Куда же ты пойдешь?
Пойду к Днепру, потом к Сожу, а там будет видно: может, поеду на пароходе, может, пойду дальшепо шоссе.
Ты с ума сошел! Через лес и болото, на ночь глядя? Не пущу! Не пойдешь!
Она решительно встала у двери, Он усмехнулся, взял портфель, надел кепку.
Командуй кем-нибудь другим!
Ты дурень.
Ну конечно, я дурень, потому что есть более умные.
Боже мой!.. простонала она, но, видимо, поняла, что задержать его невозможно, и отошла от двери. А обед? Ты уйдешь, не пообедав? вдруг вспомнила она.
Роль мученикастрашная и смешная роль: такой человек бесконечно придумывает себе новые страдания.
Не нужен мне твой обед!
Он проговорил это с таким злобным упрямством, что Саша еще больше испугалась. Может, попросить его остаться, поклясться, что она любит его одного, убедить, что все, о чем он думает, глупости? Нет, у нее тоже есть самолюбие! II хотя ей, возможно, было во сто раз тяжелей, чем ему, и хотелось плакать, она сдержанно и сурово сказала:
Что ж, коль ты такойиди!
Ему очень хотелось спросить: какой такой? Но побоялся, что это может стать шагом к примирению.
Дай я положу тебе яблок на дорогу
Не надо мне яблок твоей скупой хозяйки!
Яблоки не хозяйкины, яблоки мои!
Она вырвала из его рук портфель и пошла за печку, где находилась ее кровать. Выйдя оттуда и отдавая левой рукой портфель, она протянула ему правую:
Иди. Будь здоров.
Она боялась, что не сможет сдержать слез, и хотела, чтобы скорее все кончилось.
Он крепко пожал ей руку, быстро повернулся и пошел через кухню мимо удивленной хозяйкиной дочери, которая, вероятно, слышала их разговор.
Он прошагал через сад и уже вышел на дорогу, когда вдруг услышал позади Сашин голос:
Петя!
Он остановился. Она приблизилась, пристально взглянула ему в глаза, вероятно ожидая, что он скажет. Петро молчал. Она обняла его, крепко поцеловалавпервые поцеловала сама. Потом повернулась и быстро пошла назад.
Ошеломленный, он чуть не бросился вслед за ней, но упрямство превозмоглосмешное юношеское упрямство!
III
Можно себе представить, какое было у него настроение, когда он шел по пыльной дороге к Днепру. По самая страшная мысль пришла к нему на высоком крутом берегу, с которого открылись широкие просторы приднепровских лугов, густо уставленных стогами. Она пришла вдруг, с каким-то болезненным толчком сердца: а что, если ее поцелуйэто последнее «прости»? Чем больше он думал об этом и вспоминал подробности, тем больше убеждался, что это так. И сразу потемнели для него и солнце и ясное небо, потускнела днепровская вода. Когда старый рыбак перевозил его через Днепр, Петру хотелось, чтоб узкий челн, называемый в народе душегубкой, опрокинулся и чтобы он, Петро, утонул. Нет, совсем погибать он не желал! Хотелось, чтоб рыбаку только показалось, будто он утонул, а в действительности он бы незаметно выплыл. Ему нужно это для того, чтобы тайком подсмотреть, как примет весть о его смерти Саша. Осталась ли в ее сердце хоть капля любви? Если нет, тогда дело иное, тогда можно утонуть и навсегдабез нее и ее любви жизнь казалась невозможной.
Вероятно, у него был очень грустный вид, потому что рыбак заботливо спросил:
Не болен ли ты, хлопец?
Он спохватился:
Нет. Я шел издалека и устал.
И опять так задумался, что, когда перебрались через реку, забыл рассчитаться с рыбаком. Рыбак смолчал, видимо, понял, что с парнем творится что-то неладное.
Не спрашивая дороги, Петро тронулся по той, которая попалась ему на глаза и вела от Днепра на восток, в глубь леса.
Правый берег реки высокий и безлесый, а все левобережье и междуречье Днепра и Сожакрай лесов, болот и песков. Почва тут неурожайная, пустая и колхозы слабые. Районные руководители, когда речь заходила об этих деревнях, махали руками: «В междуречье? Что вы! Ничего там не сделаешь! Пустыня! Туда только и приятно съездить рыбку половить»
До войны человека поражал вид здешних деревень: среди леса стояли старые, покосившиеся хаты с бедными огородами. В степных деревнях за двадцатьтридцать километров отсюда дома были один в один, новые, окруженные садами. После войны облик деревень изменился. Это были годы, когда строились и те, кому негде было жить, и те, кто имел крепкую крышу над головой, все заразились горячкой строительства. Естественно, что те, у кого лес был под боком, отстроились лучше и быстрей. Облик деревень в бедном междуречье стал более пригожим. Да и не так уж беден этот край! Не зря тут селились наши предки. Почва-то песчаная, а зато сколько других выгод! Широкие луга, леса, реки и озера, трава и деревья, рыба и зверьвсе есть. С незапамятных времен места эти славились рыболовами, охотниками, плотниками, бондарями, корзинщиками и другими мастерами. Несколько деревень в междуречье носят название Рудня: Рудня-Маримонова, Рудня-Каменева И названия эти не случайны: вокруг деревень находят большие залежи шлака. Когда-то давным-давно вольные казаки Богдана Хмельницкого завозили сюда по Днепру и Сожу руду из Кривого Рога, а может, и находили ее где-нибудь поближе. Леса же для угля здесь всегда хватало. И в этом лесистом уголке белорусской земли выплавляли они сталь для оружия.
Несчастный влюбленный шел, не замечая ни красоты, ни особенностей междуречья, не в пример автору, который, увлекшись, отступил от темы. Действительно, скажешь ты, читатель, при чем тут облик хат, рыбаки и бондари, казаки Богдана и руда, если речь идет о любви? Благо были бы рассуждения о красоте приднепровских дубовых рощ и сосновых боров, о березах с первой позолотой листьев. Но автор сам сказал, что герою было не до любования природой. Что поделаешь, дорогой читатель, у каждого своя слабость, и эта слабостьсказать при случае и без случая о родных местах, о сосновых лесах, где прошло твое детство, о лугах, где впервые отбивал косу и узнал, что пот солон, о полях и тропинках, по которым бегал на первое свидание, видимо, есть у всех.
Лес кончился. Началось сухое болото, с высокими кочками, старыми обгорелыми пнями и большими огороженными стогами сена. Через болото шла едва заметная тропинка. Возможно, унылость пейзажа встряхнула парня, вернула к действительности: куда он идет, куда выведет его тропинка, где он будет ночевать?
«В стогу, твердо решил он, все еще чувствуя себя в роли мученика. Среди болот С волками, чертями и лешими Назло тебе», погрозил он Саше. Вспомнив о волках, он невольно оглянулся назад, на солнце. Оно висело низко над лесом, красное, затянутое мутной дымкой: должно быть, где-то невдалеке горели леса пли торфяники. Такая сумеречная тишина и безлюдье всегда вызывают в человеке тревогу и страх: кажется, что где-то произошло или вот-вот произойдет большое несчастье. Почувствовав тревогу, Петро подумал, что ему надо вернуться и переночевать где-нибудь в приднепровской деревне. Он устало сел на пень. Буря, бушевавшая в душе, постепенно утихла. Он почувствовал, что хочет есть и пить, особенно пить, и вспомнил о яблоках, положенных в портфель Сашей. Несколько минут он с глубоким философским раздумьем решал: может ли есть эти яблоки или нет? Наконец решил, что имеет право съесть их. Он открыл портфель, и кровь ударила ему в лицо. Сначала он растерялся, потом возмутился. Как! Она осмелилась положить ему деньги после того, как чуть ли не выгнала? Что этоиздевательство, насмешка? Не нужны ему ее деньги!
Он злобно скомкал пятерки и выбросил их под куст. И, не коснувшись яблок, с прежней решимостью зашагал дальше по узкой и неровной тропинке.
Вскоре им овладело сомнение: правильно ли он поступил, выбросив деньги? И кому нужен такой жест среди болота? Ему стало жалко денег, не потому, что это деньги, которых ему всегда не хватало, а потому, что они Сашиныее первый трудовой заработок. Рассудив, он убедил себя, что было бы просто нелепо класть деньги с целью издевательства, и, конечно, Саша положила их, искренне желая ему помочь. Как просто она сказала, узнав, что на практике они остались без денег: «А ты мог бы написать мне, и я прислала бы тебе на дорогу» Еще неизвестно, является ли ее поцелуй последним, прощальным; может, совсем наоборот! Подбодренный этой мыслью, он повернул назад, хотя и прошел уже около километра, и подобрал деньги. Он любовно разгладил скомканные бумажки, положил в карман и решил, что тратить их не будет, а оставит на намять. Однако обстоятельства заставили его позже нарушить обет и купить на эти деньги туфли, потому что старые за время путешествия совсем развалились.