Ада получает необходимые советы. Вспоминают общих знакомых. Опять же со свадьбы. Потом будем долго прощаться, приглашать к себе, извиняться, что натоптали в передней, как-то стыдливо целоваться, будто на ходу привыкая к этому ощущению.
А утром я приду на работу ободренный мирным вечером и буду расположен острить, устраивать хохмы, но тут обязательно задребезжит телефон. И кто-нибудь из проектировщиков сипловато пробасит: «Савенков, тебя. Приятный женский голос».
Я удивленно посмотрю в сторону говорившего, пожму плечами и пойду. И буду делать вид, что приятный женский голос меня совсем не волнует. И звонок этот ни к чему, работы по горло. И вообще, что за нелепая привычка звонить в середине дня?
Я вас слушаю, грубо пробормочу в трубку.
В ответ услышу мягкий голос матери:
Сынок, это я. Ну как там у вас?
И произнесено все будет таким тоном, будто и не было вчерашнего вечера и это совсем не мы приходили в гости.
«Многое происходит помимо нас», говорим мы. Ерунда. Это для успокоения совести. Все, что касается нас, помимо нас не происходит.
Началом был отпуск. Собирались ехать всей семьей. Дней за шесть до отъезда меня вызвал шеф.
Намечается интересный заказ, сказал шеф. В качестве руководителя группы я намерен заявить вас. Слышал, вы собираетесь в отпуск?
Да, то есть нет.
Шеф понимающе хмыкнул:
Перестраиваться всегда трудно, но что делать жизнь. В общем, решайте сами. Как скажете, так и будет.
И я сказал «да».
Возвращаюсь домой в скверном настроении. Я давно ждал настоящей работы. Мои отношения с шефом не назовешь дружескими. Утренний разговор отнюдь не следствие его симпатии ко мне. Отпускные месяцы. Братья по оружию ковыряют пяткой пляжный песок. На этом фоне я самая подходящая кандидатура. Начни я сомневаться, еще неизвестно, что бы сказал шеф завтра: «Не терзайтесь напрасно. Все мы люди. Поезжайте в отпуск, я передумал». В моем положении не приходится выбирать. Я сказал «да».
«Да» я согласен. «Да» летит к чертям отпуск. «Да» не просто очередной отпуск, свадебное путешествие. Ада мне этого никогда не простит. Да, дорогой, многоуважаемый шеф, я согласен, потому как не намерен упустить случая. Я докажу вам, «строптивый Бенуа», сколь велика ограниченность ваших любимчиков. Ада поймет меня. Она обязана меня понять. Есть еще папа, я могу рассчитывать на его поддержку. Наука превыше всего папа оценит.
И ничего нельзя изменить?
Ничего.
Ада отворачивается к окну. Стою как истукан. Я так старался, я даже нарисовал этот город-спутник. Листы бумаги как белые заплаты, ими усыпан пол.
Поступай как знаешь, говорит Ада. Я слышу глухое всхлипывание.
Ты должна быть тщеславной! кричу я. Неужели тебе хочется быть женой заурядного ремесленника? У нас впереди сотни отпусков.
Возможно, но этот первый.
«Ну хорошо. Я откажусь. Куда запропастился этот всевидящий, всезнающий папа?!»
Неужели так сложно понять меня?
Почему же, говорит папа, тебя понять несложно. Весь вопрос, надо ли тебя понимать. Ты еще не научился жертвовать. Папа замечает мой протестующий жест. Жертвы приносились, верно, но это случалось помимо тебя. Так складывались обстоятельства: война, болезнь матери. То были другие жертвы. Теперь ты отвечаешь не только за себя. Папа не договаривает, выразительно кивает на дверь нашей комнаты. Спит?
Да, неохотно отвечаю я.
Ты пробовал ее убедить?
И слушать ничего не желает.
Странные вы люди. Обрадуйся она твоему решению: «Вот и прекрасно, я поеду одна». Неужели это не обидело бы тебя? Всякое я прочел бы на твоем лице: боль, горечь обиды, разочарование, злость, но уж никак не радость. Ты стал бы осуждать ее, почувствовал бы себя оскорбленным. Разве не так?
Возможно, соглашаюсь я.
Вот видишь. Надо ценить искренность, мой друг.
Значит, я должен отказаться от проекта?
Вряд ли. В твоих рассуждениях, я имею в виду работу, есть логика. Отказываться не нужно. Постарайся, однако, понять и ее. Жертву приносит все-таки она, а не ты.
Господи! Но я тоже лишаюсь отпуска. Я сам предложил эту поездку.
Верно, но ты имеешь завидную компенсацию: интересную работу, способную увлечь тебя. Она же только теряет. Ни я, ни кто другой не восполнят твоего отсутствия. Жаль, конечно, но такова жизнь. Больше папа ни о чем не говорит, трет раскрасневшиеся веки. Хватит, пора спать.
Последние наставления, последние советы: как отключать холодильник, где квитанции на квартплату, сколько раз поливать цветы. Впитываю бесценную информацию и краешком глаза смотрю на часы. Неужели она мне так ничего и не скажет? «Внимание! Продолжается посадка на самолет, вылетающий рейсом» Ну вот, пора прощаться. Отъезжающие налево, провожающие направо. Папа хлопает меня по плечу. Папа оптимист. «Давай, давай», вдохновляет папина улыбка. И я подчиняюсь, даже пробую шутить. Смеется, правда, один папа. Ада молчит. «Вниманию пассажиров! Заканчивается посадка на рейс»
Отдать швартовы! шутливо выкрикивает папа.
Пока, говорит Ада и чмокает меня в щеку, словно провожает племянника к троюродной тете.
Пока, киваю я.
«Сторонись!»
Ну вот и, все вещи повезли на погрузку. Папа оборачивается, машет мне из окна автобуса:
Выше нос, Росси!
Самолет улетел, провожающие разошлись, а я вот стою. Московское время восемь часов двадцать пять минут. Мне пора: в десять вызывает начальство. Шеф собирает всю группу. Ему не терпится сообщить, как он рад за нас, как он завидует нам. «Такого заказа можно ждать десять лет и не дождаться, скажет шеф. Вы родились в рубашке. Больше дерзости, долой догмы». Еще слово, и мы ринемся строить баррикады прямо на улицах. На языке шефа это называется взбодрить группу. А потом Изюмов откроет коробку «Казбека» и предложит всем закурить. «Вот такие дела, коллеги». Коллеги сидят вокруг массивного стола и дисциплинированно курят. «А вдруг нам действительно повезло?» думают коллеги. Изюмов не глядя вытаскивает из картотеки нужный бланк и сообщает нам сметную стоимость строительства. Лихорадочный блеск в глазах коллег медленно, но уверенно затухает. Так бывает всегда. Сегодня тоже будет так.
Если говорить отвлеченно, в моем ожидании нет ничего предосудительного. В конце концов, виноват во всем папа. Кто его тянул за язык? Он и самолет назвал, и время прибытия. Значит, папа на что-то рассчитывал, иначе зачем говорить об этом. Эх, папа, папа, вы мыслите старыми категориями. Так недолго и просчитаться. Ровно через тридцать минут в аэропорт Домодедово прилетает сестра Лида. Я, Кеша Савенков, встречаю ее. Мне не следовало этого делать, но папа назвал номер рейса и время прибытия. Ничего не попишешь, пойду куплю цветы. Уже сообщили: совершил посадку. Самолет тяжело разворачивается и ползет прямо на меня. По лупоглазой тюленьей морде стекает крупный июньский дождь.
Где-то в глубине души понимаешь: все оправдано, все объяснимо. Ждешь облегчения, а его нет и куда ни глянь не будет.
Невероятно! сказала она и взяла меня под руку. Телепатия какая-то. Я все время спала, а как стали снижаться проснулась, открыла глаза и подумала: «А вдруг меня кто-то встретит? И вдруг этим «кто-то» будешь ты?»
Понимаешь бормочу я.
Сестра Лида перебивает:
Не надо. Пусть лучше так. Сейчас ты начнешь объяснять, и все окажется случайностью, стечением обстоятельств. Не надо. Самолет из Свердловска задерживается, идет дождь, а ты вот стоишь и ждешь, потому что этим самолетом прилетаю я. Похоже на сказку, правда? Ну и пусть. Сказки для того и существуют, чтобы в них верили.
Заказ действительно оказался фантастическим. Предлагалось спроектировать четыре города-спутника, окружающие крупный промышленный комплекс Сибири. Предложили замкнутый кольцевой вариант бесконечного города. Идея показалась интересной. Состав групп утвердили. Я принял бразды правления, мы начали работать.
Меня спасает работа. Наши отношения с сестрой Лидой невозможно определить в двух словах. Мы всегда порознь и в то же самое время всегда вместе. Я уже сказал: папа человек с другой планеты. Ада не пишет. Мама расспрашивает, недоумевает по поводу моего внезапного решения остаться в городе. Упрекать не упрекает, однако соглашаться с моими доводами не торопится.