Муратов прочитал, посмотрел на Акима Морева и сказал:
Дела зовут в Москву.
А недели две тому назад Акиму Мореву позвонил из Москвы тот же Севастьянов, сообщив:
Тебя срочно вызывает Муратов.
Чего он от меня хочет?
Севастьянов отшутился:
Я не имел времени вызвать его к себе и расспросить. Пока. И положил трубку.
Так ничего не узнав, Аким Морев и вошел в комнату Севастьянова.
Тот сидел за портативной машинкой, и по тому, что работал двумя пальцами, было виднообращаться с машинкой еще не научился. Увидев вошедшего, он приветливо произнес:
А-а! Сибирячок. И, несмотря на то, что голова у него острижена наголо, ладошкой вроде убрал со лба непослушные волосы и этим жестом напомнил Акиму Мореву Муратова. Рановато, снова заговорил Севастьянов. Минут десять придется подождать. Там перед тобой два секретаря обкома. Я их предупредил, что Муратов сегодня очень занят по пяти минутхватит. Не больше. И ты, пожалуйста, не больше: за пять минут, знаешь, доклад можно сделать.
«Плохое или хорошее меня ждет?» тревожно подумал Аким Морев и проговорил:
Сам печатаешь? Машинистки, что ль, нет?
На некоторые дела машинисток не подберешь, загадочно ответил Севастьянов и вежливо выпроводил Акима Морева. Посиди там, в приемной. Как только секретари выйдут от него, иди ты. Только, пожалуйста, пять минут.
«Пять минут? Ну что скажешь за пять минут? Да что это у Севастьянова за меркапять минут? И зачем вызвал Муратов? Зачем?» раздумывал Аким Морев, ожидая своей очереди. Он так разволновался, что не сразу мог разыскать ручку двери, но, переступив порог, увидав веселое, улыбающееся лицо секретаря Центрального Комитета партии, сам невольно улыбнулся.
Садитесь. Ну, как дела? Иван Иванович как?
Запомнили? спросил Аким Морев и, глядя на круглые, висящие на стене часы, подумал: «Уже минута прошла».
Как не запомнить такого человека! продолжал Муратов. Даже рассказал о нем на политбюро. Очень взволновало: шорцы, не имевшие когда-то своей письменности, массами вымиравшие, ныне со всеми народами нашей страны построили социализм. Казалось бы говорил Муратов, задумчиво глядя куда-то вдаль, и синяя дымка его глаз еще больше светлела, казалось бы как, между прочим, некоторым и кажется надо бы, после столь тяжкого испытания, как Отечественная война, у тихой речки с удочкой посидеть. Но народ требует деятельности. Он не хочет останавливаться на полпути и настойчиво требует: «Вперед! К коммунизму!» Да, народ, как и мы с вами, не хочет сидеть у тихой речки. Муратов поднялся, подошел к огромной карте, висящей на стене, и, глядя на нее, продолжал: Ныне мы строим материальный фундамент коммунизма. Путь к коммунизму не испытан, не изведан мы впервые прокладываем его Но победа коммунизма в нашей страневеличайший праздник А люди-то живут ведь не только праздникомони каждый день едят, одеваются, отдыхают, лечатся, учат детей, учатся сами И если мы, увлекшись перспективами, забудем о буднях, народ не похвалит нас: отведет от руководства, просто прогонит. Муратов неторопливо, вдумчиво говорил о народе, о руководителях, подчеркивая что-то, что пока было еще не ясно Акиму Мореву. Аким внимательно вслушивался в слова секретаря Центрального Комитета партии, но в то же время тревожно посматривал на часы: стрелка показывала, что прошло уже шесть минут. Он заерзал на стуле, с напряжением ожидая, что сейчас Муратов скажет то, ради чего вызвал его, но тот продолжал все так же спокойно:
Вам, видимо, там неловко: солнце бьет в глаза. Пересаживайтесь поближе ко мне. Вы, кстати, учились, как мне передавали, в горном институте? Я там же учился и в те же годы. Как не встретились? Впрочем, нас было много. А не забыто то, что дал институт?
Да что вы! Если бы не знал, все равно надо было бы изучать: дело имею с рабочими, инженерами, производством.
Верно: теперь нельзя управлять заводом, не зная инженерии, как нельзя управлять колхозами, не зная агрономии.
Так они проговорили минут сорок, и только под конец Аким Морев уловил, что Муратов «испытывает» его.
Знаете что? Муратов подождал, подумал, а Аким Морев почему-то внутренне дрогнул. Знаете что? Мы хотим вас рекомендовать вторым секретарем Приволжского обкома партии. Что побледнели?
Неожиданно Но ведь там первыйМалинов? Что я около него буду делать: онглыба, а якрошка.
Малина хороша к чаю. Мать моя очень любит чай с малиной, холодно улыбаясь и глядя куда-то поверх стола, проговорил Муратов.
Аким Морев понимал, что Муратов ему о Малинове всего сообщить не может, что он полушуткой: «Малина хороша к чаю», уже на многое намекнул и этим самым сказал: «Езжай-ка, товарищ Морев, присмотрись к Малинову, а мы в это время присмотримся к тебе: как ты поведешь себя, не наломаешь ли дров. Ведь и Малинова мы рекомендовали, а теперь, вишь ты, как приходится выражаться: «Малина хороша к чаю». Все это Аким Морев понимал и, однако, настойчиво воскликнул:
Малиновгерой Отечественной войны.
Муратов заговорил уже сурово:
За геройство во время Отечественной войны Малинов получил сполна, правительство наградило его орденами, поэтому вредно напоминать: «Я во время Отечественной войны сделал то-то и то-то». Муратов снова подошел к карте, тупым концом карандаша обвел Приволжскую область, произнес: Разобраться тут надо: слишком много говорят о преобразовании природы и почти ничего не делают во имя этого. Он улыбнулся Мореву. Вы не торопитесь, товарищ Морев. Сегодня вечерком позвоните. Продумайте и позвоните. Но отказываться не советую. Перед поездкой в Приволжск обязательно побеседуйте с академиком Бахаревым: прекрасно знает Поволжье, что очень пригодится вам, говорил Муратов уже так, как будто вопрос о работе Акима Морева в Приволжской области давным-давно решен.
Но ведь я не агроном, смущенно возразил Аким Морев.
Если бы Центральному Комитету партии нужен был только агроном, мы вас не тревожили бы. Мы вас переводим из Сибири не в наказание, а потому, что нам нужны настоящие командиры на юго-востоке, особенно в Приволжской области: здесь ныне основной фронт. Муратов, поднявшись, подал руку Акиму Мореву. Подумайте. Но отказываться не советую.
Я в полном распоряжении Центрального Комитета партии, произнес Аким Морев и вышел, затем пересек приемную, заглянул к Севастьянову.
Тот встретил его упреком:
С ума сошел: сорок восемь минут вместо пяти.
Дела задержали, друг мой!
8
И вот Аким Морев подплывает к Приволжску.
Теплоход почему-то дольше положенного времени задержался в Саратове, затем в Сталинграде и потому вместо вечера прибудет в Приволжск поздно ночью. Можно было бы взять такси и предварительно осмотреть город. Но куда ночью поедешь? Да, кроме того, капитан теплохода сообщил:
Стоять будем минут пятнадцать.
Это вместо четырех-то часов, как полагается? спросил Аким Морев.
Опаздываем. Примем пассажирови пошел. Тем паче нам надо попасть в Астрахань по расписанию.
Капитана вся прислуга теплохода за глаза звала Тем Паче: любил он эти слова и втыкал их где надо и где не надо.
Предстоящая встреча с новым городом волновала Акима Морева гораздо сильнее, нежели волнует встреча с родителями, которых долго не видел, или с возлюбленной, о которой стосковался. Как его примут в этом городе? Да и примут ли? Ведь могут не выбрать. Или, что еще хуже, отнесутся к нему не только спокойно, но и безразлично: «Ну, прислали и прислали. Посмотрим, что за воробей». Волновало его и то, что он, по выражению Ивана Евдокимовича, выезжал «на передовую линию огня».
«Но ведь ты не первым будешь там», мелькнуло у него успокоительное, но он тут же вспомнил слова Муратова: «За геройство Малинов получил сполна» Почему такое отношение к Малинову? Не временно ли меня посылают вторым? Не метят ли в первые? Если это так, значит предстоит борьба: тот без боя позиции не сдаст. Да и что с ним случилось? Ведь гремел. «Гремел, да и догремелся. Нельзя в партии греметь», как будто кто-то со стороны подсказал Акиму Мореву.
Ныне он ехал в Приволжск на работу, а ведь когда-то И вдруг перед ним всплыла одна из ярких картин детских лет