Ольга Николаевна вытряхнула кое-какую мелочь из сумочки: все больше медяки на ладони. «Мелочь эта последняя, на троллейбус хватит, обратнотоже, до зарплаты неделя, надо биться над кандидатской, чтобы не занимать без конца деньги. Ах да, я ведь заведующая! Сегодня, однако, еще придется занять» И вскочила в троллейбус.
Три дня, пока болела мать, вы, Ольга Николаевна, не показывались на улице Машковатак ли много, если ухаживаешь за матерью? Даже не звонили ни разу, такой ужас всегда вас охватывает. Ноги у нее неважные еще с войны. В войну сложилось так, что вместе с мужем и вами, трехлетней, мать эвакуировалась на Урал, где должна была забыть, что она физиолог, и вспомнить о других своих познаниях. Она стала экономистом на оборонном заводе. И вот еще шла война и только сдвинулась, схлынула с полей Украиныпотребовались новые руки для дополнительных цехов. Татьяну Федоровну послали на Украину вербовать работниц. Как вербовать? Что делать? Да и кого она могла набрать? Тех, кто вырос, будто репейник под небом, в безотцовщине, часто без родительского крова, без матерей, без школы Девочки, девчонки, подросшие за четыре диких года, с психологией беспризорниц, изломанные оккупацией, все здоровые, как могут быть физически здоровы украинки, даже вскормленные на одной картошке. Таких-то было много! И нужно было везти их в теплушках через всю страну, и кормить, трясясь и охраняя целый чемодан денег, и довезти до места, а ведь любая из них могла прибить худую, недоедающую, пусть и двужильную женщину. Эта отчаянная орава девок, которую она все-таки выгрузила на уральской станции, уже через год смогла переродиться среди новых людей: все повыходили замуж, нарожали детей, стали прекрасными семьянинками Татьяна Федоровна называла потом эту свою поездку «походом на глубину вброд, не боясь, что накроет с головой». Только с ногами случилось тогда несчастьеобморозила: валенки у нее стащил кто-то из девчонок, и последние десять лет этот случай, столь мизерный на весах минувших бедствий, все чаще и чаще аукается, и только рукам дочери еще удается делать какие-то чудеса.
Три днямалый срок. И вы не предчувствуете никаких перемен, Ольга Николаевна, за быстро мелькнувший промежуток. Но перемены вас ждути вы входите в привычные ворота больницы, ловя слухом какие-то новые звуки, угадывая по ним суету, ералаш. Они вас не очень тревожат, пока не войдете в здание и не увидите, что по коридору везут каталку с вашим больным. Вы удивленно останавливаете санитара, даже хватаетесь за ручку каталки. Накрытый одеялом, улыбается больной Позолотинжизнерадостный человек.
Что вы мне, доктор, разъясняете? сказал он как-то, самим тоном показывая, что он просто веселый собеседник и на него обижаться не следует. Есть всего три болезни на свете: простуда, лихоманка и надсада.
Ну, в данном случае
В данном случае тоже надсада. Я не учел сопромата своего хребта. Кроме того, когда я поднял чересчур большую тяжесть, то еще споткнулся и брякнулся
Позолотин выздоравливал быстро: травма оказалась не слишком тяжелой, главное же его лечил собственный характер. И сейчас видно: он ждет вопроса, чтобы удачно ответить. Но вы спрашиваете не его, а санитара:
Куда катишь? Что это тут творится? Кто это своевольничает?
Позолотин открывает рот.
Помолчите! обрываете вы его.
Санитар, медлительный в разговоре, с запинкою отвечает, что так распорядился главврач, что сейчас он куда-то уехал, вызвали, что будут что-то рушить, расширять, пробивать, соединять, подстраивать. Все с сегодняшнего дня.
И уже начали
Вы смотрите, как увозят Позолотина. Незримый пожар идет по больнице! Эвакуация! Переносят койки, передвигают, перевозят ваших больных, освобождают ваши помещениядве тесные, правду говоря, невозможно тесные палаты. Все это тысячу лет назад пора было переделать, расширить за счет подсобных помещений или даже пристроек к зданиюда и собирались, давно собирались, так давно, что уже забылось. И вот, пожалуйста, с бухты-барахты, уже первые рабочие оббивают штукатурку, и кто-то ставит крепежные стойки, упирая их в потолок, и прораб раскомандовался, не обращая на вас внимания. Было когда-то: намечалось на время переделок переместить ваших больных в дворовый флигель, где помещались кое-какие службы и маленькая лаборатория Татьяны Федоровны. Но еще два года назад там лопнули трубы, был потоп, флигель пришел в аварийное состояние. Он был так стар, что не имело смысла ремонтировать. И сломали.
Теперь вашим больным деваться некудаостается их расселить по разным палатам. Вам, конечно, неудобство. Еще неудобнее больными тем, кого «уплотняли», и тем, кого вселили. Травма спинного мозгане только тяжелое зрелище для других, но и особый быт пострадавших, особый уход за ними и постоянная их физическая тренировка. Больной Позолотин шутит, что есть всего два способа лечения всех болезней: подобное подобным и противное противным. Однако и он затрудняется классифицировать, что это такое, когда сам по восемь-девять часов в сутки своими здоровыми руками сгибаешь и разгибаешь свои же парализованные, онемевшие, ставшие чужими ноги. Даже смотреть со стороны утомишься И что же, поместить новую больную, болгарку, в набитую людьми палату?
Так уж ведется в вашей жизнивы это давно заметили: одной рукой обстоятельства что-то дарят, другойотнимают, соблюдая некое равновесие. Не вознесешься!.. Сегодня Татьяна Федоровна сказала потихоньку одну фразу насчет «глубины» и «брода». Это старая историяона из вашего детства. Но и сейчас ярка в памяти.
Вы помните себя у реки. Вам десять лет. Вас почему-то не взяли на другой берег, и в обиде на отплывающего на лодке дядю Веню, не умея плавать, вы бросаетесь в реку, идете вслед, и взрослые сидя там, в лодке, шутят, глядя на вас, и дядя Веня продолжает грести, немного сердясь, приказывая вернуться домой, к матери, а то вымокнешь и потом выпорют.
Я!.. Я все равно! ревя. За вами! Я вброд пойду!
«Вымокнешь!»«Нет, не вымокну!»рассердись, выскочили вы на берег, сбросили платьицеи в воду голая. Вы шли с еще большей обидой за то, что голая, и уже не ревя. Когда взрослые обернулись, вы уже захлебывались, продолжая идти. Виднелись ваша макушка и руки над водоймашущие. И мать, прибежав на берег, кричала в голос.
«А, это та девочка, что на глубину вброд пошла!»стали говорить про вас.
Воспоминание брызнуло светом в глаза, и вы, Ольга Николаевна, смешливо прищурились:
Опять как девчонка!..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Вертолет вынесся вверх и пошел над айсбергом, преодолевая лобовой ветер, как лодка, повернутая носом к волне. Почти сразу стал виден впереди затуманенный массив острова с пиками скал и белой полосой прибоя. Всего только на миг Нос «лодки» быстро задрался, в глаза плеснуло серое небо, всем телом Олег Николаевич ощутил резкий наклон на левый борт и явственную пустоту, «яму» под днищем.
Ничего здесь не было неожиданного. Он обдумывал «яму» на базе. И вот онопадение с гребня вихря, полет с трамплина без возможности рассчитать, которая есть у лыжника, ничем не наполненный мигодно тупое оцепенение. Как зацепиться в пустоте? Падая с пятидесятиметровой высоты, ничего не успеешь! Даже мысль «хочу жить!» придет уже под водой.
И тело ухнуло, а мысль бездействовала секунду или две, пока встающий вал океана не сжал воздух и не подкинул машину.
Так выдох относит от лица пушинку.
Вертолет набрал высоту. Медведев откашлялся, усиленно прочищая горло, и оглянулся на Кукурудзу: как самочувствие, товарищ зам?
Быть отчаянным вертолетчиком неестественно. Никогда эта машина не дает ощущения настоящих крыльев, резкой смены движенийа значит, не придаст и лихости, не одарит упоением. Вечно в ней чувствуешь себя подвешенным на нитке к небу.
Нитка чуть-чуть не оборвалась Лицо Кукурудзы, однако, было здорового цвета и столь свежим, что Медведеву самому захотелось так выглядеть.
Бодрясь, Олег Николаевич подмигнул Кукурудзе. Четвертый рейс летая над Южным океаном, налетав столько, что своими километрами мог бы опоясать экватор, он сделал кое-какие личные открытия, познал почти все возможности машины. По дрожанию рулей управления, вздрагиванию стен кабины, по вибрации сиденья, по взгляду на волны и облака он научился мгновенно определять, как ему поставить машину в воздухе или изменить направлениеи сейчас это выглядело так, будто он управлял в бурную волну парусником.