Всё, отключаюсь!
Нет, ты подожди. Нет, подожди. В качестве аванса я готов рассмотреть вопрос Тьфу, что за человек! Пятнадцать листов
Отключаюсь! К чёртовой матери и никаких
Хорошо, десять! Восемь! Или рецензию Да, отрецензируй! Молодой автор, вылитый ты в молодости. Очень перспективен, очень! Я пришлю его рукопись по электронной почте. Двести долларов, Миша. Как минимум! Рецензию я покажу своему партнёрту, он ценит твоё слово. Он всё то, что ты Двести, Миша! Как напишешь сразу на счёт. Ты меня знаешь!
Остынь, Игнат!
Михаил нажал на кнопку и отбросил телефон.
С тяжёлым стоном рухнул в постель и, закутавшись в одеяло, лежал неподвижно минуты три.
Потом вылез, встал на четвереньки и, захихикав так глупо, что самому стало противно, пополз по полу, выискивая залетевший под кресло мобильный.
Нашёл. Отправил по СМС: «ОК».
Сидел на полу, прижавшись спиной к тёмным, влажным брусьям насквозь пропитанной ливневой водою стены.
И пряный запах подгнивающего дерева кружил ему голову.
Он поклёвывал носом, посапывал и едва уже не заснул, как звонок, ожидаемый, но всё же резкий и оглушающе громкий (хотя, быть можем, лишь в полудрёме показавшийся таким) разбудил его.
Он вздрогнул и, не открывая глаз, поводил по полу рукой, нащупывая заходящийся в надоедливой трели аппарат.
«Сменю мелодию, сменю. Сколько раз хотел»
Да
Вот и хорошо! как ни в чём ни бывало продолжал Игнат, ничуть не смущённый столь грубым и совсем даже недипломатичным окончанием предыдущего разговора. Вот и здорово! Очень правильное решение! Я минут через десять перешлю тебе текст. Проверь электронную почту. У тебя же есть доступ? Да о чём это я говорю! У тебя должен быть доступ! Только М-да Только одна просьба: рецензия должна быть положительной и развёрнутой. Да, развёрнутой, страниц на десять в формате Сам знаешь, не мне тебя учить. Парень этот Как сказать-то В общем, не простой. Совсем не простой. Подробности потом Всё потом объясню. Ты, главное, сработай на совесть. Ты умеешь, я знаю. Грамотно похвали, поддержи, отметь
Мелькнула вспышка и секунды через две сквозь водопадный шум ливневых струй донёсся тяжёлый, лениво перекатывающийся грохот дальнего грома.
О, это чего там? Гроза у вас?
Гроза, подтвердил Искандеров. Прямо вот с вечера. И всю ночь, наверное, будет.
А у нас снегом всё замело, грустно ответил Игнат. Эх, вот и мне в тропики! Да дела всё, дела Это ты у нас птица вольная. Взял и улетел. А я Так сделаешь?
Послезавтра будет готово, ответил Михаил. Ты, главное, на карточку
Помню, помню! радостно подтвердил Игнат. Пока, пока!
И повесил трубку.
Повесил поспешно.
Видно, испугался, что Искандеров передумает.
А Михаил
«Нет, всё правильно. Деньги нужны».
Принял душ, почти час выстаивая под прохладными, слабенькими струями пахнущей тиной и многолетней ржавчиной воды, которая из смесителя текла сразу во все стороны, частично выливаясь и в шланг.
Вытерся махровым, белым с красными драконами, полотенцем.
На сон грядущий долго стоял у открытого окна и курил, сбрасывая пепел на качающиеся под серым потоком небесной воды банановые листья.
А потом лёг в постель.
Он думал, что ночь будет бессонной, как и прошлые две.
Но почти сразу уснул.
И снилось ему
Вениамин посмотрел на часы.
«Уважаемые дамы и господа, прибытие рейса номер пять-два-четыре из Москвы в аэропорт Нарака задерживается»
Вот этого мне и не хватало!
«на три часа. Информация о прибытии»
Нет, вот только этого мне и не хватало! Именно этого!
«передана дополнительно. Данные на табло обновляются»
Вениамин часто-часто заморгал, почувствовав сначала лёгкое жжение, а потом и сильную резь в уголках глаз от затёкшего на края век липкого, словно кислота обжигающего кожу и слизистые пота.
Этого
Вот только не надо сейчас тереть уголки глаз. Это ошибка, большая ошибка.
И очки не снимать. Чтобы не было искушения притронуться грязными, покрытыми пылью пальцами к ноющим глазам.
«Чёрт, когда же они отрегулируют кондиционеры! На туристах экономят, на пассажирах, на кормильцах и этих как их поильцах»
Мысли совсем спутались.
«Три часа»
Толкавший доверху гружёную синими пластиковыми чемоданами тележку толстяк в красной, обвисшей, тёмными потовыми пятнами покрытой футболке пытался объехать его
Ну ты, это! и Вениамин погрозил ему пальцем.
не справился и скрипучая аэропортовая тележка краем задела его.
Сорри, пробурчал толстяк, поправляя съехавший набок чемодан, что с трудом умещён был им на самый верх багажной пирамиды.
Ты, это
Впрочем, от жары, огорчения и общего бессилия ругаться не хотелось.
Я тут шефа жду, встречаю Не просто так! А ты вот
И он ещё раз погрозил толстяку. На этот раз кулаком.
Аполоджайз, пробормотал толстяк.
Поспешно поправил футболку, некстати задравшуюся и предательски открывшую постороннему и совсем недружественному взгляду изрядно заросший тёмными волосами, колышушийся от волнения и непривычного физического напряжения живот.
И насколько мог быстро пошёл прочь, с усилием толкая тележку, и оглядываясь испуганно на грозившего ему кулаком мрачного господина в белом, не по куротному строгом, на все пуговицы застёгнутом костюме и тёмных, элегантно-гангстерских очках.
А тебе такой аполоджайз покажу! прошипел ему вслед Вениамин. Век не забудешь!
Похлопал ладонью по брюкам. Осмотрел их внимательно. Убедился в том, грязная тележка каким-то чудом следа на них не оставила.
И успокоился, отмякнув сердцем, и на время (секунд на пять) забыв даже о надоедливой рези в глазах.
Подошёл к серебристой колонне кондиционера. Щекою прижался к перфорированной поверхности металла.
«Хорошо!»
Приятно-леденящий воздух мягко погладил кожу.
Вениамин замычал и блаженно зажмурился.
«Хорошо-то как!»
Он стоял так, прижавшись к ледяной колонне, минут десять, не в силах оторваться от спасительной прохлады, и даже от избытка чувств периодически обнимал её, по-кошачьи мягко поводя щекой по перфорированной поверхности металла.
Потом открыл глаза, испуганной и ошарашенно захлопал веками и прошептал хрипло:
Букет! Мама дорогая! Для Ирины, для супруги Не простит шеф, он же бюджет на встречу выделил! Господи
Мистер, упаковка багажа! певуче потянул на ломаном английском вставший рядом с ним смуглый паренёк в цветастой тамильской юбке. Донесу недорого! Аэропорт, мистер! Терминал А! Терминал Б!
Отвали, негодный! прошипел Вениамин и со всех ног кинулся к выходу из здания аэропорта, расталкивая сонно бредущих ему навстречу пасажиров.
Достав на ходу мобильный, он набрал номер водителя и в паузах между судорожными вдохами выкрикнул:
Это я. Где? На парковке? Не уехал? Здесь? Стой, я сейчас!
Остановился на секунду и, переведя дыхание, произнёс:
Цветы забыли. Букет. Жене генерального.
«И хорошо, что рейс задерживается» подумал Вениамин.
Тем утром он проснулся необычно рано, в половине девятого.
Необычно.
Он привык уже к неспешному, замедленному до крайности течению жизни в этом маленьком курортном городке. Привык к тому, что в этих разморенных вечным солнцем местах минуты из древнего сосуда времени стекают медленной, тягучей патокой, так что и самым ленивым взглядом можно отследить размеренное, долгое, усыпляющее движение их.
Привык (и быстро привык) он к тому, что никуда не надо здесь спешить. Стремиться. Бежать.
Нечего ждать. И желать уже ничего.
Всё уже есть. И всё было. А будет
Только ещё одно утро. И ещё один день. И ещё один жаркий полдень. И ещё один душный вечер.
Ну, разве что Вечер с грозой. А полдень не на пляже, а в городском парке.
Патока времени останется всё такой же густой. И медленным будет течение её.
Ровным и вечным.
И потому научился он поздно вставать. Чем позже встаёшь тем меньше надо прожить. После полудня остаётся маленький, совсем маленький кусочек дня.