Надя совершенно спокойно восприняла то, что будет жить под одной крышей с сестрой и не в таких комфортных условиях, как в квартире отца. Средства, получаемые от квартирантов, более или менее решали проблемы семьи. Ники требовалась на часть дня сиделка, пока Елена Дмитриевна была на работе, а еще ежедневный массаж, процедуры регулярно приходившей медсестры, но больше всего средств шло на врачей и дорогие лекарства. В ее самочувствии прогресс немного ощущался, но Ники по-прежнему оставалась неподвижна. Надя подолгу разговаривала с сестрой, рассказывала о своей учебе, об успехах шустрого Алешеньки, но дипломатично умалчивала о своих отношениях с Аркадием.
Всем казалось, что Ники мало что понимает, раз толком не говорит и не двигается, но весь ужас ада при жизни заключался в том, что она все помнила, все чувствовала, но не могла ничего сказать или пошевелиться. Только полные немой боли глаза оживленно смотрели по сторонам, но не находя ничего вокруг себя интересного, чаще закрывались, обращаясь во внутренний мир кошмарных переживаний и видений. Ники почти каждый день вспоминала о Кирилле, думала о Юре, которого несчастье, приключившееся по ее вине с братом, превратило в законченного наркомана, об отце, с которым она так и не попрощалась и, конечно же, о бабушке. Если бы можно было все изменить, начать жизнь сначала или хотя бы попросить прощения у тех, кого она обидела и довела до беды.
Единственное, что радовало неподвижную Ники, это был веселый Алешка, своим звенящим смехом разгонявший всех ее демонов. Он с детской первозданной жестокостью прыгал по неподвижной и ничего не чувствующей тете Ники, веселясь, что она никак на это не реагирует и что бы он не творил, никогда его не ругает. Ники не могла оторвать от Алеши глаз. Его улыбка, густая белокурая шевелюра и даже маленькая родинка на подбородке до боли напоминали Кирилла. Можно было подумать, что это сын Киры, а не Юры.
Елена Дмитриевна с уставшей обреченностью заботилась о падчерице. Георгию ее не в чем было бы упрекнуть. Она вымоталась от бессонных ночей, непосильной работы, и, вообще, за последние три месяца сильно похудела и словно постарела сразу лет на десять. Елена с ложечки кормила Ники, ухаживала за ней, как сиделка, тянула всю домашнюю работу, пыталась угнаться за бешено мотавшимся по всей квартире Алешкой. Для нее чувство долга и любовь к дочери с внуком были намного важнее собственного здоровья и благополучия.
Зато Надя расцветала с каждым днем. Ее здоровье стало намного крепче. Она после рождения ребенка слегка поправилась и с более женственной фигурой стала намного привлекательнее. Елена не могла нарадоваться, что ее дочь почти перестала болеть, ее щеки порозовели а глаза светились счастьем. Надя считала лучшим другом своего любовника и будущего жениха Аркадия, хотя до конца не переключила свое внимание с девушек на мужчин. Надя по-прежнему заглядывалась на симпатичных однокурсниц, но вела себя благоразумно.
Мама, я выхожу замуж! крикнула Надя с порога, заставив кормившую ее ребенка Елену вздрогнуть и пролить йогурт.
Зачем же так кричать, Наденька?! Это рано или поздно должно было произойти. Вы с Аркашей идеальная пара, улыбнулась Елена, забыв, что дверь в комнату Ники открыта и, скорее всего, она слышала каждое слово. Я очень рада за тебя и за Аркашу. Ты поговоришь с Ники?
Конечно, мама, откликнулась Надя. Думаешь, она ничего не заметила. Она не двигается, но, по-моему, все понимает.
Я все слышу, с трудом выговорила Ники. Надя, поди сюда!
Ники, милая, тебе и вправду лучше, сказала Надя, побежав в комнату сестры.
Ники протянула ей руку. Надя смотрела на Ники, как на божество. Она в глубине души не утратила противоестественную привязанность к сестре и была рада ее присутствию рядом. Надя схватила протянутую руку Ники и поднесла к своим губам, прильнув к ней горячим поцелуем. Как она любила эти руки! Сейчас Надя с удовольствием ухаживала за телом, которое когда-то так страстно полюбила. Она с удовольствием делала Ники маникюр и педикюр, мыла ей голову и купала, укладывала ей прическу и даже подкрашивала бледное лицо Ники румянами. Ники чувствовала себя куклой, игрушкой в руках сестры с ее извращенной любовью к ней, но ничего не могла с этим поделать, да и не так уж все было плохо. Уж лучше к ней пусть прикасаются нежные руки Нади, чем противной усатой сиделки с колючими руками и дурным запахом изо рта.
Тебе правда лучше, Ники! Ты шевелишь руками, говоришь! Это ведь здорово! воскликнула Надя. Ники, милая, ты же не сердишься на меня из-за Аркаши? Он не плохой. Ты видишь, я хотела быть только с тобой, но нам это запрещено. Женщина должна быть замужем, причем обязательно за мужчиной! Деваться некуда, а Аркаша очень милый. Его после окончания МГИМО направят в какую-нибудь европейскую страну, а я так хочу посмотреть мир. Я все детство смотрела на жизнь за окном, представляя себя птицей, которая на зиму улетает в теплые края.
В ответ Ники лишь криво, как могла, улыбнулась и пожала руку Нади. Вошла Елена Дмитриевна. Она махнула рукой, сделав дочери знак уйти. Присев на краешек кровати Ники, она ласково провела рукой по ее отросшим кудрям, сказав:
Бедная девочка. Сколько же ты еще будешь страдать? Ники, тебе нужно специальное санаторное лечение. Хорошо бы даже на Мертвом море. Но, к сожалению, у нас не хватает денег. То, что оставила тебе бабушка ведь еще здесь, в квартире?
Ники в ответ изобразила кривое подобие улыбки и устало закрыла глаза, давая понять, что не намерена отвечать на этот вопрос. Елена, скрипнув от досады зубами, ушла ни с чем. Она еще несколько раз пыталась поднимать эту тему, но реакция Ники оставалась такой же. Ники твердо решила передать бабушкины деньги Кириллу, когда он выйдет на свободу, чтобы хоть как-то компенсировать причиненный ему вред.
Здоровье Ники восстанавливалось, но очень медленно. Прошло два года, прежде чем она смогла самостоятельно сидеть в инвалидном кресле, восстановила речь и могла полноценно двигать руками. Бесконечные часы погружения в себя и глубоких раздумий изменили Ники до неузнаваемости. Она обнаружила в себе много такого, о чем раньше даже не догадывалась.
Ники открыла для себя истину, что не важно, насколько мы ничтожны в масштабах Вселенной. Имеет значение лишь то, что мы значим для самих себя. Мы часто кажемся себе микроскопически маленькими лишь потому, что недооцениваем себя. Но мы богаты и речь идет совсем не о деньгах. Каждый человек по-своему талантлив, а, может, и гениален, даже если в какой-то период жизни он не подозревает об этом.
Ники долго металась по жизни, гоняясь за призраком свободы и впадая из крайности в крайность. Оставшись наедине со своими мыслями и чувствами, она много размышляла о своей жизни, о том, что сделала, что не нужно было делать и о том, что она не успела сделать. Что и кому она пыталась доказать всю свою жизнь? Вся беда Ники заключалась в том, что никто ей не открыл одну банальную истину: никогда и никому не нужно объяснять, что ты не верблюд и у тебя не два горба. Для того, чтобы понять эту нехитрую истину, у каждого найдется под рукой обыкновенное зеркало. Если смотреться в него почаще, можно еще и не забыть, что ты рожден, чтобы быть человеком.
Ники спешила жить, чтобы удивить мир. Как выяснилось, у него для этого шансов оказалось намного больше. Ники примирилась с собой и своим нынешнем существованием, но лишь перестав жалеть себя и оплакивать утраченное, она научилась заглядывать в себя, как и замечать то, что происходит вокруг. Тогда произошло чудо! Вселенная открылась ей миллиардами новых ощущений и идей. Ее словно захлестывала какая-то невидимая волна энергии. Знакомые слова стали складываться в стихи, а звуки в чудесную музыку.
Ники попросила свой ноутбук и Елена Дмитриевна с удивлением наблюдала, как менее, чем за час пустой белый экран дисплея покрылся строками стихов, а прочитав их, перекрестилась и была готова бежать в церковь ставить Богу свечку в благодарность за сотворенное Чудо.
Стихи Ники действительно были прекрасны и трогали до слез. Ники также все время тихонько мурлыкала себе под нос какие-то незнакомые мелодии, а ее глаза при этом сияли, как звезды. Она сожалела, что в квартире больше нет бабушкиного черного рояля, но, даже если бы он оставался в центре гостиной, ей не по силам было бы играть на таком крупном инструменте.