полон людей, повозок, лошадей, знамен с яркими геральдическими эмблемамии весь этот хаос был объят лихорадочной суетливой активностью.
Вот он!
Мое сердце забилось в груди глухо и взволнованно. Стоя наверху лестничного пролета, ведущего от парадных дверей к бурлящей внизу людской массе, высокий и грациозный, Генрих, который в этот миг, слегка наклонив голову, разговаривал с Бедфордом, Уориком и еще кем-то из своих английских друзей, олицетворял все те качества, которых я только могла желать для своего мужа. И возлюбленного. Он рассмеялся реплике Уорика и сделал широкий жест рукой. Подвижное лицо моего мужа излучало ту же сосредоточенность, какую я заметила в нем, когда он за столом планировал атаку на крепость Санса. Очарованная этим зрелищем, я приникла лбом к стеклу; видимо, это движение привлекло внимание Генрихаон устремил на меня глаза. Я подняла руку, и мне показалось, что он посмотрел на меня, но потом сразу же вернулся к разговору с братом.
Моя рука медленно опустилась.
Генрих не узнал меня, вздохнула я.
Наверное, просто не увидел. Он сейчас чрезвычайно занят, миледи.
Да, конечно.
Я продолжала наблюдать за ним. Его доспехи в лучах яркого солнца, освещавшего всю эту сцену, сияли серебристым огнем. И тут до меня дошло: толпа внизу двигалась вовсе не хаотично. Ее действия были организованными и подчинялись определенной дисциплине: это было войско солдат с лошадьми, а на повозки грузилось оружие. К месту сбора продолжали подтягиваться все новые люди.
От пугающей догадки у меня пересохло во рту.
Как по мне, это вовсе не похоже на рыцарский турнир, тихо сказала я. Скорее напоминает отъезд на войну.
Это был не парад участниковГенрих отправлялся воевать. Я торопливо подхватила свои пышные юбки и побежала вниз.
Миледи
Он меня оставляет! Это было все, что я могла ответить Гилье.
Не боясь давки, я проталкивалась сквозь толпу, сопровождаемая не отстававшей от меня служанкой, пока не добралась наконец до того места, где стоял Генрих. Выбравшись из кучки мужчин, стоявших на лестнице, я отодвинула в сторону породистого алана, всячески пытавшегося привлечь внимание хозяина. Мне внимание Генриха сейчас было более необходимо.
Милорд, окликнула я его, стараясь сдерживаться. Он стоял ко мне спиной и в эту самую минуту отвечал что-то лорду Уорику. Милорд. Я слегка коснулась руки мужа.
Генрих резко обернулся, и я успела заметить, как улыбка исчезла с его лица.
Что вы тут делаете? спросил он. Вам здесь не место.
Это был удар, и я похолодела. Как высокомерно прозвучали его слова! Генрих не желал, чтобы его прерывали. И он даже не обратился ко мне по имени.
Вы уезжаете, милорд? Мой голос звучал на удивление спокойно.
Хорошо, что Генрих, по крайней мере, не знал, что мое сердце в этот миг отчаянно и гулко стучит по ребрам в настойчивом ритме военных барабанов.
Да. Ступайте и подождите в холле. Я скоро приду с вами попрощаться.
Попрощаться?!
Но я хотела
Не теперь. Генрих глубоко вдохнул.
Я понимала, что таким образом он пытался обуздать раздражение, но не испугалась. В меня вдруг вселилась непонятная смелостьее породила паника из-за того, что он меня оставляет.
Я хотела бы знать, что происходит.
Должно быть, Генрих заметил охватившее меня смятение: его голос стал чуть менее резким, а речь снова обрела привычный лоск куртуазности.
Вам не следует находиться здесь, миледи. Я приду к вам, как только смогу. Взмахом руки он привлек внимание Бедфорда. Джон, проводи мою жену обратно в холл.
Отвернувшись, Генрих выхватил у только что прибывшего гонца, запыхавшегося и покрытого дорожной пылью с головы до ног, какой-то документ. Сорвав печать, король быстро пробежал глазами послание; когда он читал, его челюсти сжались, будто створки стального капкана. Генрих не обращал на меня ни малейшего внимания, и я почувствовала, что густо краснею от стыда за то, что меня так основательно поставили на место. При этом мне было больно сознавать, что у него имелись все основания для раздражения. Мне действительно не следовало тут находиться: в месте, где собирается войско перед походом, нечего делать даме, к тому же пешей. В голове у меня звенели наставительные слова Изабеллы. Я повела себя глупо и несдержанно. Что не подобает ни жене, ни королеве.
Не дожидаясь сопровождающего в лице Бедфорда, я удалилась, ничего не видя перед собой. Мне следует высоко держать голову. Нельзя показывать тем, кто меня узнал, что я чувствую унижение из-за пренебрежительного отношения к себе; но еще важнее для меня было не показывать никому, что я ничего не знала об изменении планов Генриха. Почему он ничего мне не сказал? Конечно, мой муж мог бы все мне объяснить, вместо того чтобы покидать меня в полной уверенности, что утром, как и намечалось, состоится турнир. Я проглотила неожиданно подкатившие к горлу слезы обиды, злясь на себя не меньше, чем на Генриха. Мне следует научиться помнить о гордости. Следует научиться сохранять самообладание.
В холле, отирая юбками стены, чтобы не путаться под ногами снующих во всех направлениях людей, я зашла в нишу у окна и села на скамью. Гилье была рядом со мной.
Может, вам вернуться в свою комнату, миледи? Наверное, сейчас это было бы лучше всего
Но я никуда не пошла. Потому что подумала, что мне нужно наконец принять хоть какое-то самостоятельное решениепусть даже маленькое, несмотря на то, что я к этому совсем не привыкла. Поэтому я осталась неподвижно сидеть на месте во всем своем бесполезном праздничном великолепии, похожая на мраморную статую с куском камня вместо сердца. Я была одна, в состоянии полной неопределенности, и ощущение счастья, которое я испытывала совсем недавно, уже превратилось в быстро тускнеющее воспоминание. В голове у меня, вызывая уже привычную дрожь от болезненной тревоги и страха, звучал лишь один вопрос: почему Генрих ничего мне не сказал? Эта подготовка к войне не была спонтанным решением. Он знал все заранее. Знал, когда я по своей наивности признавалась ему в том, как рада предстоящему турниру в нашу честь. Почему он еще тогда не сказал мне правду о том, что никакого турнира не будет?
«Потому что муж недостаточно хорошо к тебе относится, для того чтобы быть с тобой откровенным. Ему так проще, чтобы потом не пришлось объяснять, почему он собирается покинуть тебя в первый же день супружеской жизни».
Это было единственное разумное объяснение. Генрих не любит конкретно меня, Екатерину. Его устроила бы любая жена с такой же родословной, таким же именем и таким же приданым. С чего бы ему мне что-то растолковывать, если он этого не хочет? Я имела для него значение только потому, что благодаря подписи на соответствующем документе давала право на корону Франции, вот и все.
А потом я увидела, что Генрих приближается в сопровождении оруженосца и своры собак. Когда муж подошел ко мне, он уже не хмурился, однако я заметила, что, когда он только появился и принялся оглядываться по сторонам, высматривая меня, его брови были угрюмо сдвинуты.
Что происходит? спросила я сразу же, как только Генрих подошел достаточно близко, чтобы меня услышать.
Я уезжаю.
И куда же вы направляетесь?
К крепости Санс. Теперь мой муж стоял прямо передо мной.
Зачем?
Я намерен ее захватить.
Вид у меня, наверное, был озадаченный.
Взять ее с помощью осады.
Разве мы не будем сегодня праздновать нашу свадьбу? Моя сдержанность, о которой я старалась не забывать, похоже, опять куда-то исчезла.
Сейчас есть более важные дела, Екатерина, и ими нужно заняться. Сансоплот соратников дофинистов. Ее необходимо взять под контроль Англии.
И это нужно сделать именно сегодня?
Думаю, просто необходимо.
Подозреваю, что Генрих совсем не понимал, по какой причине я все это спрашиваю. «Почему вы ничего мне не сказали?» Это был единственный вопрос, который я так и не осмелилась ему задать, потому что понимала: ответ мне не понравится.
Мне казалось, я знаю, чего сегодня от меня ожидают, вместо этого сказала я.